– Господи Иисусе, – сказал он. – Этих «оки» все-таки проняло. Парень на заднем сиденье пытался со мной схлестнуться! Черт, да у него пена изо рта шла. Я бы вырубил придурка слезоточивым газом… уголовный психоз, полный нервный срыв… никогда не угадаешь, когда они взорвутся от злости!

Я резко вывернул в переулок, который как будто выводил из лабиринта, но вместо плавного скольжения, сволочной «кадиллак» едва не перекувырнулся.

– Срань господня! – взвизгнул мой адвокат. – Да включи же долбаные фары!

Он цеплялся за ветровое стекло, внезапно у него снова начался большой проблёв, и ему пришлось высунуться из машины.

Я не желал сбавлять скорость, пока полностью не удостоверюсь, что нас никто не преследует, особенно «форд» из Оклахомы: люди в нем явно опасны, по крайней мере пока не остынут. Стукнут ли они в полицию об этой кошмарной стычке? Скорее всего, нет. Все произошло слишком быстро, свидетелей не было, и велики шансы, что им все равно никто не поверит. Рассказ о том, как два пушера в белом «кадиллаке» с откидным верхом слоняются взад и вперед по Бульвару, стремают и оскорбляют на светофорах абсолютно незнакомых людей, на первый взгляд, покажется абсурдом. Даже Сонни Листон в своем беспределе так далеко не заходил.

Мы еще раз свернули и снова едва не перекувырнулись. «Коп де виль» – далеко не идеальная тачка для сверхскоростных разворотов и поворотов в узких улочках жилых кварталов. Передачи запаздывают, не то что у «красной акулы», которая довольно четко слушалась руля в ситуациях, когда требовался быстрый четырехколесный вираж. Но «кадиллак» в критический момент не парил, как птица, а имел тенденцию пробуксовывать, создавая тошнотворное ощущение «ну здрасте, приехали!».

Сначала я думал, проблема в спущенных шинах, а потому поехал на бензозаправку рядом с «Фламинго», где подкачал их до пятидесяти фунтов каждую, основательно напугав механика, которому пришлось объяснить, что шины у меня «экспериментальные».

Но даже при пятидесяти фунтах повороты давались нам хреново, и спустя несколько часов я вернулся и сказал, что хочу попробовать семьдесят пять. Механик нервно дернулся.

– Только без меня. Вот. – Он протянул мне насос. – Это твои колеса. Ты и делай.

– А что не так? – спросил я. – Думаешь, они семьдесят пять не сдюжат?

Механик кинул и опасливо отошел подальше, когда я начал разбираться с левой стороной.

– Вот именно. Этим шинам надо двадцать восемь спереди и тридцать два сзади. Черт, уже пятьдесят опасно, но семьдесят пять – это безумие. Они лопнут!

Я отрицательно замотал головой, продолжая накачивать переднее левое колесо.

– Я же говорил. Эти шины разработали в лабораториях «Сандоз». Они специальные. Я могу загнать в них до сотни.

– Боже всемогущий! – простонал он. – Только здесь этого не делай.

– Не сегодня, – отозвался я. – Хочу увидеть, как они поворачивают на семидесяти пяти.

– Вы даже до угла не доберетесь, мистер, – хмыкнул механик.

– Посмотрим, – заметил я, переходя с насосом к заднему колесу.

По правде говоря, я нервничал. Резина спереди была натянута похлеще кожи на барабане. Когда я заворачивал колпачки, на ощупь она была, как тиковое дерево. «А какого черта, – думал я. – Ну и что такого, если они лопнут?» Не так часто предоставляется шанс провести фатальные эксперименты с новехоньким «кадиллаком» и четырьмя совершенно новыми, только что с конвейера, колесами за восемьдесят долларов. А вдруг тачка будет поворачивать, как «лотус илэн»? Если нет, мне надо только позвонить в VIP агентство и договориться, чтобы пригнали новую. Может, пригрозить судебным иском, потому что все четыре колеса лопнули, когда я ехал в час пик. Потребовать на следующий раз «эльдорадо», с четырьмя «мишлен икс». И пусть все запишут на счет… а его я переведу на «Сент-Луис Браунз».

Как оказалось, с подкачанными шинами «кадиллак» заработал весьма прилично. При езде чуть трясло, я чувствовал каждый камень, попавший под колесо на автостраде, – словно катишься на роликах по гравиевой дорожке. Тем не менее тачка начала поворачивать очень и очень стильно – напоминало езду на мотоцикле на предельной скорости под проливным дождем: едва оскользнулся и ба-бах! – кубарем летишь за заграждение, выделывая сальто-мортале с головой в руках.

Через полчаса после стычки с «оки» мы остановились у ночной забегаловки на шоссе на Тонопу, на задворках убогого, вонючего и грязного гетто под названием Северный Лас-Вегас. По сути оно было уже за городской чертой. В Северный Вегас попадаешь, только когда в один прекрасный день слишком круто облажался на Бульваре, когда твоему появлению не рады даже в дешевых заведениях вокруг «Казино-Центр».

Это ответ Невады на Восточный Сент-Луис: трущобы, кладбище, последняя остановка перед пожизненной ссылкой в Или или Виннемуку. В Северный Вегас попадаешь, если ты затасканная уличная калоша лет под сорок и люди синдиката на Бульваре решили, что ты уже недостаточно хороша, чтобы обслуживать птиц высокого полета, или если ты сутенер, у которого накрылся кредит в «Песках», или если ты – как это называется в Вегасе – «пропащий». Последнее может значить все, что угодно, от паршивого алкаша до наркомана, но с точки зрения коммерческой приемлемости это означает, что из хороших мест тебя вышибли.

Крупные отели и казино уйму денег тратят на вышибал, чтобы те гарантировали: «нежелательные» даже близко не подойдут к тем, кто играет по-крупному. В таких заведениях, как «Цезарь палас», секьюрити сверхбдительна и сурова.

В любой момент приблизительно треть людей в зале либо «подставные», либо охрана. Откровенно пьяных субъектов и известных карманников выводят незамедлительно: головорезы секьюрити тащат их в стиле агентов спецслужб на стоянку, где читают краткую, бесстрастную лекцию о стоимости услуг дантиста и о трудностях зарабатывания на хлеб с обеими сломанными руками.

«Фешенебельный Вегас» – вероятно, самое закрытое общество к западу от Сицилии, и, по меркам устоявшегося образа жизни этого мирка, неважно, кто главный – Лаки Лучано или Говард Хьюз. Когда Том Джонс может сделать в неделю семьдесят пять тысяч долларов за два вечерних шоу в «Цезаре», без секьюрити не обойтись, и охранников не заботит, кто выписывает им чеки. Как и любая золотая жила, Вегас выпестовал себе собственную армию. Наемное бычье имеет тенденцию быстро скапливаться вокруг столпов денег или власти. А в Вегасе большие деньги синоним Силы, которая их защищает.

То есть если тебя по какой-либо причине занесли в черный список на Бульваре, то лучше либо убраться из города, либо выйти в отставку и откалывать номера, где подешевле, например, в дрянном чистилище Северного Вегаса, среди занудных недоумков, кидал и прочих лузеров. Северный Вегас – место, куда отправляешься, если завязок нет, но герычем затариться надо.

Но если ты ищешь кокаин, держишь наготове несколько купюр и знаешь кодовые слова, то лучше остаться на Бульваре и иметь дело с хорошо осведомленными девками, которых для начала надо подмазать по меньшей мере одной купюрой.

Ну да хватит об этом. Мы в общую картину не вписывались. Нет такой формулы, которая объяснила бы поездку в Северный Вегас на белом «кадиллаке», который забит наркотой, а тебе и пообщаться-то не с кем. Стиль от Филлмор здесь так и не прижился. Такие люди, как Синатра и Дин Мартин, все еще считаются здесь «недосягаемыми». Здешняя «андеграундная газета» – местная «свободная пресса» – осторожный отголосок The People’s World или, может, National Guardian.

За неделю в Вегасе начинаешь думать, что попал в прошлое, что тебя зашвырнуло в конец пятидесятых. Окончательно это понимаешь, когда видишь, кто сюда приезжает: крутые транжиры, скажем, из Денвера и Далласа. А еще делегаты Национального съезда «Элкс-клаб» (ниггерам вход воспрещен) и Общезападного слета добровольных овцеводов. И все они слетают с катушек при виде того, как, раздевшись до трусов, старая калоша отплясывает на взлетной полосе под биг-бит, который выдают за джем «Песни сентября» десяток пятидесятилетних нариков.