Конечно, вряд ли именно Тит «поднял возмущение». Скорее всего, он и бежавшие с ним от Никона монахи примкнули к уже бунтующим соловчанам. Как они смогли попасть на остров? В рукописи описана совершенно фантастическая история прибытия «Тита сотоварищи» на Соловки: «Сколотили они крепкие струги и поплыли водой к монастырю. Издали увидали царевы ладьи и испугались, что не пробраться им на остров. Тогда сказал Тит „заговор на воду“, призвав и Поренуту, и Триглаву, и многих старых богов. И встали воды и закрыли путников от царской дружины». Если вспомнить о том, что Тит многому научился у Велесовой волхвы, можно поверить в такое чудо. Однако следует учесть, что спутником Тита был инок именно из этой обители, а значит, он наверняка знал тайные подземные ходы в монастырь. Так или иначе, но «прибыли они к соловчанам и стали во всем им помогать».
Чем же мог помогать Тит? Конечно, его искусство врачевателя снова пригодилось. Вот как это описано биографом: «Жил при обители хромой Киликейка (монастыри имели так называемые странноприимные дома, где жили одинокие немощные старики, калеки, юродивые или дети-сироты, которые выполняли несложные работы, за что получали кров и пищу). Страдал малец болезнью ног, кои изъела ржа (видимо, у него было какое-то кожное заболевание типа фурункулеза или экземы). Взял того Киликейку Тит и семь ден мазал язвы. И такой дух стоял от убогого, что иноки серчали и говорили, что воздух смердит. Тит же показывал (им) ноги мальца и говорил, что к вони привыкнуть можно, а муки терпеть — нет. И те монахи уважали Тита за его редкий дар и шли к нему со своими немочами». Эта запись может означать следующее: Тит приступил к работе сразу же, как только прибыл в монастырь. Это характеризует его не только как добросовестного врача, но и как человека, не могущего сидеть без дела.
Интересной личностью оказался и спутник Тита — «Соловецкий чернец». Про него написано немного, но стоит обратить внимание на некоторые замечания: «Инок неотступно был при Тите. И все, что бы тот ни делал, записывал тщательно. И помогал ему во всем: толок травы, перевязывал раны, носил воду и во всем старался угодить. Вскорости и сам отважился врачевать и в том стал Титу как правая рука». Видимо, монах попросил Нилова обучить его врачеванию и оказался способным учеником. А что же мог записывать чернец? Может быть, рецепты зелий или способы составления лекарственных сборов, а может, параллельно описывал и судьбу Тита, ведь как-то узнал наш безымянный биограф о многих интимных подробностях его жизни. Впрочем, это неважно, ведь самое главное, что мы получили возможность узнать о «русском Нострадамусе» и более внимательно всмотреться в то время, когда он жил.
По всей видимости, Тит в своей деятельности прибегал и к заговорам. Он «шептал на кровь» (с помощью каких-то заклинаний останавливал кровотечение) «и звал погоды» (видимо, творил заклинания, которые могли помочь монастырю продержаться за счет природных стихий). Но неужели монахи могли спокойно относиться к языческим «богопротивным» действиям Тита? Или для достижения цели все средства хороши? Конечно же, нет. Вот что говорится в рукописи: «Звал его (Тита) к себе игумен (настоятель монастыря) и укорял за богохульство и хотел наказать его и прогнать со двора, да пришли монахи и показали исцеленные раны и просили для него милости». В общем, это довольно слабый аргумент, ведь русские христиане середины XVII века, тем более духовные лидеры Церкви, скорее предпочли бы мучительную смерть, нежели согласились на исцеление «колдовскими» средствами. Почему же монахи «просили» за Тита? В рукописи на этот вопрос дан однозначный ответ: «Пошло моровое поветрие (видимо, какая-то эпидемия). Тит не брезговал зараженными и ходил к ним и давал пить зелье. И сам игумен слег в немочи и велел позвать к себе Тита. Тот пользовал его и излечил, что игумен назвал чудом». По тем временам признание сановным церковником чуда рассматривалось почти как причисление человека к сонму «святых мужей», наверное, именно поэтому Титу и не запретили заниматься врачебной практикой, и монахи стали «оказывать ему всякую помощь и великое уважение». Конечно же, Нилов не заставил их раскаяться в этом: «Много чудесного он сотворил на Соловках. Сращивал кости (видимо, лечил сложные переломы). Штопал раны. Когда не осталось ни нитки шелка, рвал из бород и грив монахов волосья и ими шил». Как ни парадоксально это звучит, человеческими волосами действительно можно зашить рану — подтверждением этого являются свидетельства врачей, которые во время Второй мировой войны практиковали подобное. На самом деле, если бы биограф смог более подробно раскрыть необычные целительские методы знахаря, современная медицина обогатилась бы бесценными сведениями, которые, несомненно, помогли бы врачам и нашего времени помогать пациентам без огромных затрат на современные лекарства. А ведь в условиях нехватки государственных дотаций на медицину это, возможно, облегчило бы и работу докторов, и муки больных.
В рукописи есть еще одна интересная запись о методах лечения Тита Нилова: «Принесли к нему стрельца с зияющей раной. Кости наружу торчат, мясо вокруг них клочьями висит. Велел Тит принесть ведро водки. И давал калеке внутрь принять и лил на раны. А инокам говорил, чтобы поймали зайца, зажарили его, но кости бы (у животного) прежде вынули и дали ему (Титу). Сам же он взял те кости и поставил раненому вместо искрошенных». Сразу же возникает несколько вопросов: во-первых, зачем ему понадобились заячьи кости, во-вторых, откуда в монастыре могла оказаться водка (ведь этот напиток официально был введен Петром I), и, в-третьих, зачем он поил крепким спиртным напитком раненого стрельца? Как минимум на два вопроса ответы дать довольно просто.
В XVII веке не было анестезии, и водка могла снизить болевой барьер оперируемого. Сам же напиток на самом деле был известен еще со времен московского князя Ивана Калиты. Итальянцы, изобретшие способ получения спирта из пшеницы, продали этот рецепт православному монаху Зосиме (известному путешественнику), который и привез его в Благовещенский монастырь. Изначально «фрязская брага» использовалась только в лечебных целях: из нее готовили настойки, обрабатывали ею посуду и одежду заболевших, делали обертывания (компрессы). Затем монахи стали готовить и крепкие напитки на основе спирта: добавляли его в вино и мед и просто разбавляли водой, то есть готовили водку. Интереснее всего применение Титом при лечении стрельца заячьих костей. Оказывается, в древности умели «приращивать» кости зверей, заменяя раздробленные человеческие. По сути дела, Тит провел сложнейшую операцию — «вынул раскрошенные кости и на их место поставил заячьи» (сегодня медики это называют имплантированием).
Стрельцы часто задавали ему вопрос: почему такой здоровый мужик «бабьим делом занимается, а не на стенах вместе с ними стоит»? Тит отвечал, что, «коли он кровь человеческую прольет, ждать ему лютой смерти». Видимо, когда-то он дал клятву жрице Велеса, что не обратит ее науку против людей и «не лишит жизни ни одну живую душу». И еще он говорил, что у каждого свое оружие для борьбы: «у вас палаши да пищали, а у меня травы да мази». Вот такой путь «стояния» против новой веры выбрал Тит.
Пригодился и его дар предвидения. «Он почуял, что настал конец обороне, и велел чернецу (спутнику Тита) вывести людей (детей и простолюдинов) из стен обители и спрятать. Сам же остался в монастыре». Как монах смог вывести людей из стен крепости, мы уже предполагали — через подземные ходы. Но куда он их повел и где сумел «спрятать»? «Там, за Яиком, вековые сосны и ели укроют вас от царева сыска», — сказал Тит своему приятелю-иноку. Яиком раньше называли реку Урал, значит, по сути дела, он посоветовал монаху отвести людей в Сибирь. Вся ли группа беженцев добралась до «надежного укрытия» или нет, в рукописи ничего не сказано. Наверное, кто-то ушел к поморам, кто-то осел по дороге в глухих деревушках, но какая-то часть все-таки добралась до «спасительных сосен».
Оставшиеся в стенах монастыря защитники старой веры приготовились к последнему отпору. Уже всем было понятно, что крепость придется сдать, но никто не надеялся на милость царя. Можно представить себе картину, как люди готовились к мученической смерти. Наверное, они исповедались, причастились и «стали ждать конца». В рукописи написано, что «Тит вымыл лицо и тело, отстоял молебен, остриг бороду и, бросив торбу с зельями, взял копье и вышел на стены». Как же так? За все время пребывания в обители знахарь не только не участвовал ни в одном сражении, но и в руки не брал оружие, ведь за пролитую кровь его ждала «лютая смерть»? Почему же он решился нарушить обет в последние дни обороны? Его биограф пишет вот что: «Мог Тит уйти с чернецом. Мог и не обагрить рук своих человеческой кровью. Но сказал, что как братьям будет (то есть какое наказание они понесут), того и он алкает». То есть он сознательно обрек себя на пытки и мученическую смерть, видимо, чтобы «своим примером (поведением) не дать посыпаться проклятьям (из уст казнимых)». И это понятно: он, как никто, знал, какое значение имеет произнесенное вслух слово! И, любя свою Родину и «радея о ее славе», не мог позволить, чтобы «черный дым гнева застил небеса русские».
