– Надо с ним повидаться, – сказал Левин. – У тебя кто-нибудь есть там?

– Я ведь опер, Ефим Захарович, с таксистами приходилось дружить, – он взялся за телефон.

Глядя на веселое возбуждение Михальченко, Левин усмешливо подумал: "Почуял, раздразнило ему нюх, вцепился".

– Вячеслав Ильич? Здравствуйте! Михальченко… Тот самый… Как жизнь? Сочувствую… – выстреливал словами Михальченко. – Дело у меня небольшое: Зиновий Данилович Касперский работает у вас?.. Что за мужик? Так… Так… Нет, просто повидать его надо… Можно у меня: улица Коцюбинского, пять. Там вывеска "Сыскное бюро "След"… Буду ждать… Спасибо…

– Ну что? – спросил Левин. – С кем ты говорил?

– С главным инженером. Характеризует Касперского хорошо. Двадцать восемь лет за рулем. Семья. Дети, внуки. Сегодня он после ночной смены. Завтра пришлет его к нам… Ладно, я поехал на станцию "скорой"…

Главврач станции скорой помощи внимательно слушал Михальченко, а тот, излагая свою просьбу, ловил в глазах уставшего седого человека в белом неизмятом халате то ли недоверие, то ли молчаливую жалость к себе: мол, мне еще этого не хватало, когда своих хлопот по уши.

– Я понимаю ваши сомнения, – сказал Михальченко, убирая удостоверение в карман, – с нашей фирмой вы еще дела не имели. Но мы ищем пропавшего без вести старого больного человека! Не запчасть к автомобилю, а человека! Сын страдает. И привело-то нас к вам что? Человек этот болеет тяжелой формой диабета, инсулинозависимый, – чуть-чуть актерствуя, увещевал Михальченко.

– Для этого необходимо поднять кучу документов, – сказал главврач. Нужно время, – неохотно сдавался он и думал: "Черт тебя принес! А вдруг вызов действительно был, и бригада что-то нахомутала?" – Конечно, конечно, – соглашался Михальченко. – Талоны смотреть надо между тринадцатым и семнадцатым апреля.

– Ну хорошо, соглашаясь, вздохнул главврач. – Оставьте свой телефон, я позвоню, если что-нибудь найдем.

"Фиг ты позвонишь. Растянешь эту резину на месяц, а еще удобней скажешь, что ничего не обнаружили", – подумал Михальченко и сказал, цепляясь за эту уступку:

– Лучше я завтра сам заеду. Вы можете позвонить, а меня на месте как раз и нет, куда-нибудь вызовут на происшествие.

– У вас и происшествия бывают?

– Сколько угодно, – соврал Михальченко. – Значит, я завтра заскочу где-нибуль после обеда. Спасибо большое, доктор. Не буду больше вас задерживать, – он торопливо сунул главврачу пятерню на прощание, но тут же ринулся вперед: – А может я сяду вместе с вашим сотрудником и помогу, чтоб и ему легче, и нам быстрее? Мы с ним эти талоны быстренько обработаем. Думаю, так лучше всего будет, – словно добивая еще торчавший гвоздь в доску, сказал Михальченко.

– Ну хорошо, – окончательно сдался главврач. – Когда вы хотите заняться этим?

– Да хоть сейчас.

– Идемте.

Уже ближе к концу рабочего дня, как снег на голову, на Левина свалился Александр Тюнен.

– Ну что? – с порога спросил он.

Пришлось отчитываться, как ковырять больной зуб:

– Отец ваш был в Старорецке. Это почти установлено. Но в Энбекталды не улетел, хотя должен был. Семнадцатого апреля. Отыскался паспорт. Принес один человек, подобрал в роще под кустом. Проверили мы больницы, гостиницы, морг. Нигде никаких следов.

– Плохо ищете, – мрачнея, грубовато прокомментировал Тюнен.

– Я бы не сказал, – сдерживаясь, ответил Левин. – Нашли мы и его давнего знакомого, некого Иегупова, с которым ваш отец состоял в переписке. Но тот говорит, что отец ваш у него не появлялся, – Левин почему-то решил не показывать письмо Тюнена-старшего, адресованное Иегупову.

– Что же он, испарился?

– Не думаю.

– А что вы думаете?

– Продолжаем искать.

– Живого или уже мертвого? – жестко спросил Тюнен.

– Все может быть, – так же жестко ответил Левин, выдвинул ящик стола, достал папку, извлек из нее фотографии и протянул Тюнену: – Посмотрите.

Тот недолго разглядывал фотографию, бросил на стол:

– Что это за допотопная реликвия, и какое она имеет отношение ко мне?

– Может, тут ваш прадед или дед, или какой-нибудь дальний родственник?

– Дед мой умер в тридцатых годах, задолго до моего появления на свет, – Тюнен опять взял фотографию и стал присматриваться. – Где вы ее раздобыли?

– В процессе поисков, – уклончиво ответил Левин.

– И что это дает для дела? Судя по результатам – ничего.

– Как знать… Сколько вы пробудете в Старорецке?

– До конца, – поднялся Тюнен.

– Устроились с жильем?

– Да.

– Оставьте свои координаты.

– Гостиница "Украина", четыреста тридцать первый номер.

Левин записал на календаре.

– Если что, звоните, – уже стоя у двери, сказал Тюнен.

– Разумеется…

Было без четверти пять, когда в комнату к Левину ввалился веселый Михальченко и с порога выпалил:

– Шестнадцатого апреля на квартиру гражданина Иегупова по адресу улица Комсомольская, пять диспетчер станции скорой помощи принял вызов.

– Ты был там, на "скорой"? – Левин встал из-за стола.

– Только что оттуда. Правда, врача из бригады не видел. Выезжала двадцать четвертая бригада. Фамилия больного Тюнен Георг Францевич, 1917 года рождения. Диабетическая кома. Укололи инсулин. От госпитализации больной отказался. Посидели, покуда он пришел в себя. Вы как в воду глядели.

– Никуда я не глядел, Иван. Просто много лет занимаюсь всем этим дерьмом. Что же товарищ Иегупов так нас морочил? Старый человек, а неприлично соврал. С чего бы? Ладно, я с ним разберусь… Да, кстати, был Александр Тюнен. Недоволен нашими результатами.

– Недоволен?

– А чего ты удивляешься? Он заказчик. Его право.

– Да пошел он!

– Никуда он не пойдет, а нас послать может…

Разговор их прервал стук в дверь.

– Войдите! – сказал Левин.

В комнату вошел коренастый плотный человек в берете, в коричневой сильно потертой кожаной куртке.

– Моя фамилия Касперский, – сказал он. – Просили заехать сюда, был рядом, вот подскочил.

– Зиновий Данилович? Вот хорошо! Садитесь, – шагнул навстречу Михальченко. – Зиновий Данилович, нам кое-что надо уточнить.

– Уточняйте, – Касперский сел, снял берет, пригладил седые волосы.

– Дело такое, Зиновий Данилович: 17 апреля вы или кто-то по вашему паспорту сдал в аэропорту билет до Алма-Аты. Верно я говорю? – спросил Михальченко.

– Верно. Что это вы вспомнили? Сколько времени прошло!

– Расскажите, пожалуйста, подробней, – попросил Левин.

– Достался он мне от пассажира. Я ехал по Березовскому тракту. Возле рощи голосует мужик. Сумка его еще мне показалась, больно красивая зеленая с черным. Сел, назвал адрес.

– Не помните какой? – спросил Левин.

– Помню, что на Сербской. Но я остановился за углом возле кафе "Каштан", там удобней парковаться. Подъехали. Он говорит: "Подожди, шеф, пятнадцать минут, поедем дальше". Я не хотел, горел план, стоять не выгодно. Конец дня, самый час пик, наше время. Но он уломал. Вышел он с той же сумкой. "Куда?" – спрашиваю. – "На Солнечную, возле конного завода".

– Как выглядел пассажир? – спросил Михальченко.

– Молодой, может чуть за тридцать. Крепкий, одет заметно, модно, в спортивное. Телом на спортсмена и похож. Блондинистый.

– В котором часу вы взяли пассажира? – спросил Левин.

– Я ж говорю, конец рабочего дня, час пик, значит где-то около пяти или чуть после… Ну, подъехали. Из машины он не вышел, полез в карман, вынул деньги, а меж ними авиабилет. Повертел он его и говорит: "Слушай, шеф, возьми билет, дуй в аэропорт, сдай. До регистрации еще часа полтора. Приятель в Алма-Ату должен был лететь, да заболел. Все, что получишь твое. – "А почему сам не сдаешь?" – спрашиваю. – "Некогда мне, срочная работа, не поспеваю", – отвечает. Нет, думаю, гонит он мне стартер вхолостую. Я и говорю ему: "Плати-ка наличными, так оно надежней и – будь здоров". – "Как хочешь", – говорит. Дает деньги, я ему сдачу. Взял, не отказался, вышел из машины, пошелестел в пальцах этим билетом, вроде как раздумывал, сунул его в окно: "На, бери. Мне он все равно уже не нужен". И ушел. Я подумал: а что, если правду говорил про приятеля? Мотнусь в аэропорт, чего добру пропадать? Обратно пустым не поеду – оттуда всегда пассажиры есть. Паспорт у меня, я документы всегда вожу с собой: у нас, таксистов, жизнь с приключениями бывает. Вот и сдал я билет.