Его драгоценное тело терзал клыками какой-то неизвестный зверь. Как только он допустил такую оплошность! Его дух был возмущен, кровь требовала отмщения. Поэтому присущие ему вежливость и сладкоречие в общении с королем слетели с него, как легкий пух. В ответ на возмущенные тирады Фаразона Саурон прошипел так, что у того мороз пробежал по коже.

— Ты переживал по поводу какого-то бесплотного призрака, который тебе, может быть, померещился! А я сражался с могучим волком-оборотнем и выслеживал наших врагов! Если ты опасаешься гнева Валаров, то знай, что Валары здесь ни при чем! У нас другие враги. Паниковать нельзя. Возьми себя в руки и позови лекарей. Мне нужно наложить швы на раны, а тебе принять снотворное и выспаться!

Слова Саурона подействовали, и король сделал так, как он велел. Волк-оборотень пугал его еще больше, чем призрак. Он чувствовал себя уверенно на войне, с немудреными противниками из плоти и крови, как он сам. Колдуны и ведьмы, духи и оборотни — все это ему было непонятно. И если эта напасть обратилась против него и его государства… без Саурона ему не обойтись.

— Мирэ! Мирэ! — донеслось до сознания принцессы. Кто-то тряс ее за плечо. Она очнулась и улыбнулась Лоту. Эта тяжелая ночь так истощила ее, что, завершив заклинания, она уснула тут же на месте, стоя на коленях. Тяжелые веки сомкнулись сами собой, и она впала в забытье. Лот разбудил ее.

— Слава Валарам! Я так испугался, ты почти не дышала.

Мириэль потянулась и скривилась от боли.

Лот подхватил ее легкое тело и бережно прижал к себе. Его руки возвращали ее к жизни, разносили тепло по мышцам.

— Ты справилась! — говорил он при этом. — Ты самая лучшая волшебница во всем мире! Если бы ты была там и могла видеть чудо, которое сотворила! Мирэ! Ты просто клад! И ты спасла меня от смерти! — он обнимал ее восторженно и нежно, и слезы текли по его лицу. Они живы, они в порядке, они пережили эту страшную ночь и сделали все как надо! Как он был благодарен ей за все.

Под потоком его любви и ласки принцесса наконец-то расслабилась. Всю ночь она была предельно сосредоточена, и тело, и мозг представляли собой плотный сгусток воли, к тому же она почти окоченела в холодном склепе. Но в объятиях Лота тело таяло и теплело, чувство покоя и защищенности возвращалось к ней. Какое счастье, что Лот оказался в Нуменоре. Она теперь не одна.

— Мы отдохнем здесь немного, да? Прежде чем поедем в Роменну? — предложил он.

— Обязательно отдохнем, — согласилась она, встречая его губы и любя их.

Тень возникла на пороге у входа в гробницу. Им помешали. Оглянувшись, Мириэль увидела взъерошенного Олвика.

— Ох, я совсем забыл про него! — улыбнулся Лот. — Ты тоже празднуешь нашу победу, белый брат?

Олвик подбежал к ним, но Мириэль недовольно нахмурилась.

— Он вел себя недостойно сегодня! Я не знаю, что с ним случилось! Сначала он рычал на меня, потом и вовсе исчез! Что глядишь? Знаешь, что виноват?

Грустно посмотрел на нее белый волк.

— Иди, гуляй дальше, — Мириэль решила быть строгой.? — И не возвращайся, пока я не позову.

Олвик резко отвернулся и убежал. В темноте она не заметила, что он ранен. Только подумала обиженно, что если бы он не бросил ее ночью, она бы не замерзла так сильно. Лот снова поцеловал ее, и она забыла об обиде.

Он не помнил про раны, пока бежал что есть мочи подальше от гробниц. Его внутренняя боль жгла куда сильнее, а сердце колотилось так, будто хотело вырваться и бежать еще быстрее хозяина. Только достигнув Серебряной Струи, он упал в изнеможении, уронив пылающую голову на лапы. А потом, не в силах сдерживаться, завыл, и только луна сочувствовала ему своим скорбным ликом.

В Средиземье Юниэру удалось вытащить Олвика из-под обвала, но излечить его было, к сожалению, невозможно. В ту ночь Олвик умер у него на руках. В Стране Вечных Льдов люди-птицы и снежные волки — верные друзья. Горько было Юниэру провожать в последний путь могучего зверя. Встреча с ним резко изменила судьбу Юниэра. В Ориене сочли, что ему лучше забыть прошлое. Его память была затуманена, и он считал, что всегда принадлежал к избранному народу и никогда не покидал холодной родины, недоступной для других людей. Но взгляд умирающего Олвика пронзил его до самых глубин, и он обрел свое утраченное прошлое, он вспомнил о том, как нашел маленького снежного волка в лесу и подарил его своей возлюбленной. Юниэр испытал глубокое потрясение и обиду на сородичей. Он чувствовал, что его обманули, обошлись с ним, как с несмышленым ребенком, сделали столь важный выбор за него. Жизнь разделилась на два мира. До сих пор он считал себя человеком-птицей и верил тем добрым идеалам и справедливым законам, по которым они жили. Когда он сравнивал Средиземье с Ориеной, то гордился своей принадлежностью к благородному роду духовно одаренных людей-птиц. Теперь же вся прежняя жизнь предстала перед ним с неумолимой ясностью. Он вспомнил все: бесшабашную, пылкую юность, друзей и ту единственную на свете женщину, предназначенную ему судьбой, которая любила его. А он исчез бесследно, словно выпал из этого мира. Получилось так, что он предал всех, кого любил и считал друзьями, всех, кто доверял ему. Прежде всего — Мирэ. Он почувствовал себя раздавленным, совсем как Олвик под обвалом. Все это случилось не по его воле, но он не искал себе оправдания и молча страдал. Доверие его к людям-птицам пошатнулось. До встречи с Олвиком Юниэр часто общался мысленно с Дилидин и матерью, теперь же он никогда не звал их, а на призывы откликался скупо:

— Я занят, нет настроения, все в порядке…

Трудно было простить тех, кто заставил его забыть часть жизни, любовь и даже имя.

Люди-птицы не хотели, чтобы он покинул Ориену, но над миром нависла угроза. Оракул поведал, что кольцо темных сил сжимается вокруг Эа, и Моргот ищет пути, чтобы вернуться в Арду. Ориенцы понимали, что с его возвращением Эа придет конец, и никто не спасется с тонущего корабля, даже Страна Вечных Льдов, заповедная и прекрасная.

Оракул предрек, что предотвратить опасность суждено избранному — принцу Яшмету, который должен найти и уничтожить Азбуку Врага, прежде чем она попадет в руки его темного двойника. Как это водится за оракулами, пророчество было поведано в самых туманных выражениях и не содержало указаний, что это за Азбука Моргота, и где ее надо искать. Что ж, волю Высших сил можно постигнуть лишь по тайным сокровенным знакам, а следовать им или нет — выбор людей.

Тяжело перенесла прощание с ним Орминэ, королева не забыла долгих дней разлуки с сыном и не простила заговорщиков, похитивших ее ребенка. Ей не хотелось расставаться с ним вновь, но слухи о бесчинствах темного двойника Яшмета бередили души ориенцев. Необходимо было пресечь этот беспредел. Ярон был порождением их собратьев, пусть отступников, но родных по крови. Это Ярона искал Яшмет в Прибрежных горах, но обнаружил несчастного Олвика, застрявшего среди глыб. Он похоронил его и тщательно осмотрел все ходы в пещеры в надежде найти доступ в подземелья агнегеров. Там была Мирэ и ей угрожала опасность. На время он забыл о Яроне. Поиски были бесплодными.

Свидетелем страшного зрелища стал он, когда, гигантская волна поднялась из самого сердца океана и захлестнула Прибрежные горы. Он едва смог спастись от ее пенистого гребня. «Такими ударами Валары крушили Эа, когда шли войной против Моргота, — с ужасом подумал он, — все погибли». И он почувствовал такую ярость от собственного бессилия, что ослеп на мгновение. Если бы он появился здесь хотя бы немного раньше, Мириэль не попала бы в плен к агнегерам, Олвик не умер бы под обвалом. Не успел. Ему и в голову не пришло, что сокрушительная волна Улмо принесет спасение Мириэль. Он улетел прочь, обернувшись соколом, и вернулся лишь несколько дней спустя. Велико было его горе, но люди-птицы надеялись, что он предотвратит угрозу, нависшую над миром, и он не посмел обмануть их надежды. Он ничего не боялся, мысли о смерти приносили успокоение. Может быть, в лучшем мире он снова встретится с Мириэль. Но увидел он ее раньше. Лодочка, которую не заметил Горудун, спешивший возвратиться на остров, не укрылась от его зорких глаз. Ликующее сердце рванулось ей навстречу, голова закружилась, но он пересилил себя. Воля темных сил вела сейчас корабль с красными парусами на остров Тол-Фалас. И Яшмет чувствовал, что ему придется сражаться и победить, прежде чем он осмелится предстать перед Мириэль.