— Сюда никто не проникнет, — решительно пообещал Лот, — только сделай ее прежней, друг. Это невыносимо, если она умрет.
Эпизод в склепе почему-то сблизил человека и эльфа, влюбленных в принцессу и одинаково ревновавших ее. Они прониклись уважением и доверием друг к другу, каждый из них вдруг понял, что умрет, защищая жизнь другого.
— И еще, Лот, — Юниэр протянул эльфу сверток с ненавистными книгами, — если я не вернусь, уничтожь их. В руки Саурона они не должны попасть ни в коем случае. И сам не читай.
— Уж в этом будь уверен, — Лот, морщась, принял тяжелый сверток.
Юниэр вернулся к принцессе, сел, скрестив ноги, и взял ее послушные руки в свои. Ему не нужно было ни книг, ни молитв, ни заклинаний, чтобы последовать за ней, только сосредоточенность и смелость. Он знал, что при желании любой человек может это сделать, хотя сам никогда прежде не пытался. Он, как и эльф, был слишком привязан к этому миру, чтобы искать выходы в другие. Но он видел в Ориене, как некоторые совершали переход, а потом возвращались. Они рассказывали, что труднее всего преодолеть страх в самом начале — на грани между мирами, а потом душа легко пускается в путешествия, невесомая, быстрая, не сдерживаемая тяжестью тела. Вторая трудность осознается позже — не все помнят, что нужно вернуться. Говорят, что миров много, и заблудиться легко. Но он знает, куда она ушла. Ее душа кричит о помощи, она погибнет без него.
Юниэр закрыл глаза и сосредоточился, сначала было темно, потом он увидел свое сердце — трепещущий огненный цветок из живого, пульсирующего пламени, а следом и душу — сияющую, прозрачную и очень родную сущность. Он понял, что сердце согревает ее, и они в гармонии с миром. Нельзя было разобрать ее цвет — она переливалась многими красками, но мягкими, радующими глаз, как весенний луг. Он подумал, что она слишком нежна для боя, но тут же понял, что своей волей может наделить ее любым обликом. Тогда он вообразил себе воина цвета пламени с длинным мечом, быстрым как вихрь, и по мере того, как насыщалась оранжево-красным его душа, решительнее и агрессивнее становилась она и теперь сама рвалась прочь — защищать, отвоевывать, разить!
В тот же миг его потянуло вверх с неистовой силою, и он огненным столпом вырвался прочь из тела. Где-то внизу, затуманенные дымкой, эльф и Айрен одновременно бросились поддержать его обмякшее тело. Что ж, теперь в путь, больше не оглядываясь назад, он нырнул в чернильный сумрак. Какое-то время он несся вперед огненным смерчем, но вот тьма развеялась — он совершил переход. Мир, в котором он оказался, был блеклым и серым по сравнению с тем, который он покинул. Потрескавшаяся земля, лишенная растительности, лежала ровным полем, насколько хватало глаз. Лишь конические постройки разбавляли пейзаж, и все они курились сизым дымом. Небо казалось почти бесцветным. На нем не было солнца, не было и облаков. Через всю эту пустынную землю бежала дорога — широкая из мелкого битого камня. Юниэр ринулся к ней, зная, что его цель впереди.
Идея состязаться с Сауроном в царстве теней пришла принцессе в голову не внезапно во время песнопений на Менелтарме. Уже в течение многих дней рассчитывала она каждый шаг. Мысль ее стала работать в этом направлении с тех пор, как в книгах Моргота она наткнулась на упоминание о проклятье Эру: «Остерегайся утратить физический облик, ибо тогда тяжесть души твоей повлечет тебя на самое дно Мира».
Что бы это значило? У нее не было, да и не могло быть четких представлений о том, что происходит после смерти, когда душа человека расстается с телом. Загадочную посмертную судьбу человека в Арде условно называли подарком Илуватара. Но поскольку оттуда еще никто не возвращался и не делился впечатлениями о полученном подарке, у многих людей возникали сомнения, недоверие и даже разочарование. Некоторые горько шутили, что люди получили в дар проклятье, и зря они тешат себя надеждой, что за порогом смерти их ждет необыкновенная судьба. Не шла ли тут речь об одном и том же явлении, общем законе для душ? И то, что оказывалось для одних подарком Эру, для других оборачивалось жестоким проклятьем? Как наша земная жизнь у всех разная, так и посмертная судьба у всех разная.
Можно было бы предположить, что люди добрые, отзывчивые, те, кто при жизни делился теплом с другими людьми, как солнышко, согревал их любовью и лаской, отправляются после смерти в лучезарные миры, подобные Валинору. А те, кто причинял боль и страдание, жил в злобе, зависти, ненависти, постоянно жаловался на этот мир и вредил ему, после смерти, отягченные бременем своих неблаговидных дел, падают вниз и попадают в безрадостные миры, где ждет их возмездие за все зло, которое они совершили. Эта идея так просто объяснила принцессе весь миропорядок, что она удивилась, почему не додумалась до этого раньше. Все вставало на свои места, если в мире действовал такой неумолимый закон.
Эльфы не покидают этого мира. Когда они утомляются или погибают от ран, то отправляются в Мандос или Лориэн. Что ж, это может означать, что наш мир многослоен. Ведь эльфы тоже все разные, а жизнь некоторых темна и кровава. Так что пребывание в Мандосе воспринимается эльфами по-разному, тоже в зависимости от их дел в Арде.
«Итак, — заранее радовалась Мириэль, — если мне удастся оставить Саурона без его физического тела, никакая сила не удержит его преступную душу в этом мире. Она пропитана темной злобой, и трудно представить себе что-нибудь более тяжелое».
Принцесса увидела черный сгусток, стремительно проваливающийся все ниже и ниже, туда, откуда нет возврата. Улыбка торжества играла у нее на губах. Но необходимо было привести замысел в исполнение.
Она боялась встретиться с ним один на один. Нанести урон его плоти было нелегким делом. Она прекрасно помнила, как у нее на глазах затянулась сама собой глубокая рана от эльфийского клинка. С тех пор она окрепла в знаниях и в искусстве магии, но тем не менее не обольщалась. Даже теперь возможности выстоять против могущественного Майара у нее почти не было. Она отчаялась прийти к какому-либо решению, как вдруг книги натолкнули ее на новую мысль.
Это была запись о клиньях миров, попав в которые душа оказывалась в лабиринте, в беспомощном положении, металась и не могла найти выход, а позже забывала о том, каким образом оказалась в ловушке. Освободить душу из клина мог только кто-то другой, сама она не видела выхода. Мириэль подумала, что хорошо бы заманить Саурона в такую ловушку. Если б только он застрял в лабиринте на какое-то время, они успели бы разделаться с его оболочкой в Арде и устроить так, чтобы он никогда сюда не вернулся. Она вырвала у книг название мира, где было такое место, опасное для странствующей души. Ей казалось при этом, что она подчиняет книги своей воле, заставляет служить себе и приподнимать завесу над тайной. На самом деле торжествовали книги. Они не солгали ей, о нет! Клинья, где душа оказывается в ловушке, бывают во всех мирах, и каждый из нас не однажды попадался в лабиринт, и вовсе не обязательно при этом расставаться с телом. Это происходит в те моменты, когда кажется невозможным вырваться из состояния подавленности, или опускаются руки от безысходности, или когда страх так велик, что тело отказывается двигаться перед наличием угрозы.
Книги торжествовали, потому что она следовала их подсказкам, еще немного, и они станут ее незаменимыми советниками.
Теперь ей предстояло заманить Саурона на свидание в Глиберг — царство теней, где нет места живым, куда он не мог бы взять свое земное тело. А для этого ей нужно было очень заинтересовать его. Она справилась и с этим, хотя не сразу преодолела страх перед ним. Если б она знала, как сильно был ранен Саурон Юниэром, она бы не стала медлить. Но тот ни разу не обмолвился о своем сражении с жрецом.
А Саурон восстановил свои силы быстро. Он пока еще избегал покидать дворец и подолгу лежал и думал о волке-оборотне и о рыцаре. А однажды ночью ему привиделась дева. Она не подпускала его близко, и черты лица ее были размыты, но его не оставляло ощущение, что он ее знает. Еще больше его встревожили ее речи.
