Вот таких масштабов непременно достигнет Facebook.

Шон лучше других знал, что происходит, когда проект выходит на внушительные обороты. Люди меняются. Дружба рушится. Возникают проблемы — иногда, казалось бы, на пустом месте.

Что делать, если теперь, когда на Facebook обрушился поток инвестиций, а венчурные компании начали оперировать в связи с ним миллиардными суммами, кто-нибудь решил, что лучше будет впредь обходиться без Шона Паркера?

С ним такое случалось дважды. Неужели случится и в третий раз?

Или подобные опасения — плод его больной фантазии? Скорее, все гораздо проще: полиция нагрянула разогнать вечеринку, на которой он случайно оказался.

Ему всего лишь не повезло.

Он влип по ошибке.

Первое, о чем подумал Шон, когда его арестовали, — это о том, что надо сделать телефонный звонок. Досужие домыслы могут нанести гораздо больше вреда, чем резиновые дубинки и наручники. Виновен он или нет, но президенту передовой компании стоимостью в миллиард долларов вовсе не к лицу быть арестованным на домашней вечеринке, где он оттягивался с юной сотрудницей. В тюрьму его не посадят, и тем не менее можно не сомневаться: виновен он или нет, взяли его случайно или целенаправленно, в любом случае Марк Цукерберг будет им очень недоволен.

Той же ночью или, возможно, уже наутро Марку Цукербергу позвонили — то ли кто-то из юристов компании, то ли сам Шон Паркер. Марк в этот момент находился в офисе — впрочем, находился он там практически круглосуточно. Можно представить, как он сидел в одиночестве перед излучающим голубоватый свет экраном. Глубокой ли ночью, ранним ли утром… Марк никогда не обращал внимания на время. Часы и минуты он воспринимал как ничего не значащее мелькание цифр на циферблате, мало что определяющее в реальной жизни. А вот информация — это действительно важно. И только что по телефону Марк получил информацию, с которой надо было срочно и решительно разобраться.

Шон Паркер был гением и немало сделал для Facebook. Шон Паркер был героем в глазах Марка и навсегда останется его наставником, советчиком и, возможно, даже другом. Но, выслушав рассказ о том, как Шон был арестован на разогнанной полицией вечеринке, Марк сделал вывод: Шон Паркер должен уйти.

Что бы там ни произошло, даже если его не станут допрашивать и предъявлять обвинение, Шон в настоящий момент представляет для Facebook угрозу. Он всегда был слишком буйным и непредсказуемым, люди часто не понимали его, многих пугала его бьющая через край энергия. Но сейчас Шон загремел в полицию. Не важно, по ошибке или за дело — вывод напрашивался однозначный.

Шон Паркер должен уйти.

Как Эдуардо, как братья Винклвосс. Все, кто — умышленно или случайно — ставят под угрозу Facebook, должны быть нейтрализованы. Потому что Facebook превыше всего. Этот сайт — детище Марка Цукерберга, его дитя, в нем заключен весь смысл его жизни. Сначала, возможно, Facebook и был обыкновенной забавой. Очередной игрушкой, вроде «Риска», который он сделал еще школьником, или Facemash, прикольного сайта, из-за которого Марк чуть было не вылетел из Гарварда.

Но теперь, как легко догадаться, Facebook стал органичным продолжением единственной любви Марка — компьютера, за которым он проводил дни и ночи. Подобно тому, как новаторская операционная система Билла Гейтса, перед которым Марк преклонялся, открыла персональный компьютер всему человечеству, так и Facebook совершал революцию, преображал мир, делал возможным свободный обмен информацией в социальных сетях и этим придавал миру новое цифровое измерение.

Никому и ничему Марк не позволил бы встать на пути у Facebook.

То, как Марк видел собственные достижения, хорошо иллюстрировала лаконичная и элегантная визитная карточка с единственной фразой по центру. Марк сам сделал дизайн своих карточек. Он собирался напечатать их и повсюду носить с собой.

С одной стороны, ее можно было счесть за образчик специфического юмора Марка Цукерберга. И в то же время на визитной карточке была написана чистая правда. Что бы кто ни думал и что бы ни пытался в связи с этим предпринять, но по духу текст на карточке навсегда останется правдой.

Неизменной и незыблемой правдой.

Можно себе представить, как Марк вслух самому себе читает этот текст и по его обычно бесстрастному лицу пробегает короткая ухмылка.

Опять все та же мутота.

Эдуардо не знал ни как этот клуб называется, ни как именно он сюда попал. Он помнил, что находится в Нью-Йорке, в районе бывших мясокомбинатов.[40] Помнил, что ехал на такси. С ним были несколько университетских приятелей, а в какой-то момент нарисовалась еще и девица — куда ж тут без девиц. Про нее Эдуардо помнил — она была ничего себе, даже, возможно, азиаткой, и, видимо, он с ней целовался.

Но где-то между такси и клубом она испарилась, и теперь он, в одиночестве развалившись на ярко-синем кожаном диванчике, рассматривал собственное отражение в стакане скотча, любовался, как черты его лица расползаются на тающих кусочках льда — это было похоже на комнату смеха или на картину Сальвадора Дали, одну из тех, что они обсуждали на «базовом курсе». Кажется, курс назывался «Точки и мазки» и, как ожидалось, должен был познакомить с современным искусством школяров, которые в гробу видали это искусство.

Он был один и пьян — не то чтобы совсем в стельку… Его сознание было замутнено не только алкоголем, и даже не им в первую очередь. Эдуардо страшно страдал от недосыпа. Уже недели три он не ложился раньше четырех. Все это время разрывался между новым проектом, связанным со здравоохранением, социальными сетями и еще много чем; судебной тяжбой, на которую уходила уйма времени; и, разумеется, тусовками, которые звали его то в Бостон, то в Нью-Йорк, а то и в Калифорнию — и, разумеется, в «Феникс», непременный и неизбежный «Феникс». Там никому не было дела до того, что он на несколько лет старше студентов — ведь все члены клуба были братьями и навсегда ими останутся. К тому же все в «Фениксе» знали, кто он такой. Что он совершил. Притом что за стенами клуба никто и не подозревал о его существовании. Притом что у всего мира Facebook ассоциировался с одним-единственным именем.

Как же Эдуардо устал! Несколько недель он почти не спал. Устроившись поудобнее на диванчике, он было уставился на стакан скотча — когда вдруг в памяти у него всплыл один давнишний эпизод.

Дело было такой же пьяной ночью лета 2004 года, которое он проводил в Нью-Йорке. Эдуардо не помнил день и месяц, но эпизод явно относился ко времени после того, как он заблокировал злосчастный банковский счет, после телефонных переговоров с Марком, ставших, как он знал теперь, началом конца, трещиной, со временем превратившейся в открытый перелом. От злости и обиды Эдуардо тогда, так же как сегодня, захотелось напиться, по такому случаю он очутился в клубе, похожем на этот.

Он танцевал, увиваясь за какой-то девчонкой, когда заметил у края танцпола парня, который смотрел в его сторону.

Эдуардо его узнал — потому что не узнать его было трудно. Высокий, мускулистый, с физиономией кинозвезды и телосложением олимпийца. Эдуардо не раз встречал его в университете в компании брата-близнеца. Эдуардо не знал, какой именно из братьев стоит в десяти шагах от него. Просто в безымянном нью-йоркском клубе ему встретился один из близнецов Винклвосс.

В тот момент Эдуардо пошел на поводу эмоций и алкоголя. Возможно, в глубине души он уже предчувствовал, во что выльются его отношения с Марком. А может, он все сделал просто спьяну.

Что бы им при этом ни двигало, но Эдуардо подошел к Винклвоссу и пожал ему руку.

Винклвосс остолбенело уставился на Эдуардо, когда тот проговорил сквозь зубы: