– На правом берегу, – уточнил Войцеховский.
– Я так ориентировал оперативников Богдановска, – сказал Скорик.
– На 19-ом километре вверх по реке есть один автодорожный мост. Я думал: не попала ли Кубракова в воду с него. Поехал, посмотрел. Движение машин там двустороннее и такое плотное – одна за другой, – что остановить "Жигули", выйти и столкнуть Кубракову с моста незаметно или дать ей возможность незаметно сигануть в реку практически невозможно. Даже если предположить невероятное – ее столкнули – она бы выплыла, расстояние между берегами там метров пятьдесят.
– Если умела плавать, – вставил Щерба. – А если сама бросилась? – не унимался Щерба.
– Кто-нибудь непременно увидел бы, – покачал головой Войцеховский.
– Крепкую бабу не так просто столкнуть в надежде, что утонет. А вдруг выплывет, станет звать на помощь?! – поддержал Войцеховского Скорик.
– Опять же, если умеет плавать, – сказал Щерба.
– Разве что ее сперва хорошо оглушили, – усмехнулся Скорик. – Но никаких прижизненных повреждений или следов борьбы, сопротивления Ванчур не нашел. А он медик со стажем. Такое вряд ли упустил бы.
– Можно попробовать подогнать объяснение, – после паузы сказал Войцеховский. – Кубракова попала в реку в момент внезапной тяжелой асфиксии. А вода довершила дело.
– Но следов-то асфиксии Ванчур не установил, – напомнил Щерба.
– А если это не механическая асфиксия? – Войцеховский медленно раскатывал в пальцах сигарету, долго щелкал зажигалкой, прикуривал. Делал все неспеша, как бы давая собеседникам возможность оценить свое предположение. – Скажем, от острого токсикоза.
– Что же она такое съела? – пробурчал Щерба. – По дороге стало дурно, остановили машину, Кубракова доплелась до берега, потеряла сознание, упала в воду и утонула? А тот, кто вез ее, ничего не предпринял и, вернувшись без нее, никому ни слова?
– Токсикоз мог быть и не пищевым, а острым, мгновенным. А тот, кто ее вез, по какой-то причине об этом умолчал, – Войцеховский сделал долгую затяжку и, выпустив дым, загасил сигарету.
– На что же рассчитывал? – спросил Скорик.
– А вот этого мы не знаем, Виктор Борисович, – Щерба поднялся. – Вещи какие-нибудь у Кубраковой были?
– Небольшая хозяйственная сумка. С нею Кубракова ушла из гостиницы.
– Сумка могла утонуть вместе с хозяйкой, или ее унесло течением… Знать бы, что в ней было… Похороны завтра в три, – Щерба пошел к двери…
– К родственникам идти сейчас бессмысленно, – сказал Скорик, когда Щерба вышел. – Наведаюсь сперва в институт.
– На похороны завтра пойдешь? – спросил Войцеховский.
– Надо бы… Постою, послушаю. Да и Назаркевича следует повидать… И все-таки, откуда Кубракова начала "плыть"? От верхнего моста?
– По моим расчетам – нет. Откуда-нибудь поближе, вероятней 15-й 17-й километр. Этот участок следует хорошо обшарить.
– Ладно, если что, я буду у себя, – Скорик вышел.
Кабинет был на двоих. Стол у окна, где сейф и тумбочка с графином, занимал Скорик. За вторым – ближе к двери – сидел коллега, старший следователь.
– Мне никто не звонил? – входя, спросил Скорик.
– Из областного УВД Агрба.
– Давно?
– Как только ты ушел к Щербе.
Скорик снял трубку, завертел диск.
– Майор Агрба слушает! – отозвался гортанный голос.
– Привет, Джума. Это Скорик. Звонил?
– Проценко приказал, чтобы я с тобой связался по делу в Богдановске.
– Что это он так зашустрил? Подключает лучших сыскарей!
– Ладно тебе! Ему до пенсии осталось два года, папаху хочет. Что там стряслось, кто утонул?
– Подъезжай, познакомлю с делом.
– Сейчас не могу. К четырем годится?
– Давай, – Скорик опустил трубку…
Джума Агрба приехал сюда когда-то из Гудаут в школу милиции; окончив, женился на здешней, осел, наплодил детей. Начинал опером в райотделе, а сейчас семь лет уже в областном управлении, в угрозыске. Веселый, общительный, Агрба не сразу привык, что днем нельзя выпить домашнего "псоу", как бывало в Гудаутах, где на это не обращали внимания. А здесь, во-первых, не положено в рабочее время, а во-вторых, где его возьмешь, это вино? Возвращаясь из отпуска, он обычно привозил канистру вина, хватало ненадолго. К Агрбе любили ходить в гости – поесть мамалыги, от варил ее в казане, острого вяленого мяса, брынзы, попить, конечно, винца; всем этим снабжали родители. Скорика и Джуму Агрбу судьба не раз сводила в общих поисках. Скорик никогда не нарекал, работал Агрба цепко, был хитер, в мелочах, случалось, обманывал закон, когда видел, что в результате будет верняк. Единственное, что Скорику не нравилось – это шутливая манера Джумы разговаривать с преступником. Надевая наручники кому-нибудь, Агрба посмеивался: "Ты не волнуйся, дорогой, ключ у меня, а если потеряю, будем резать автогеном"…
В общем Скорик был доволен, что в этот раз будет Агрба, а не какой-нибудь медлительный, ждущий понуканий раздолбай.
11
В приемную беспрестанно входили, звонили. Света торопливо отвечала на звонки, быстро разговаривала с входившими и тут же исчезавшими сотрудниками.
"Венки заказывать поедет Трошкин"
"А оркестр?"
"Уже договорились".
"Я продиктую, Света, вы мой почерк не разберете. Делайте две закладки".
"Диктуйте".
"Коллектив научно-исследовательского и экспериментально-производственного института металловедения с глубоким прискорбием извещает о трагической смерти заместителя директора по научной части, заведующей лабораторией, доктора химических наук Кубраковой Елены Павловны и выражает соболезнование родным и близким покойной"…
"Я слушаю вас, Альберт Андреевич… Нет, уже договорились".
"Лагойда выбил на каком-то автопредприятии три автобуса".
"Кто поедет за портретом домой к Елене Павловне?" "Пошлите Танечку. И увеличить надо будет".
"Это сделаем у нас в фотолаборатории".
"Света, нужно отпечатать доверенность для бухгалтерии. Деньги для оркестра и кладбищенских рвачей".
"Света, а нарукавные повязки для почетного караула?" "Лагойда куда-то поехал доставать".
Скорик сидел в углу у окна, терпеливо вникая в предпохоронную суету. "Вы не вовремя, – сказала ему Света, когда он назвался. – Подождите, если хотите". Сейчас все было "горячим"; слова, эмоции, все на нервах, непосредственно, люди выбиты из обычной колеи, случившееся каждого так или иначе встряхнуло, погрузив в печальную озабоченность, несколько вышибло из рационального хода жизни. И Скорик молча ждал, наблюдал. На него никто не обращал внимания, никому не нужен, не интересен…
После полудня, когда все вроде были подключены к невеселым хлопотам, разбрелись, разбежались, разъехались кто куда, когда телефон поостыл, Света подняла глаза на Скорика:
– У вас это так срочно, что вы столько прождали?
– Срочно, – подтвердил он.
– Что вас интересует?
– Во-первых, я хотел повидать товарища Назаркевича.
– Его нет, он в пятницу лег в больницу, сильно разбил колено.
– Где он так?
– Точно не знаю, вроде накануне на машине побился… Позвоните его жене, – она продиктовала номер телефона, Скорик записал.
– С момент отъезда Кубраковой в ее кабинет кто-нибудь входил?
– Нет. Ключ у меня, я никому не давала.
– Я смогу осмотреть?
– Пожалуйста.
– Хорошо. Потом… Светлана Васильевна, постарайтесь вспомнить, кто накануне отъезда и в дни отсутствия Кубраковой настойчиво интересовался ею. По телефону или сюда заходил.
– Звонков у нас всегда много. Да и заходит немало людей. Одних она сама вызывала, другие сами. Обычное дело. И когда в Германии была, ее тоже спрашивали, и когда в Богдановск уехала.
– Кто именно?