Он угрюмо глядел на Вэнили. Та обернулась к Мириэль.

— Пойди погуляй еще, а мы разделаем кроликов и приготовим ужин.

Мириэль послушалась. Это место перестало казаться ей привлекательным и безопасным с тех пор, как сюда явился Рубозавр. Но ей неудобно было уйти, не попрощавшись со старушкой, которая была так приветлива с ней. «Поужинаю, переночую и утром уйду отсюда», — решила Мириэль.

Она забрела в отдаленный конец сада, где густо цвели неизвестные ей красные цветы. Здесь она и решила побыть как можно дольше, чтобы не попадаться на глаза Рубозавру, ибо сам вид его внушал ей ужас. Едва она присела на траву, как ее начало клонить ко сну, и она не заметила, как задремала. Ей снились цветы, такие же прекрасные, как в саду у Вэнили. Она прогуливалась там, как накануне, но не чувствовала больше беззаботной легкости, напротив, напряженное беспокойство томило ее. Вдруг из кустов полезли змеи, тысячи одинаковых змей, черных и гладких. Они извивали свои отвратительные, скользкие тела и разевали ядовитые пасти.

— Будь осторожна, девочка. Не наступи на змею, — услышала она и, думая, что разговаривает со старушкой, подняла голову. Но увидела… Феорену.

— Мама! — воскликнула она, — я боюсь пошевелиться.

— Все гарпии умирают от своего яда, — наставительным тоном объяснила Феорена и растаяла в воздухе. Мириэль очнулась от тяжелого сна. Смеркалось, солнце только угадывалось за горизонтом. На душе было тревожно, она по неволе всматривалась в землю, опасаясь, что там притаились змеи. Неслышно ступая, девушка подошла к домику Вэнили и заглянула в окно.

Посреди комнаты был очаг, над которым готовили какое-то варево. Старушка с перемазанным кровью лицом и растрепанными волосами скакала вокруг.

— Мой компот почти готов! — повторяла она при этом. Трудно было поверить, что эта ведьма с воспаленными красными глазами есть та самая аккуратная бабушка Вэнили. Муж смеялся над ее выкрутасами.

— Что же ты сидишь, волосатик? — обратилась к нему старуха, — иди притащи нашу гостью. Мне нужно ее любящее сердце для навара. Как она перепугалась, бедняжка! Найди ее.

Рубозавр чувствовал запах крови, и ему не стоило труда обнаружить Мириэль. Спасло ее то, что она впитала приторный запах цветов, среди которых спала, и Рубозавр не заметил ее.

— Куда бежать? — сердце билось где-то в пятках. Тут она заметила, что в углу комнаты стоит клетка, где мечется несчастный Олвик.

— Он попался, как обидно! — Мириэль сжала кулаки. Времени на размышления не было, поэтому она обогнула дом и вошла в комнату.

— О, сама пришла, деточка, какая догадливая.

— Что-то вы долго готовите, — заметила Мириэль, — и на вид ваша стряпня не так уж аппетитна. Зачем это вы Олвика в клетку посадили?

— Ха-ха-ха, — злобно рассмеялась Вэнили, — волчонок теперь наш! Что ты о нем знаешь? Иди-ка лучше поближе, попробуй ложку компота!

— Не буду я есть ваше кровавое месиво!

— А это и не для тебя! А для сына моего. Напиток власти и славы. Ты думаешь, я только цветы выращиваю? Я придумала рецепт, чтобы вернуть себе сыночка! И для этого мне необходимо твое маленькое заячье сердце!

— Разве вам так приятно убивать людей?

— Я лишь освобождаю их от непосильной ноши жизни.

— Но я не хочу умирать.

Старушка смерила ее презрительным взглядом и высыпала на пол горсть белесого порошка с дурманящим запахом. У Мириэль закружилась голова, и она поняла, что помедли она еще мгновенье, и все будет потеряно. «Гарпии умирают от своего яда», — вспомнила она и, подбежав к котлу, что есть силы толкнула его на старуху. Кипящая красная гуща вылилась на колдунью, и та пронзительно завизжала. Мириэль схватила клетку с Олвиком и понеслась прочь, подальше от этого дома.

На крик своей супруги примчался Рубозавр, но было поздно, он услышал только ее предсмертные хрипы. Вне себя от ярости Рубозавр схватил топор и бросился в погоню за Мириэль. Тяжелая клетка мешала ей бежать, но она не могла бросить волчонка. Рубозавр гнался за ней по пятам, тяжело дыша и срубая ветки, попадавшиеся под руку. Шансов у нее не было никаких. Как же не хватало ей сейчас Чернолуна! Лезвие топора уже мелькало в поле ее зрения то слева, то справа, но Рубозавр вдруг споткнулся и упал. «Он же вот-вот поднимется», — думала Мириэль и бежала, не смея передохнуть. Сердце ее почти остановилось от страха и напряжения. «Хоть бы кто-нибудь встретился и помог!». Но никто не встретился ей. Однако Рубозавр почему-то прекратил погоню. Когда он упал, то под руку ему скатилась крошечная, неприметная звездочка. Страшный Рубозавр с упоением разглядывал ее, выпятив губы, как ребенок. Звездочка сияла и переливалась на ладони, она звала его идти за собой. Рубозавр не смог ей противиться и направился в Зачарованный лес Горудуна. Все, что взято из этого таинственного места, должно непременно туда вернуться.

Испуганная Мириэль не видела этого, она еще долго бежала вперед, пока не упала без чувств от усталости.

Сразу за хребтом Эред Горгорот облюбовали себе землю слуги зла. Никто по своей воле не решился бы преодолеть горы Ужаса и Отчаяния. В те времена Мордор не был еще мертвой зловонной землей. Сам Саурон имел человеческий облик и старался привлечь к себе сердца детей Илуватара убедительными сладкими речами и обещаниями. И всегда самыми податливыми были люди.

При строительстве города и замка Саурон хотел придать своим идеям красивую и притягательную оболочку. Но он ненавидел все живое, особенно деревья, ему казалось, что они шпионят за ним, поэтому он приказал вырубить леса вокруг своих владений и творил свой гимн злу из камня. Он возвел огромные башни и алтари, лестницы, что вились по спирали над глубокими оврагами, бассейны с огненной лавой вместо воды, тюрьмы, статуи драконов, чудовищ из прошлого и памятник его низвергнутому господину — Морготу. Скульптурным фонтаном он особенно гордился. Действующий вулкан Ондруин находился в центре его земли, и Саурон нашел ему применение. Грозный лик Моргота — черного Бога, извергал из распахнутой пасти поток оранжевой кипящей лавы. Лава растекалась дальше по лестнице, на ступенях которой извивались в муках каменные тела его ненавистных врагов: Валаров, майаров, эльфов и людей, противоборствующих Мелкору, отказавшихся почитать его как всесильного и единственного Бога. Сбегавшая лава скапливалась потом в небольших бассейнах. Саурон восхищался гармоничностью композиции «красиво» изгибающихся в страданиях каменных тел. Говорили, что иногда на ступенях корчились в последних судорогах живые узники. В целом, он был доволен Черным городом, раздражало его только то, что не было пока возможности добыть достаточно золота для украшения драгоценным металлом дворца и обеспечить себе всей желаемой роскоши в жизни. Он хотел бы пить изысканное вино, секрет изготовления которого знали лишь лесные эльфы, одеваться в костюмы из баснословно дорогих тканей и менять их каждый день. Он желал, чтобы у него были в изобилии редчайшие камни и изделия великих мастеров прошлого и он мог бы наслаждаться их созерцанием. Чтобы люди из благородных семейств и гордые эльфы прислуживали ему и выполняли все приказы и только от него зависела жизнь детей Илуватара. Какое бы это было развлечение — играть их чувствами и ценностями, заставлять преступать все нормы, которыми они так дорожат, идти против совести, давить лучшие побуждения души, будить в них низменное.

Но он лишь предвкушал все это в мечтах, не было у него ни денег, ни власти. Нужно было содержать ораву орков, которые пусть и ели гниль да падаль, запивая это жгучей водой, все же не должны были голодать. Голодная армия больше не армия, понимал Саурон и пока все средства вкладывал в грабительские и запугивающие походы, а также появлялся среди людей под маской доброго друга и убеждал их перейти на его сторону. Саурон был терпелив и холоден сердцем, он пестовал свои планы без спешки и необдуманных действий и жалил, только когда знал, что это наверняка.