Очнувшись от раздумий, Андрей обнаружил, что опять опоздал к началу смены. Ничего страшного в этом он не усматривал, механики на участках прекрасно могли обойтись и без него, а если что, до шахты было две минуты ходу. Он решил немножко поработать за кульманом и не заметил, как наступил полдень. Тут только он вспомнил, что Зощенко накануне нудел насчет какой-то дурацкой заслонки. Дело не стоило выеденного яйца. На днях позвонил начальник шахты и обычным своим хамским тоном потребовал, чтобы он чуть ли не бросил все и бежал чинить какую-то заслонку. Состоялся нелепейший разговор. Андрей, всегда державший себя в руках, попытался, сообразуясь с уровнем собеседника, спокойно объяснить, что в обязанности главного механика подобные мелочи не входят, что его задача – организовать работу подчиненных. Чтобы те сами, по мере необходимости, занимались ремонтом механизмов, а что до него, то он уже дал им соответствующие указания. Слепко заявил, что в его обязанности как начальника шахты подобные вопросы как раз входят и что ему все равно как, но чтобы заслонка немедленно была починена. Видимо, этот кретин считал себя очень остроумным. Шевцова раздражал один вид вечно грязного, небритого, взмыленного, сутками не вылезавшего из-под земли Слепко, погрязшего в бессмысленной суете и явно не способного работать головой. Кстати, Андрей недавно узнал, что изящная, таинственная, безусловно интеллигентная девушка, встреченная им как-то в местной библиотеке, жена этого животного. Это было отвратительно, противоестественно. Единственное человеческое лицо в поселке – и вот! Что у них могло быть общего?

С подчиненными он вообще старался встречаться как можно реже. Эти мужланы в измазанных сапогах и замасленных брезентовках глядели на него волками. По существу, они просто не имели достаточного образования, чтобы уяснить, что́ он от них требовал. Андрей попытался объяснить попроще, но убедился, что они вообще не желают ничего понимать. Тогда, решив действовать формально, он вместо обычной нарядной книги завел разграфленный по собственной методе журнал, куда педантично вносил необходимую информацию обо всех заданиях, сроки выполнения и фамилии исполнителей. Те, в свою очередь, обязаны были расписываться в соответствующих графах. Само собой разумеется, указание отремонтировать ту самую заслонку своевременно было записано в «исходящем» столбце.

Скорым шагом войдя в свою «конуру», Шевцов первым делом справился в журнале. В графе «исполнение» против задания отремонтировать сливной клапан стояла корявая роспись механика Иванова, датированная позавчерашним числом. Сплюнув про себя в сторону бессмысленного хлопотуна Зощенко, Андрей успокоился, потянулся, запер дверь и раскрыл учебник по аэродинамике – в институте их этому не учили.

Слепко собирался уйти домой пораньше. Ему нужно было отвезти Наталью в женскую консультацию, забежать ненадолго в трест, а вечером поприсутствовать на дне рождения тещи. Он все же ненадолго спустился в шахту, намереваясь по-быстрому проинспектировать Северный участок. Десятник первой смены доложил, что кровля там заиграла. Зощенко уже смотрел, но ничего опасного не обнаружил. Все же Евгений Семенович хотел удостовериться сам, а заодно обсудить это дело с начальником участка Скопцовым, с ночи дежурившим в забое. На выходе из клети он столкнулся с разъяренной Левицкой – своим главным маркшейдером. Оказалось, поднялась вода из помойницы и заливает рудничный двор. Евгений Семенович удивился. Еще неделю назад, узнав, что неисправный клапан не позволяет чистить помойницу, он приказал главному механику немедленно заняться починкой. И вот неизвестно по какой причине работа не была сделана, и назревала аварийная ситуация. Зайдя в диспетчерскую, Слепко снял трубку и велел соединить его с Шевцовым, пообещав себе, что если того не окажется на месте, уволить поганца к такой-то матери. Шевцов на месте был.

– Андрей Сергеич, ты откачал воду из помойницы?

– Разумеется, Евгений Семенович.

– И клапан, значит, починил?

– Позавчера, в третью смену. У вас есть еще вопросы?

– Есть, один. Почему вода из помойницы заливает рудничный двор?

– Какая вода? Этого нет и быть не может, у вас неверные сведения!

– Ты в этом совершенно уверен?

– Разумеется! Я лично спускался в шахту и все проверил, там абсолютно сухо, – прозвучал ироничный ответ, – пошлите посмотреть, а если никому не доверяете, наведайтесь туда сами!

– Давай вместе сходим.

– Не вижу в этом ни малейшей необходимости.

– Я настаиваю!

– Ну хорошо, если вам очень нужно…

– Очень! И не забудь надеть резиновые сапоги!

– Я даже переодеваться не буду. Хорошо, если вам больше нечем заняться, я спускаюсь.

– Буду ждать на рудничном дворе, – Слепко в раздражении бросил трубку. – Не понимаю, – сказал он Левицкой, – этот человек для меня – полная загадка. Черт! Что вы о нем думаете, Елизавета Сергеевна? Ведь всё вроде при нем, дельный парень, комсомолец…

– Мне не хотелось бы это обсуждать, Евгений Семенович, тем более что сама я отнюдь не комсомолка.

– Но все-таки?

– Он – пустышка, бесполезная пустышка, как же вы сами этого не видите?

Евгений решил, что в ней говорит раздражение некрасивой и уже не очень молодой девушки, и перевел разговор на другую тему. Левицкая вскоре ушла, а Шевцова пришлось ждать еще целых полчаса. Он действительно заявился в своем щегольском костюмчике и начищенных штиблетах, из нагрудного кармашка вызывающе торчала логарифмическая линейка. Вода к тому времени уже на два сантиметра залила рудничный двор, только полоски рельсов выступали над маслянистой ее поверхностью. Явно огорошенный этим зрелищем, Шевцов замер в клети, не решаясь ступить в черную жижу.

– Что же, товарищ главный механик, пожалуйте в помойницу, – любезно предложил начальник шахты и, не оглядываясь, зашагал вперед. Сам он успел заменить кирзовые сапоги на резиновые. Шевцов, приняв невозмутимый вид, зашлепал следом.

– Андрей Сергеич, а тебе не кажется, что мы идем по воде? – не выдержал Слепко.

– Вы могли бы знать, товарищ начальник, что в шахте всегда сыро. Просто пол здесь неровный, и вода не может стекать.

– То есть ты хочешь сказать, она всегда тут стоит?

– Конечно!

Евгений только головой покрутил, Шевцов же был в отчаянии – ему ужасно жалко было ботинок. Он не понимал, за что Слепко так мучает его. Они дошли до помойницы и начали спускаться по пологому уклону. Когда жидкая грязь дошла до колен, Евгений остановился.

– Ты продолжаешь утверждать, что здесь сухо?

– Более или менее, – глупо упрямился Шевцов. Они сделали еще несколько шагов. Вода дошла до краев высоких сапог начальника шахты.

– И здесь сухо?

– И здесь…

– Тогда покажи мне отремонтированный клапан, пожалуйста.

Шевцов побрел куда-то во тьму. Фонаря у него при себе не было. Вдруг он оступился и шумно упал, с головой погрузившись в жижу. Поднявшись на ноги, он сдавленно закашлял, стоя спиной к ненавистному тирану. Плечи его постыдно тряслись. В уморительной фигуре, от макушки до обшлагов отутюженных брюк покрытой вонючей грязью, было что-то до того жалкое, что Евгений внутренне содрогнулся.

– С меня достаточно, – сказал он, – ты еще, чего доброго, утонешь, а мне потом отвечать. Помоешься, зайди ко мне. – Ему было больно и противно.

Андрей целый час стоял под горячим душем, как был – в костюме и галстуке, и плакал. Бессильная злость на «всех этих хамов и их вонючую яму» ломала и корежила его тело. Наконец его стошнило, и тогда немного полегчало. Уже в самом конце смены, не без успеха посвященной спасению штиблет и костюма, Шевцов, в новенькой, идеально чистой спецовке и с обычной своей ироничной улыбочкой, постучал в дверь начальника. Того, естественно, на рабочем месте не оказалось. Пожилая машинистка Антонина Ивановна, бывшая у Слепко чем-то вроде секретарши, подала ему листок, на котором значилось:

«За систематическое невыполнение приказов начальника шахты, в результате чего возникла угроза аварии на рудничном дворе, объявить главному механику шахты № 23-бис тов. Шевцову А. С. строгий выговор.