Лот обнял ее.

— Я так боялся, что ты станешь холодной и чопорной колдуньей, но вижу, что этого не произошло, — и, не давая ей опомниться, Лот припал к ее губам, и она отвечала ему так, как будто не целовалась вечность. Это, и правда, было так! Наслаждаясь поцелуем, Мириэль решила, что позволит ему увлечь себя, потому что ей этого хочется.

Белый волк недоуменно бродил между двумя целующимися парочками, забывшими о времени. Когда Мириэль наконец обратила на него внимание, ее встревожила глубокая тоска во взгляде снежного друга. Она подозвала его и приласкала.

— Мой Олвик! Ты сегодня хорошо потрудился, тащил на себе Исилдура, вымок в крови. Я отстираю все пятна, — она ерошила ему шерсть на загривке и шее, но Олвик смотрел так же грустно и не вилял хвостом. Лот потянулся к Мириэль снова, и она хмелела от его ласк. Олвик отошел прочь и отвернулся.

— Как можешь ты так издеваться над ним! — вдруг сказал Лот.

— Что ты имеешь в виду?

— Сколько лет он вынужден таскаться за тобой и жить бобылем? Эгоистка, он служит тебе верой и правдой, а ты даже не позаботилась подыскать ему подружку, с которой парень мог бы порезвиться.

— Порезвиться? — переспросила Мириэль. — Ты всегда об этом думаешь, Лот?

— Почти, но и я могу быть благоразумным. Пожалуй, нам следует ехать. Думаю, в Роменне мы найдем добрый приют и лучшие условия.

Они отпустили позаимствованного у Арфеста коня, и дальше поехали в фургоне Лота.

— Ну и ремесло ты себе подыскал, — поморщилась Мириэль.

— Зато никому не приходит в голову уличить эльфа в такой грязной работе. Но сегодня я везу особо опасный груз. Рассчитываю, что моя колдунья поможет мне.

— Да уж, постараюсь, мой мусорщик.

В Роменну они прибыли поздно ночью. Мириэль погрузила охранников ворот в глубокий сон, и те даже не заметили, что в город въехал целый фургон.

Они решили остановиться в доме Айрен и Дориана. В Роменне было много укромных мест, подобных тем, где скрывались Исилдур и Лиэль у рыбаков. Жизнь заставляла приспосабливаться.

Казалось, не будет конца приветствиям, упрекам и удивлению. Им всем было что рассказать друг другу. Беглецы чувствовали себя неловко, поскольку доставили всем столько хлопот. Первым делом Исилдур попросил руки Лиэль у ее родителей. Айрен сказала ему, что пока об этом не может быть и речи, и их положили спать в разных комнатах.

Лотлуин с Мириэль провели ночь вместе, пытаясь наверстать упущенное время, и уснули счастливые и утомленные, как могут спать только влюбленные в объятиях друг друга.

В одиночестве бродил по двору белый волк, он хотел бы повыть на луну, излить ей печаль своего преданного сердца, но не мог позволить себе и этого.

В Арменелосе, в королевском замке, бодрствовал Саурон. Он хотел бы знать, как долго будет изводить его этот проклятый запах: облако, которое повисло с тех пор, как сожгли Нимлот, казалось, не собиралось развеиваться, и от его запаха у Саурона случились мигрень и хандра.

Ему хотелось бы также знать, что за пришелец пожаловал вдруг на Эленну освобождать неугодных ему людей, и почему ему служит белый волк.

И еще — почему открылась вдруг старая рана, которую нанесла ему нуменорская принцесса, да истерзают ее духи по ту сторону бытия.

Четыре глашатая короля въехали в Роменну. На улицах города было тихо. Часовые на воротах удивились расспросам, ничего необычного не произошло за прошедшие сутки, они не даром стоят на страже и едят королевский хлеб. Посыльные передали Элендилу ультиматум короля. Элендил внимательно выслушал их, но отрицал, что знает что-либо о рыцаре в фиолетовом плаще, эльфийской девушке и белом волке. Объяснил им, что сын его пропал несколько дней тому назад, и он дорого бы дал, чтобы узнать, где тот находится.

— Значит, сюда они еще не заезжали? — испытующе поглядел на Элендила один из глашатаев. — Но им больше некуда податься, мы подождем.

Незваные гости остались в доме. Напряжение росло. На самом деле Элендил, конечно, знал, где Исилдур и остальные: в погребе у Дориана Скользящего сейчас шел нелегкий разговор. Обсуждали, как выкрутиться из создавшегося положения и, самое главное, как выручить Амандила.

А он и его супруга Этили должны были разыгрывать неведение перед Фаразоновскими приспешниками, которые следили за каждым их движением, за взглядами и выражением их лиц. Их ждали у Дориана, и сами они всей душой стремились туда, ведь они не видели сына с тех пор, как тот убежал с Лиэль. Ненавистных соглядатаев пытались отвлечь и изысканными винами, и эльфийскими яствами, но грубые солдафоны не могли по достоинству оценить ни то, ни другое, их научили подчиняться приказам. Тогда Этили решила разыграть спектакль, она созвала родственниц, служанок и других женщин дома, и все они жалобно запричитали о горестной судьбе Исилдура и Амандила. Женщины расположились в том же зале, где были люди Фаразона, и заплакали, запричитали, завыли, выражая скорбь по мужчинам рода, попавшим в беду и навлекшим на себя гнев короля.

Стражам порядка стало не по себе, но заставить женщин замолчать они не посмели, да и как прикажешь скорбящим матерям не плакать.

Заметив смущение врагов, Элендил сказал:

— Мне ничего не известно о странствующем рыцаре, скорее всего, он чужой на Эленне, почему же вы решили, что он повезет пленников в Роменну?

— Мы не собираемся что-то решать и о чем-то думать, это не наши заботы. Если Исилдур, девчонка и рыцарь не явятся в замок короля до завтрашнего вечера, Амандил будет казнен, Роменна оцеплена, а все ее жители брошены в тюрьмы.

— Об этом упоминается в ультиматуме? — не дрогнул Элендил.

— Да, упоминается, — поморщился предводитель глашатаев, затыкая уши, чтобы не слышать заунывные причитания женщин. — Мы выполнили свой долг. А вы уж ищите рыцаря где угодно!

Элендил и Этили перевели дух, когда эти четверо наконец-то покинули их дом. Как только опасность быть выслеженными миновала, они немедленно присоединились к заговорщикам. Элендил передал всем содержание ультиматума короля.

— Мы больше не можем мириться с тем, как обходится с нами король, — выступал Исилдур, — он не имеет права издеваться над древнейшим родом, указывать, что нам делать и как нам жить. Мы такие же уроженцы Эленны, как и другие.

— Умерь свой пыл! — попробовал урезонить его Элендил.? — Если бы не твоя непростительная глупость, Амандил бы не оказался в ловушке! Ты навлек гнев короля на Роменну, так изволь помолчать сейчас. Но недовольным ропотом откликнулась на его слова молодежь Роменны.

— Отец, во имя чего мы должны терпеть оскорбления и унижения?! Нам нельзя рассчитывать на Фаразона. Он сейчас просто орудие в руках Саурона.

— Исилдур прав, — поддержала юношу принцесса. — Вы загнаны в угол, Элендил. Этот ультиматум предлагает тебе либо пожертвовать сыном и освободить отца, либо решиться на бунт — вызов, который Фаразон встретит ответным ударом, и пострадают все жители Роменны. На этот раз решение будет тяжелым. Тебе не уладить конфликта мирным путем. За художества Исилдура в храме Саурон мечтает сжечь его на алтаре. Беспощадная расправа ожидает и Лиэль. Так можешь ли ты заплатить Фаразону требуемый выкуп?

— Конечно, нет, — лицо Элендила исказила мука, — любой, кто посмеет поднять руку на моего сына, прежде встретит мой меч, даже если это будет сам король.

— Тогда остается бунт — война против короля.

— Но мы обречены, нам не выиграть эту войну! — Элендил сжимал пальцы в кулаки, удрученный собственным бессилием. — Их в десять раз больше. Я знаю, роменцы, не задумываясь, отдадут свои жизни, защищая друг друга, свою свободу и веру в Валаров, и все мы будем брошены на алтарь Мелкора. А я всю свою жизнь заботился о том, чтобы сберечь невинных людей, преследуемых за веру. И что же, все это только затем, чтобы потерять их всех сразу? Если погибнет наш род, то к кому обратятся те, кто не поддался сауроновской лжи, или те, кто вдруг прозреет, раскается и вспомнит об истинном боге? Не будет Роменны — не будет надежды…