Поэтому, когда пришло козумельское задание, я тут же поехал в город проконсультироваться у старого друга и поделыцика по наркоте Йейла Блура. Объяснив ситуацию в деталях, я попросил его совета.

– Ясно как белый день, – отрезал он. – Нужно сейчас же ехать. Ты окучишь рыбаков, а я заберу наркотики.

Таковы были обстоятельства, толкнувшие меня вернуться на Козумель под конец апреля. Ни редактор, ни свора сверхбогатых рыбаков-спортсменов, с которой нам предстояло иметь дело, ничегошеньки не знали о моих истинных мотивах. Блур знал, но у него был свой интерес поддерживать «прикрытие», так как – для оплаты счетов – я выдал его за моего технического консультанта. Мне это показалось совершенно логичным: чтобы освещать крайне напряженное состязание, необходимо много надежных помощников.

* * *

Когда после полудня в понедельник я добрался на Козумель, шишки туристического бизнеса острова были вне себя от возбуждения при мысли, что с неделю или дней десять с ними будет настоящий, взаправдашний «АВТОР PLAYBOY». Когда я вяло сполз с рейса из Майами, меня приветствовали, как Буффало Билла при первом его визите в Чикаго: к самолету вышла целая стая пиарщиков, и по меньшей мере трое встречали меня. Что можно для меня сделать? Чего бы мне хотелось! Как скрасить мою жизнь?

Отнести мои сумки?

Ну… почему нет?

Куда?

Ну… я помедлил, нутром чуя нежданный шанс, который может завести почти куда угодно.

– Кажется, мне положено ехать в «Кабаньяс», – протянул я, – но…

– Нет, – отозвался один из прилипал, – у вас люкс для прессы в «Козумеленьо».

Я пожал плечами.

– Как скажете. Поехали.

В колорадском турагентстве я попросил арендовать для меня джип «Фольксваген Сафари» (такой у меня был в прошлый приезд на Козумель), но пиарщики в аэропорту настаивали, что сами меня отвезут. Джип, по их словам, пригонят в течение часа, а пока со мной обращались как с влиятельным сановником: несколько человек взаправду обратились ко мне «мистер Плейбой», а еще парочка в конец каждой фразы прилепляла «сэр». Меня проводили в ждущую машину и увезли по двухполостному шоссе через пальмовые джунгли приблизительно в сторону «Американского стрипа», скопления пляжных отелей на северо-восточной оконечности острова.

Невзирая на вялые протесты, меня доставили в самый новый, самый большой и самый дорогой отель острова – кипенно-белую бетонную громадину, напомнившую мне муниципальную тюрьму в Окленде. У стойки портье нас встречали управляющий, владелец и несколько наемных громил-охранников, которые объяснили, дескать, жуткий грохот оттого, что рабочие заканчивают отделку третьего этажа того, что со временем станет пятиэтажным колоссом.

– Сейчас у нас всего девяносто номеров, – объяснил управляющий, – но к Рождеству будет три сотни.

– Господи Иисусе! – пробормотал я.

– Что?

– Неважно. Чертовски хороший отель вы тут строите. Уж вы мне поверьте, крайне впечатляет, во всем… Но одно странно, мне казалось, мне забронировано дальше, в «Кабаньяс».

Пожав плечами, я сверкнул улыбкой, не обращая внимания на уже закравшийся в разговор холодок неловкости. Управляющий выдавил слабый смешок.

– «Кабаньяс»? Нет, сеньор Плейбой. «Козумеленьо» на «Кабаньяс» совсем не похож.

– Ага, – согласился я. – Это по всему видно. Носильщик-майя уже исчез с моим багажом.

– Мы приберегли для вас малый люкс, – сказал управляющий. – Думаю, останетесь довольны.

Английские фразы он строил очень правильно, улыбкой сиял на сто ватт. Одного взгляда на этот могучий приветственный комитет хватило, чтобы понять: я стану их гостем хотя бы на одну ночь. А как только они обо мне забудут, я сбегу из этого бетонного морга и проберусь в уютно запущенную, затененную пальмами мирную берлогу «Кабаньяс», где мне почти как дома.

По пути из аэропорта пиарщик в голубой бейсболке и стильной синей с белым майке (обе с логотипом «Страйкер») рассказал, что владелец гигантского нового отеля «Козумеленьо» принадлежит к семье, правящей островом.

– Им половина острова принадлежит, – сказал он с усмешкой. – А чем они не владеют абсолютно, то контролируют через топливную лицензию.

– Топливную лицензию?

– Ну да. Они контролируют каждый галлон топлива, какой тут продается, – от бензина, на котором мы сейчас едем в джипе, до газа в каждой плите всех до единого ресторанов и даже авиационного топлива в аэропорту.

В то время я не обратил внимания на его слова. Такую холуйскую дребедень с обожествлением власти слышишь от любого пиарщика на свете по любому вопросу и в любой ситуации.

* * *

Моя проблема была очевидна с самого начала. Я приехал на Козумель (во всяком случае, официально) писать не только про турнир рыбаков, но и про общую атмосферу: редактору я объяснил, что серьезная спортивная рыбалка привлекает специфических людей и меня интересует как раз их поведение, а вовсе не марлин с парусником. В свой первый приезд на Козумель я обнаружил рыболовецкий порт по чистой случайности, когда однажды вечером мы с Сэнди, полуодетые и отлетевшие на стимуляторах, катались по острову и на бухточку с причалами для яхт наткнулись лишь потому, что около полуночи я свернул не туда и попытался, не соображая, куда еду, протаранить заграждение на подходах к единственному на острове аэропорту, которое охраняли три мексиканских солдата с автоматами. Помниться, сцену мы устроили скверную, и задним числом подозреваю, что плесневелый белый порошок, которого мы наелись, был, скорее всего, не стимулятором, а каким-то транком для скота. В наши дни на рынке наркотиков полно ветеринарных анестетиков; любой, кто хочет безболезненно отправить лошадь в кому, без проблем купит их у… ну… зачем же выдавать, а?

Как бы то ни было, когда вооруженная охрана прогнала меня от аэропорта, я свернул на ближайшую же шоссейку, и мы оказались в бухточке для яхт, где как раз шла вечеринка. Шум слышался приблизительно за полмили, поэтому я взял курс на музыку и ехал по шоссе, а после еще ярдов двести по крутому травянистому склону к акватории. Сэнди из джипа выходить отказалась, заявив, что с такими людьми она в сложившихся обстоятельствах общаться не готова, поэтому, посмотрев, как она заворачивается в одеяло на переднем сиденье, я пошел в док один. Чего-то подобного я как раз и искал: десятка три пьяных в хлам богатых белых из Джексонвилля или Помпано-Бич, мотающихся по мексиканскому порту вокруг яхт за двести тысяч долларов и проклинающих туземцев, что слишком мало прислали с музыкантами маррьячи малолетних шлюх. Полнейший декаданс, и я почувствовал себя как рыба в воде. Я начал заговаривать с людьми, пытаясь нанять на завтра лодку, что оказалось очень непросто, так как никто не понимал, что я говорю.

«Что, черт побери, происходит? – недоумевал я. – Неужто дело в наркоте? Почему меня не понимают?»

Среди прочих я заговорил с владельцем шестидесятифутовой «Крис-крафт» из Миллуоки. По его словам, он только сегодня приплыл из Ки-Уэст, и на данный момент его, похоже, интересовала только «аргентинская дева», с которой вошел в клинч на мостике. У «девы» лет пятнадцати были светло-русые волосы и красные глаза, но рассмотреть ее было трудно, потому что «Капитан Том» (как он представился) нагибал ее над пластмассовым контейнером для наживки, набитым дельфиньими головами, и, разговаривая со мной, пытался слюнявить ей ключицу.

Наконец, я махнул на него рукой и разыскал местного торговца рыбой по имени Фернандо Мерфи, чье опьянение было настолько брутальным и сильным, что мы прекрасно друг друга поняли, хотя по-английски он говорил плохо.

– Никакой рыбалки по ночам, – сказал он. – Приходи ко мне завтра в магазин, в центре у площади, и я дам тебе хорошую лодку.

– Отлично. Сколько?

Рассмеявшись, он повалился на вязкую блондинку из Нового Орлеана, которая была слишком пьяна, чтобы разговаривать.

– Для тебя, – сказал он, – сто сорок долларов в день, и я гарантирую рыбу.

– Идет. Я буду на рассвете. Готовь лодку.