Дать бы волю гневу да пройтись скипетром по о-о-очень благородному челу бывшего друга и соратника, разглагольствующего об Эру, Валарах, Менелтарме, эльдарах и прочих непотребных понятиях, которые он — Фаразон, его дед и отец давно искоренили из словаря нуменорцев.
Как легко оступиться имеющему власть и сесть в лужу. Лишь покажи слабину, как тут же появляются посольства и все чего-то требуют. И этого румяного отпрыска не постеснялся привести старый наглец. Болтался бы в петле, так не улыбался бы до ушей, как сейчас.
Наконец Фаразон взял бумагу и, поморщившись, поднялся с трона.
— Мы обдумаем это в опочивальне. Голова болит, так что не обессудьте. А пока ждите.
— Пошел советоваться к мордорской гниде, — прошептал Исилдур, а Амандил сделал предостерегающий жест. Он запретил внуку что-либо говорить или комментировать, так как боялся, что своей дерзостью Исилдур провалит переговоры.
Фаразон, войдя к Саурону, молча швырнул ему ультиматум на постель. Тот невозмутимо ознакомился с текстом. Задумался. То, что он предложил, было вовсе не по нраву королю. И все же он подчинился.
Послы из Роменны толпились в тронном зале в ожидании короля. Разные мысли угнетали их в это время. Но вот Фаразон вошел и устало опустился на трон. Выдержав паузу и оглядев всех присутствующих, чтобы лучше запомнить их и отомстить при первой возможности, он ответил на их требования. Слова его звучали бесстрастно. Бесстрастными же старались сохранить свои лица и слушатели, радостное удивление которых росло с каждым словом Фаразона. Он пообещал, что никто больше не будет выслеживать Верных и препятствовать им появляться в Нуменоре. Никто не будет наблюдать за ними в Роменне, и они вольны обратиться к древним обычаям и почитанию своих богов. Они могут вернуться в Андуниэ, если захотят, и все желающие могут присоединиться к ним без страха.
Но пусть не ждут Верные ни помощи, ни защиты от королевского дома. Они избрали свой путь и отныне должны жить по своим законам, а как отнесется к этому нуменорский народ, покажет время. Нуменор — государство людей высшей расы, а не прихвостней эльдаров. Нуменорцы чтут свой язык и культуру, и те, кто признает королевскую власть, подчиняются Ар-Фаразону во всем. Мелкор — Даритель Свободы — единый Бог нуменорцев, а мраморный храм — его Алтарь.
— Ты, Амандил, — заключил король, — принадлежишь к тому же благородному роду, что и мы, и нас печалит отступничество твое и твоих потомков. Будем надеяться, что места на Эленне нам обоим будет достаточно, и наш разлад не приведет к кровопролитию. Но если будете подстрекать людей к бунту против меня и моей власти… войны между нами не избежать.
— Ты предлагаешь государство в государстве? — уточнил Амандил.
— Да, а разве это не то, чего ты добивался?
— Я не хочу, чтобы притесняли людей на Эленне. Пожалуй, ты рассудил мудро. Элендили не станут подстрекать народ Нуменора на бунт против тебя, и каждому найдется место под солнцем. Но прошу тебя, не доверяй Саурону. Я не знаю, о каких подвигах Мелкора напел тебе твой советник, но ни для кого из нас не секрет, что могучего Валара нарекли именем Моргот Бауглир, и оно говорит само за себя. Одни разрушения принес он Арде. Не ведешь ли ты свой народ к хаосу, поклоняясь ему?
— Я знаю все о деяниях Моргота, — возразил король. — Он один противостоял многим, и другие Валары, силясь поработить его, не раз наносили глубокие раны Арде. Он благосклонен к людям. А твоим богам до людей дела нет. И не надейся, что за свое послушание ты будешь вознесен на благословенные земли Валаров. Не успеешь оглянуться, как скоротаешь свой век и отправишься в неизведанный мрак — таков подарочек милосердного Эру нам — людям.
Амандил понял, что ему никогда не удастся переубедить короля. Въедливой ржавчиной пронизала его мысль о бессмертии, не дающая жить, убивающая радость каждого дня.
— Уходите, — королю не терпелось остаться одному. Никто не упомянул ни о призраках, нагрянувших из прошлого, ни о сиреневом рыцаре и его белом волке-оборотне. И все же все понимали, что король напуган и потому уступчив, да иначе они и не посмели бы явиться к нему с подобными требованиями. Фаразон ненавидел их за то, что им был известен его страх.
Послы простились и поспешили прочь, они и не чаяли добиться исполнения всех требований. Им столько лет приходилось прятаться и жить чужаками на своей земле, но вот им обещана свобода. Более того, у них будет свое государство!
— А, как насчет цирка? — деликатно вмешался Исилдур.
Ар-Фаразон недобро глянул на него.
— Будут ли выпущены на свободу несчастные артисты? Накажут ли алчных братьев, наживающихся на низменных страстях толпы? — звонче и смелее спросил Исилдур.
— Не хватало нам еще в Нуменоре свободного государства орков и троллей, — съязвил король, — нет, я не собираюсь распускать цирк. Если эти представления коробят ваши нежные чувства, не смотрите их.
Амандил потянул внука за рукав. Право, не стоило развязывать войну из-за какого-то балагана. На сегодняшний день они и так добились немало уступок.
В Роменне послов встретили с ликованием. Бывших стражей выпустили, и те отправились восвояси. Люди бродили по улицам, поздравляя друг друга, делясь новостями и впечатлениями, и все не могли прийти в себя от обрушившейся на них свободы, столь желанной и все же неожиданной.
Мириэль не разделяла всеобщую радость. Она бы предпочла войну. Пусть силы не равны, но пока враг в страхе, удача на их стороне, и можно было бы попытаться совершить государственный переворот. Она рассчитывала на вспыльчивый нрав кузена, но тот, по-видимому, во всем доверился Саурону. А эта мудрая змея выжидает и прикидывает, как расквитаться с ними надежным способом. Нет, любое промедление ей во вред.
Амандил предложил ей править Верными в новоявленном государстве, но она отказалась.
— Я здесь, чтобы уничтожить Саурона и отомстить Фаразону за смерть отца. Вы, Амандил, уже связали себя словом? — не выступать против короля. Я же свободна в своем выборе и буду действовать независимо от вас, и если я атакую короля, его гнев не обрушится на Верных.
Тень набежала на лицо Амандила, и он сказал:
— Еще прежде, чем я поклялся Ар-Фаразону, я обещал помощь и защиту Вам, в случае опасности наши сердца и мечи всегда к Вашим услугам, принцесса! Но самим нарушать долгожданный мир… по-моему, это неразумно.
— В мир с королем и Сауроном я не верю. А опасность мне угрожает всегда, — усмехнулась Мириэль.
Опять почудился Амандилу укор в ее словах. Как трудно угодить всем и оставаться справедливым в этом мире.
Мириэль поняла, что склонить Амандила к решительным действиям будет тяжело, ну что ж, не в первый раз попадались на ее пути подобные миротворцы. Она попробовала поискать единомышленников среди более воинственной молодежи. Но казалось, что и они получили все, о чем мечтали: избавились от соглядатаев и могли теперь ездить в столицу, когда им вздумается. Их теперь занимали жизненно важные вопросы: как назвать свое государство, какого цвета будет их флаг, что изобразить на гербе, оставаться в Роменне или возродить поселения в Андуниэ? Не начать ли им говорить между собой только по-эльфийски, особенно в Арменелосе, то-то взбесятся тамошние торговцы!
Они уговорили Мириэль придумать удачный девиз для герба, ведь сочетания рун обладают силой, и кому, как не магу, разбираться в этом. Мириэль предложила сакральное сочетание рун, смысл которого можно примерно передать следующим образом: «В единстве сила, успех задуманного!» Девиз этот должен был воспрепятствовать разладу среди Верных. Цвет флага они выбрали зеленый, цвет жизни и энергии, а посередине в белом круге был символически изображен Нимлот серебряного цвета, который стал эмблемой Дома Верных.
Все это напоминало Мириэль детскую игру. Посреди всеобщего оживления и бурной радости она чувствовала себя одиноко. Казалось, никто, кроме нее, не думал о том, что Саурон, только затаился на время, но не сгинул и наверняка готовит сокрушительный удар по их государству в государстве, которое он ненавидит, что в Арменелосе нуменорцы по-прежнему приносят в Черном храме кровавую дань Морготу, а Фаразон спит и видит их на коленях. Как и прежде, она осталась наедине со своими проблемами, дни и ночи напролет пыталась выявить уязвимые места своих врагов и готовилась продолжить борьбу. Напрасно Лот убеждал ее, что развязать войну всегда успеется и что ей следует наслаждаться текущим моментом, когда все ей благодарны за обретенную свободу. Но она знала, что не время быть безмятежной. Лучше всего ее настроение понимал Олвик, но с ним творилось что-то странное, с тех пор как они приехали в Нуменор. Он то искал ласки, то всячески избегал ее, часто исчезал, а иногда глядел на нее сумрачно, не по-доброму, особенно если Лот был рядом. Он будто бы ревновал ее к Лоту, хотя нелепо было предполагать такое. Еще одного старого друга обрела принцесса — ее любимый конь Чернолун дождался ее, и она была благодарна ему за верность и долгую память.
