– Что здесь творится? – только и смог вымолвить ошалевший купец.

– Молчи, ничего не говори, – оборвала его царевна, – я сама все сделала. Отец никогда не позволил бы нам быть вместе, никогда. Я все ради тебя сделаю.

– Ты что…

– Молчи, – снова оборвала его царевна, крепко обнимая и прижимаясь к телу Садко, – мои братья помогли, они меня любят, они не отказали. Теперь мы будем вместе. Всегда.

Степан думал, что его друг обрадуется, из своей безнадежной страсти тот не делал секрета, но даже его удивило, в каком гневе оказался его старый товарищ.

– Вот же глупая ты, – разъярился Садко, – совсем из ума выжила!

Царевна отпрянула в сторону, она явно ожидала других слов.

– Ты что, меня не любишь?

– Даже думать о таком не смей, – возмутился купец, – больше жизни люблю. Но как можно своего отца…

– Он никогда не позволил бы нам быть вместе.

– Позволил бы. Пусть не сразу, но он увидел бы нашу любовь и благословил бы нас.

– Никогда!

– Это же отец твой, он тебе только добра желает. Для отцов свойственно волноваться о своих дочерях. Все, что я делал, это лишь для того, чтобы показать ему, что я чего-то стою, вырасти в его глазах. А как теперь мне быть?

– Теперь это все уже не важно, – раздался гулкий бас Черномора, – дело уже сделано. Раз Марина тебя выбрала, тебе и быть новым царем. Все, что нужно сделать, – это убить старого царя.

Витязь в золотой чешуе сунул в руку купца меч.

– Давай, – распорядился Черномор, – не тяни.

– Совсем вы тут сдурели, – Садко в сердцах отбросил меч, – самое ценное, что может быть у человека, – это семья. Я подкидышем был, сиротой. С самого детства скитался: спал где придется, ел что подадут. И лишь о том мечтал только, что когда-нибудь будет и у меня семья. Большая семья, чтобы вместе всем собираться, чтобы дружно жить, детей растить. Мне ведь ни слава не нужна, ни золото. Все это ерунда. Истинная ценность любого человека – это его родня. У вас же есть то, что ценнее всего на свете, а вы это богатство разбазариваете. Не доводилось вам быть одним на всем белом свете.

– Создадим, – снова кинулась к купцу царевна, – семью большую и крепкую. Все будет, как ты хочешь, как пожелаешь. Только одно препятствие и стоит между нашими мечтами и нами.

Садко в сердцах отшвырнул ногой меч подальше и уселся рядом со связанным царем.

– Не нужно мне такое счастье. Никакое это не счастье – отца той, которую любишь больше всего на свете, убить.

– Послушай меня, сынок, – снова подал голос Черномор, – ты уж прости, что я так тебя называю, но мне уже больше тысячи лет, так что простишь старика. Я самому Святогору ровесник. Вот перед тобой моя особая дружина, тридцать три богатыря. Понимаешь, что это значит?

– Чего тут непонятного, у князя Владимира семь богатырей было. Грозная сила. Еще трое – у Василисы, сестры его. В войске, которое на Кощея шло, было девять богатырей: все, кроме Колывана. Грозная сила. А тут – тридцать три.

– Тридцать четыре, – поправил его Черномор, – меня забыл посчитать. Так вот: тесно нам тут стало под водой. Рыба эта вечная надоела до ужаса. Выведи нас на сушу.

– На суше все места заняты, – вырвалось у Степана.

– Любого сметем. Если будет надо, прорубим себе дорогу силой.

– Да что же вам не сидится-то у себя дома?

– Есть причина, – вздохнул Черномор, – пещеру эту заливает. Медленно, но верно вода поднимается все выше и выше. Не завтра, конечно, но лет через двести тут все затопит. У морского царства нет будущего.

– Это правда?

Садко повернулся к морскому царю.

– Правда. Только я войной на сушу не пойду. Есть и другой путь спасения: трудный, но есть.

– Какой путь?

– Не до этого сейчас, сам видишь.

– Давай, сынок, не тяни, – поторопил новгородца Черномор, – раз – и все. Жена-красавица, богатства несметные, царство какое захочешь…

– Нет.

– Ты меня не любишь, – заплакала царевна, – а я тебе верила…

– Люблю. Именно поэтому и не пойду никогда на то, чтобы с убийства твоего отца начать нашу жизнь вместе.

– Ладно, ладно, – царь поднялся на ноги, – убедили.

Степан с удивлением смотрел, как пленник легко снимает путы. Лежавшие кругом стражники в серебряной чешуе тоже начали подниматься, отряхиваясь. Витязи в золотом подавали им руки, помогая встать на ноги. Садко потрясенно вертел головой, осматривая неожиданно сменившуюся обстановку.

– Точно не предупредила его заранее? – Царь бросил подозрительный взгляд на дочь.

– Точно, – задыхаясь от восторга, произнесла та.

– Истинно так, – подтвердил Черномор, весело усмехаясь сквозь густую бороду, – я лично следил; да ты на него сам глянь.

Морской царь вглянул на Садко, который сидел совершенно ошарашенный с широко открытым ртом.

– Верю, – вздохнул он.

– Ну что, брат, возьмем в семью музыканта? – рассмеялся Черномор, его смех неожиданно оказался не раскатистым, а очень легким и негромким.

– Да пусть женятся, – махнул рукой морской царь, – не люблю я наземников, это правда, но тут возражать не стану.

– Так вы что, разыграли все это, – глубоко выдохнул Садко, – это не взаправду?

– А ты думал, что легко будет? – буркнул морской царь. – Это сыновей у меня много, а дочь только одна. Любимая. Я еще твоей крови попью как отец невесты, ты не думай, что я тебя сразу полюбил. Это Черномора благодари, он все придумал.

– Благодарствую. – Садко поднялся и в пояс поклонился богатырю.

– Вот только про то, что вода поднимается, – это правда, – вздохнул Черномор.

– А что бы вы делали, если бы я убил царя? Рубанул бы мечом – и голова с плеч.

– Ты правда считаешь, что смог бы меня опередить? – снова рассмеялся Черномор.

– Да, раз вспомнили, – оживился морской царь, – есть у меня одна задумка. Пойдем, расскажу подробно. Слыхал про такое существо, – чудо-юдо рыба-кит?

Илья Муромец и юноша-школяр сидели перед столом и завороженно следили глазами за черным котом, который носился по столу из одного конца в другой и, возбужденно стуча хвостом, что-то бормотал, в своей малопонятной манере говорить не больше двух слов за фразу.

– Дурачье. – Кот явно сердился. – Дисфункция налицо. Функции нарушены. Изучение симптомов. Выработка рецепта. Такая последовательность.

Илья со школяром переглянулись.

– Ты вообще понимаешь, что он говорит?

– Слово «функция» греческое вроде бы, – неуверенно заявил школяр и задумался, – но я не помню, что оно означает.

– Кот, ты что, грек, что ли? – возмутился Илья. – Давай по-русски говори.

– Компенсация, – буркнул кот недовольно. – Выдающийся дух. Микроскопический разум.

– Мне кажется, – школяр неуверенно посмотрел на Илью, – что это похоже на оскорбление.

– Вот и мне так показалось, – бывший богатырь угрюмо и внушительно надвинулся на кота, – смотри, мой пернатый друг – в правилах жизни Ильи Муромца нет такого, что котов бить нельзя.

– Пернатый, – взъярился кот. – Кот грек. Говорит.

– Слово «пернатый» я где-то слышал, – оживился юноша, – кажется мне, что так называют тех, кто перловкой питается.

Кот взвыл и закрыл голову лапами.

– Не исключено, – солидно кивнул Илья, – я слышал, как князь Рогволд так своего ворона называл, мне слово понравилось, вот и решил его вставить.

– Ваша ученость, Илья, огорошила этого говорящего чудо-кота. – Юный студиозус восхищенно посмотрел на Илью.

– Ты ко мне не подлизывайся; давай спроси у него по-гречески, можно ли вернуть назад силу мою богатырскую, чего я тебя позвал-то.

– Ликтум эст… э-э-э… реддере… Откуда я знаю, как на латыни «сила богатырская», нет там такого понятия!

Кот быстро задергал задней лапой.

– Дергается, – обрадовался Илья, – значит, понял. Видишь, как оно, языки-то знать. А я все никак. Говорят, нет к языкам таланта.

– Вернуть нельзя, – взвился кот снова. – Потерять нельзя.