Отчасти из-за перенесенного накануне стресса, отчасти из-за утраты бдительности я на пару с Бо употребил столь ударную дозу, что окончание вечера запечатлел в памяти весьма расплывчато. Обстоятельства же возвращения домой не помнил совсем – а такое, прошу мне поверить, со мной случается очень и очень редко. Физкультурник я, мать мою так, – энтузиаст здорового образа жизни!
Можете себе представить, что чувствовал ваш покорный слуга, будучи разбуженным на следующее утро, в половине седьмого хриплым командирским рыком:
– Подъем, ебтэть!!! Форма «раз», на зарядку – становись!!!
С трудом разодрав веки, я определил, что чувствую большое недовольство по какому-то смутно припоминаемому поводу, а рык, как и следовало ожидать, исходит от похмельно-бодрого Бо.
Не определившись в причинах недовольства, я переключился на Бо: выразил объективную оценку его фигуры и личика и в доступных выражениях пожелал ему долгой и мучительной смерти. Ласково ухмыльнувшись, толстый сообщил, что через пятнадцать минут мы в полном составе убываем.
– ???
– Вывозим родню жениха в степь…
– ???!!!
Оказывается, родню жениха вывозят в степь вовсе не для того, чтобы там бросить, а просто – на шашлыки. И разумеется, водочкой попоить. А завтра – промежуточный день. С утра – ритуалы, затем – каждый по своим подворьям. Самые близкие собираются все вместе – и вечерком, на воздухе, во дворике… А послезавтра – наоборот. То есть жених вывозит родню невестину и опять же – на шашлыки. С водочкой.
– Это какое-то безумие, – пробормотал я, отказываясь верить в такую сказочную перспективу. – Это как же надо себя не любить, чтобы пять дней подряд…
– Подъем, бля!!! – весело повторился Бо. – На зарядку – становись!!!
Я в ответ повторил свои пожелания. Толстый не отступил и даже пообещал в случае неподчинения организовать мне водные процедуры прямо в спальне. Выглядел он вполне респектабельно – даже рожа не опухла. В нормальной компании его надо поить в соотношении один к трем, чтобы получить результат, аналогичный моему утреннему пробуждению.
– Мне очень, очень плохо, – предсмертным голосом сообщил я и, зная, как слабо действуют на моего монстра увещевания, привел факты: – Ты знаешь мою норму. Вчера я ее превысил как минимум втрое. Мне срочно нужна реабилитация. Ты знаешь, как я лечусь. Сон до обеда. Много прокисшего однопроцентного кефира. Разминка до седьмого пота. Полноценная баня. Иначе умру от токсикоза…
Толстый факты принял – он прагматик до мозга костей. Видимо, у него в отношении меня были какие-то планы, поскольку он не захотел, чтобы я умер немедля.
– Ладно, – согласился он после недолгого раздумья. – Скажу – пусть баню затопят. Пока мы там готовимся, Санал смотается, привезет тебе лекарство. Остаешься на хозяйстве.
– Спасибо, – прочувствованно поблагодарил я и посмел выразить скромное пожелание: – С…бались бы вы побыстрее – я бы поспал еще пару часиков.
– Пять минут, – пообещал Бо и озадаченно поскреб подбородок. – Так… тренажеров, сам видел, в бане нету. А размяться… А! Размяться захочешь – в сарай. Там у Санала гантели, груша и пара машек[35]. Тебе как раз сгодится. Поправляйся…
Проснувшись через некоторое время самостоятельно, я не отметил заметного улучшения состояния и хотел было продолжать томный отдых, но организм напомнил о некотором избытке жидкости в системе. Вяло произвел утренние процедуры, побродил по большому дому дяди Бо, в котором нам отвели комнату для расквартирования, и обнаружил, что действительно остался «на хозяйстве» – более в усадьбе никого не было.
Помимо своего одиночества, я обнаружил на столе в кухне двухлитровую запотевшую банку с пузырящимся от избытка газа кумысом и рядом записку: «Лекарство».
– А! – хрипло порадовался я. – Спасибо, не бросили…
Взяв банку с кружкой, я вышел на крылечко и приступил к первой фазе лечения.
Кто кумыс пробовал – знает, что это такое. А тем, кто не сподобился, сообщаю: если опыта нет, экспериментировать следует осторожно – особенно если вы крепко с похмелья. У меня опыт имелся, неоднократно доводилось угощаться, когда Бо присылали гостинцы с исторической родины. Но опыт, прошу заметить, был обычного плана, без похмельного отягощения.
Храбро выдув поллитровую кружку в одиннадцать глотков (залпом не получается, даже если вы самый законченный степняк, – после каждого глотка личико выворачивает так, что Фредди Крюгер в сравнении с тобой кажется этаким симпатичным милашкой), я пару секунд прислушивался к организму, затем с низкого старта рванул за угол.
Все-таки военное прошлое дает похмельному человеку несомненное преимущество в сравнении с обычным штатским забулдыгой. Мне хватило этой пары секунд, чтобы сопоставить два маршрута и отчетливо проанализировать: к туалету, находящемуся в доме, – не успеваю. Это ж надо открыть три двери: входную, из сеней в прихожую и собственно туалетскую. А там еще крышка унитаза…
За угол действительно получилось быстрее, хотя до летнего сортира тоже не успел. Но ничего – почва все же. Попугав утробными рыками притихших в своих клетках энерджайзеров (из всей доступной живности дядя Бо держит только кроликов – в городе шибко со скотинкой не побалуешь, больно накладно выходит), я поплескался в бочке, минут пять поработал лопатой, ликвидируя последствия побочного эффекта лечения, и вновь вернулся на крыльцо – продолжать процедуры.
Кумыс – мощное средство, как в плане физиологическом, так и в информационно-восстановительном. Уговорив за час полтора литра, я почувствовал себя значительно бодрее и додумался до причин смутного недовольства, терзавшего меня с момента первичного пробуждения.
Первое: Саглара. Не было ее на вчерашнем вечере, не было. Попытки «навести мосты» успехом не увенчались: окружающие были сильно пьяны и по этой причине информацией делиться не могли либо просто не хотели.
Второе: краевед. Этот веселый болтливый дядька, которого в первый день не было, подсел к нам с Бо, и мой боевой брат его так и представил:
– А это – наш краевед. – И, заметив тень беспокойства на моем нетрезвом лице, поспешил объяснить: – Не, это не такой краевед. Это – в натуре краевед. Заведующий краеведческим музеем. Ученый, ебтэть…
Вникнув в причины моего беспокойства, «краевед в натуре» уговаривал Саглару забыть. Навсегда. Ну ее в задницу, недотрогу бидешную. Других навалом – и не хуже. А он, добрый малый, свезет нас с Бо в одну веселую баньку: поплескаться всласть с доступными девами, после которых мне будет не до Саглары.
– Ух! Ух! Ух!!! – распутно вскрикнул краевед, отчетливо обозначив крепенькими кулачками движения сильно спешащего лыжника. Затем подумал и, лукаво подмигнув, привел в качестве очень весомого довода некую позицию, каковая, вне всякого сомнения, может в этой самой баньке возникнуть: – Раком, на бортике бассейна! Оп-па! С разбегу!!! Эть! Эть! Эть!!! Ух-х-хх!!!
– Ур-рр! – соблазнился Бо. – Раком? На бортике? Годится…
Затем краевед принялся настойчиво приглашать нас на телепередачу. Для чего мы ему были там нужны, я помнил смутно, но Бо неожиданно вежливо принялся отказываться.
– На телевидении – пидеры одни. Мужику нормальному – западло. Не, не покатит…
– Ну что ты, какие там пидеры? – обиделся краевед. – Ведущая – дама. Очень даже ничего…
Толстый такой аргумент принял, но, самую малость подумав, опять вежливо отказался. Дама – это хорошо. Это лучше, чем пидеры, безусловно. Но… Видал я, дескать, вашу телепередачу в продукции бюро ритуальных услуг.
А я, расплывчато поразмыслив, извинился перед краеведом, вытащил Бо на крылечко и посоветовал согласиться.
– Ну и за каким фуем оно нам надо? – резонно поинтересовался Бо. – Светиться лишний раз?
Да нет – вовсе не светиться, а совсем наоборот: показать, что мы ничего не опасаемся, успокоить противника своей беспечностью и открытостью. Вот, мол, мы какие – всей душой и ничего не боимся. Не надо нас опасаться. Мы тут просто так – гуляем. Кроме того – нам информашку собирать надо или где? А на передачу, как обещал краевед, за каким-то членом припрется целая кодла деятелей культуры и науки. Среди этих деятелей наверняка будут представители «спящей» оппозиции: познакомимся поближе, подружимся, потом в баньку пригласим – без доступных дев, разумеется, чисто культурно. Глядишь – информашкой подходящей разживемся. Лишние приятели в таком деле – не помеха…
