— Эх, — вырвалось у Мириэль с досадой, и она потянулась за следующей стрелой.
Она была совсем не такая, как Учитель. Он и касаться-то лука не желал, не то что применять его в деле. Мягкий и уравновешенный, он никогда не злился, не обижался на злые слова и сам старался не обидеть никого. Многие считали его слабым и насмехались над ним, но только не в присутствии Мириэль. Его ученица была непоседлива, все в ней кипело и бурлило, и дралась она крепко. Еще и волчара был всегда при ней. Люк очень уважал Учителя, хотя часто не понимал его слов. Знания Учителя превосходили пределы воображения молодого крона, даже про родные Белые горы он знал куда больше Люка, его советам Люк всегда следовал, не задумываясь.
Мириэль же всегда спешила, как будто у нее были важные дела, и старалась превзойти всех в любом умении. Ну, ничего, Люку не жалко, пусть учится. Неприятно только, что она самого Учителя укоряет, говорит, что бесполезно с кронами умные разговоры вести о… предназначении, долге… Оно и правда, есть дела поважнее: продукты распределить, чтобы всем в племени на зиму хватило, дома утеплить, себя от соседей защитить. Но и Учителя приятно послушать, не очень понятно, а душу греет. Еще хорошо, когда Мириэль поет. Кроны тоже голосистые есть и мелодии разные знают, но ее песни на красивый сон похожи. Вот они и договорились, если он научит ее метко стрелять, она ему много песен споет.
За долгие годы учения Чайлдин передал Мириэль все доступные ему знания. Они почти сравнялись в магическом искусстве, так как она оказалась одаренной от природы и восприимчивой ученицей. Наивная принцессочка из прошлого, влюбленная и обиженная, редко вспоминалась нынешней воительнице. Все эти годы она старательно избегала думать о ней. Но ненависть свою к кузену и Саурону Мириэль лелеяла и взращивала, поэтому со временем она только крепла.
У кронов, в деревне Беловуха, Мириэль и Чайлдин прожили уже два месяца. За время своего обучения Мириэль привыкла к скитаниям. Чайлдин не стал изменять свой образ жизни ради ученицы. Бродячий Учитель ходил по деревням и старался хоть в чем-нибудь помочь людям, приободрить, дать дельный совет, утешить, затронуть как-то светлые стороны души.
Мириэль тоже была увлечена его идеями и проповедями, пока не повстречалась с народами Средиземья лицом к лицу. Очень скоро она изменила свое мнение. Часто их встречали негостеприимно, а то и просто гнали в шею, обзывали чужаками, никчемными разгильдяями, которые только и умеют, что затуманивать мозги. Когда советы Чайлдина приносили быстрый, положительный результат, люди слегка и ненадолго воодушевлялись. В тех местах, где народ жил привольнее и богаче прочих, к проповедям Чайлдина прислушивались с большим любопытством, но тоже охладевали к ним быстро, если не видели своей выгоды.
Столкнувшись с самыми безобразными проявлениями человеческой натуры, Мириэль пришла к выводу, что население Средиземья находится не на том уровне, чтобы суметь воспринять духовные наставления мага. Их жизненно необходимые нужды не всегда были удовлетворены, а Мириэль заметила, что те, кто лучше устроены и имеют меньше забот, всегда добрее и другим блага желают, но непременно чуть поменьше, чем себе. Зависть и злоба черным покрывалом душили благие помыслы, и все усилия Чайлдина рассыпались в прах. Тех, кто проникался доверием к магу, принцессе было просто жалко. Некоторые верили, что их доброта может согреть несчастного, что надо быть честным и справедливым с каждым, что убежденность одного укажет путь многим. Но это был жестокий мир, в котором торжествовал тот, кто умел постоять за себя, а тем, кто не хотел жить по его законам, доставалось по макушке. Увы! Добро было не в цене. А хуже преступления, по мнению Мириэль, чем дать человеку надежду, которую он не сумеет осуществить, не было. Поэтому у нее с магом часто возникали споры. Он ругал ее за использование силы в их столкновениях с людьми, она же считала, что спасает его от неминуемой гибели, и умоляла перестать быть таким незрячим, полагая, что невозможно сделать мир лучше без применения силы.
— Но у каждого есть свободный выбор, — мягко настаивал маг.
— Свободный выбор каждого — это стремление к собственному благу и подавление тех, кто этому мешает! Таким образом гармонии никогда не получится. Кроме того, эти люди не знают лучшей жизни, не знают к чему стремиться. Им нужен не Учитель, а король, который бы установил порядок!
Эти споры могли длиться сколь угодно долго, и все равно она упрямо настаивала на том, что людей надо организовывать и подчинять закону. А Чайлдин по-прежнему считал, что лучшие законы заложены в душе человека изначально, и надо только подтолкнуть его к их осознанию.
Недавно они опять серьезно поссорились. Принцесса не в первый раз предлагала разыскать книги Черной магии, содержащие формулы, которыми пользовался сам Саурон. Поскольку у Мордора не было теперь хозяина, проникнуть в Бараддур было не так уж сложно и опасно. Эльфы побывали там после того, как Саурона увезли из Средиземья, в надежде освободить узников Мордора. Но оказалось, что Черный Властелин уничтожил своих пленников, прежде чем сдаться.
Книги Черной магии казались принцессе просто необходимыми для борьбы с Сауроном: чтобы победить, необходимо знать своего врага. Чайлдина подобные мысли приводили в ужас, он считал, что нет ничего опаснее и безрассуднее, чем соприкосновение с магией врага.
— Если тебе не терпится найти эти книги, то не беспокойся, ждать осталось недолго, они сами найдут тебя! — вот что заявил Чайлдин ей в тот день.
Это задело Мириэль. Подумать только, ему в голову пришла мысль, что ей не под силу совладать со своими чувствами, что чужие книги превратят ее в орудие зла!
Когда маг отправился в очередной бредовый поход в какую-то тьму-глухомань, она отказалась его сопровождать. Что ж, пусть попробует договориться о справедливости с полудикарями, когда она и ее волк не стоят за его спиной, обеспечивая безопасность. Может быть их пути навсегда разошлись, и миссия по спасению Нуменора — это только ее миссия. А Чайлдин так и будет сеять зерна разума и любви в этих неуютных скалистых землях. Авось прорастут.
Пока же она училась стрелять и готовила себя к тому, что скоро придется идти одной по выбранному пути и рассчитывать только на себя. Впрочем, верный Олвик всегда будет с нею.
Стояла ранняя осень, и Белые горы, поросшие лесом, пестрели ковром ярких и насыщенных тонов. Прозрачно-синее небо позволяло различить каждую деталь прощального убранства леса.
— Вжжих, — это ей наконец-то удалось сбить шишечки с пятого выстрела. Они с Люком сели передохнуть, но он почти тут же вскочил, натягивая тетиву:
— Кто идет?
— Не стреляй, Люк! Это Пит и Мэрвин из Серодубов.
Серодубы были ближайшей деревней к Беловухе, в них обитали те же кроны, значит, друзья. На опушку вышли два охотника.
— Что вам надо? — спросил Люк, откладывая оружие в сторону.
— Мы пришли с просьбой. Произошло недоразумение с чужаком. Мой брат выстрелил в вепря, но оказалось, что он охотился не один, и в этого же вепря стрелял еще кто-то не из нашего племени. Мой брат первым подошел к туше и собирался ее забрать, но незнакомец тоже подошел к ней и указал на свою стрелу. Стрела-то его, но он не крон и даже не вилан, а места это наши, он и охотиться здесь не имеет права. Поэтому мой брат не отдал ему вепря… — рассказчик медлил.
— Ну и? — поторопил его Люк.
— И он избил моего брата, — Пит вздохнул.
— Он странный. Вук отступился от добычи, но он не успокоился. Говорит, что честь его задета, и хочет убить Вука. Или предлагает выставить на поединок с ним любого богатыря.
— Нахал! Так вы бы скрутили его, напали бы все сразу и проучили, — посоветовал Люк.
— Он скрывает лицо. Никто не желает с ним связываться. Мы подумали, может, дева-воин захочет с ним состязаться?
— Зачем мне встревать в ваши дела? — возмутилась Мириэль, однако в душе она была совсем не против поединка. Ей льстило, что ее назвали девой-воином и признали сильнее местных богатырей.