Шанс вздохнул.

— Алиби у меня есть, и вполне достоверное. С семи вечера и до полуночи я был в Лаксвилле, штат Коннектикут, то есть в ста милях отсюда...

— Прекрасно,— облегченно вздохнул Хемингуэй.

— Кто вызвал полицию?

— Я. Я не уверен, был ли это несчастный случай или... вы сами понимаете, как это важно...

Помолчав, Хемингуэй пристально взглянул на кончик своей сигареты, потом тихо сказал:

— Возможно, старая дама устала так долго ждать? В вашей квартире есть дверца, ведущая на переход. Она могла любопытства ради выйти на железную дорожку, у нее закружилась голова, и она упала...

— Ну а что вы предполагаете?

Хемингуэй бросил окурок в урну, поднял голову и, глядя в глаза Шансу, внятно произнес:

— Ее могли оттуда столкнуть.

Переход под самым потолком сцены в «Темпест» представлял собой узкий металлический мостик с невысокими перилами, протянувшийся от одной стены к другой. С обеих сторон на него можно попасть по винтовой лестнице, вделанной в кирпичную кладку. В квартире Шанса имелась дверь, открывающаяся на этот «кошачий переход»: оттуда он мог свободно наблюдать и за зрительным залом, и за сценой.

Этот переход остался еще от старого театра. При перестройке зала Шанс сохранил его, приспособив для освещения и подсветки сцены. На северной стороне, то есть перед дверью из своей квартиры, он приказал соорудить маленький балкончик, откуда было удобно наблюдать за репетициями. Дверь в его квартиру не запиралась, чтобы электрики и осветители могли пользоваться не только лестницами, ведущими на сцену, когда требовалось принять какие-нибудь экстренные меры во время представления.

Все эти подробности капитан Криминальной полиции Джордж Полхэм узнал у Хемингуэя в самом начале расследования. Можно было предположить, что старая дама миссис Тауэрс — открыла эту дверцу и вышла на мостик, движимая, возможно, естественным любопытством. Она могла либо чего-то испугаться, либо у нее закружилась голова, и она упала вниз через перила.

Однако казалось несколько странным, чтобы такая пожилая особа осмелилась выйти на «кошачий переход». Зачем все же она гуда пошла? Была ли она одна? Как ни рассуждай, в девяносто четыре года подобные путешествия без серьезной необходимости не предпринимаются!

Так рассуждал Полхэм.

Но, с другой стороны, все говорили, что она была сильным и мужественным человеком. Если бы ей по каким-то соображениям надо было как можно скорее попасть в театральный зал, она бы не задумываясь воспользовалась опасным мостиком. Человеку же, указавшему ей такой путь из квартиры Шанса Темпеста, если таковой имелся, было проще простого скинуть ее вниз, толкнув посильнее в спину...

Но какими бы очевидными ни казались эти соображения, они ни на чем не основывались. С другой стороны, переход являлся удобным местом для наблюдения за сценой. Однако в одиннадцать часов не за чем было наблюдать, тем более при слабом ночном освещении. Получалось, что вряд ли миссис Тауэрс самой пришло в голову выйти на мостик.

Располагая такими скудными данными, Полхэм не мог прийти к определенному решению, поскольку нельзя исключить и другую версию — присутствие второго человека, прямого виновника случившегося.

Полхэм оставался верным своей репутации рассудительного и осторожного офицера. Он учился в юридическом институте, но случилось так, что заболел его отец, нью-йоркский адвокат, который потребовал, чтобы рядом с ним, помимо сиделки, находился сын. Полхэм все бросил и помчался к отцу. Проходили месяцы, он изнывал от безделья и с радостью ухватился за предложение работать в Отделе по расследованию убийств. А когда отец умер, Полхэм уже настолько увлекся своим делом, что не пожелал его бросить.

При первом взгляде на капитана Полхэма Шанс Темпест подумал, что он больше похож на актера, чем на полицейского. Костюм от хорошего портного, а не из магазина готового платья. Рано поседевшие волосы и усы придавали ему вид «элегантного мужчины» из журнала «Адам». К тому же безукоризненные манеры.

Хемингуэй предложил воспользоваться запасным выходом, чтобы войти в театр, но Шанс на эго не согласился.

— Не следует начинать с того, чтобы меряться силами с полицией и противопоставлять им себя. Вы не сделали ничего противозаконного, предупредив меня. Так бы поступил каждый честный человек по отношению к своему хозяину. Мы только выиграем время, если я сразу же заявлю, что в курсе дела. Единственное, за что вас может упрекнуть капитан Полхэм, это то, что вы вышли из театра без его ведома. И будет совершенно прав, если уж рассуждать беспристрастно.

Когда Шанс и Хемингуэй вошли, капитан находился поблизости от центрального входа, разговаривая с двумя мужчинами. У него удивленно приподнялись брови при виде ночного сторожа.

— Значит, вы разыскивали мистера Темпеста, мистер Кинг? А я и не знал, что вы этим занимаетесь!

— Меня не было в городе,— ответил Шанс и рассказал про свою поездку в Лаксвилл.— Хемингуэй сразу сообразил, что я уехал на машине, так как ее не было в гараже на Десятой авеню. Можете проверить у Вебера и Хосе, когда я брал машину и когда ее вернул, а также время, проведенное у мистера Уотсона в Лаксвилле.

— Почему «Хемингуэй»? — удивился капитан.

Шанс усмехнулся.

— Это прозвище настолько приросло к мистеру Кингу, что, признаться, мы все забыли его настоящее имя.

— У вас с собой ключ от входной двери, мистер Темпест?

Шанс молча вынул из кармана целую связку ключей, снял с колечка нужный и отдал его капитану.

— Вы подтверждаете, что такие ключи есть только у троих: у вас, у мисс Дженсон и у... Хемингуэя?

— Совершенно верно.

Полхэм повернулся к Хемингуэю.

— Получается, на этот раз вы не доглядели. Забыть запереть дверь может каждый. Это еще не криминал!

— Я все понимаю, капитан, и тем не менее повторяю: дверь была заперта на ключ.

Полхэм вздохнул.

— Ваше право настаивать на своем показании.

— Это вовсе не мое упрямство. Так оно и было.

— Скажите, остальные, то есть Анна, Джералд, Джеф и Шарон, все еще здесь? — осведомился Шанс.

— Да,— ответил капитан,— но я хотел бы предварительно побеседовать с вами, мистер Темпест. А уж потом вы можете повидаться с ними.

— А Люси известили?

— Да, ее вызвали из дома в двенадцать часов. Она спала. Приехала вместе с советником. Сейчас они отправились в морг.

Шанс вздрогнул. Старая миссис Тауэрс была такой жизнерадостной всего несколько часов назад!

— Есть ли у вас основания предполагать, что это не просто несчастный случай?

Полхэм задумчиво и пристально посмотрел на Шанса Темпеста голубиными глазами.

— Понимаете, ничто не указывает на присутствие в здании злоумышленника, тем более что мистер Кинг отказывается допустить, что входная дверь оставалась незапертой. Но у вас никогда не бывает подсознательного чувства, необъяснимого и даже необоснованного,—

того, что часто называют предчувствием,— возникающего, казалось бы, вопреки имеющимся фактам...

Он не договорил.

— Из ваших слов я делаю вывод, что вас не удовлетворяет версия несчастного случая?

Капитан Полхэм покачал головой.

— Меня терзают дурные предчувствия.

Для Шанса было тяжким испытанием, что он не может немедленно выяснить, для чего приехали в театр Джералд, Анна, Джеф и Шарон. Но он понимал, что приказ капитана — не прихоть, и потому кивком головы пригласил его следовать за собой. Они двинулись к лифту, чтобы подняться в квартиру Темпеста.

— Надо же мне посмотреть, как вы живете,— сказал Полхэм.— Я специально ждал вашего возвращения... Похоже, никто не представляет, ради чего к вам приехала старая миссис Тауэрс. Может быть, вы мне что-нибудь скажете?

Дверь лифта автоматически открылась, и они очутились в холле квартиры Темпеста. Полхэм сразу же указал на дверь, ведущую на балкончик перед «кошачьим переходом» над сценой.