В рукопашном бою все перемешались. Луки и пращи были отброшены, в ход пошли топоры, копья и ножи. Те, кто лишился оружия, дрались голыми руками.

Вождя алазов ударили камнем по голове, он упал, что привело его воинов в смятение. Братья видели, как в одном месте схватки большая толпа алазов билась с горсткой ругов, а в это же время в другом месте алазы пятились, но никто не бросался им на помощь. Урсы поняли: еще немного — и алазы побегут. И братья не выдержали. Со страшным, оглушительным криком в гущу ненавистных ругов ворвался Мохнач. Круша все вокруг, ломая вражьи копья и выбивая из рук топоры, он разметал главный отряд, а затем стал бросаться из стороны в сторону, туда, где видел скопление ругов. Громадная дубина Брата Медведя неумолимо громила тех, кто держит людей на привязи, из-за кого он лишился утром пищи. Без устали поднимал и опускал свой топор и гневный Лоок.

Алазы воспрянули духом. Поднялся на ноги их вождь, и хозяева поляны погнали ругов. Врага преследовали, пока хватило сил, затем вернулись, связали пленников и бросили их на землю вниз лицом.

Стоянка алазов вновь ожила. Опять запылали костры: женщины и дети вернулись из глубины леса и теперь жарили для победителей мясо коз и молодых оленей. А сгорбленная старуха, набрав в кожаный мешок воды, стала бросать в него раскаленные камни, чтобы сварить целебное снадобье из цветов и трав для раненых. Такая варка несказанно изумила братьев: хозяева умели изготовлять грозное оружие, но не научились делать глиняных горшков. Лоок заметил, что алазы в кожаных мешках варят и мясо для маленьких детей. А урсы не имели грозного оружия, зато умели изготовлять глиняные горшки. Хотя мяса в них не варили, а только снадобья да хранили жир и воду. И выходило, что алазы были и умнее урсов, и глупее.

Пока женщины и дети готовили пищу, воины собрали трупы врагов и сбросили их в глубокий овраг. Затем, разведя огромный костер, начали сжигать в нем своих павших воинов, при этом никто из алазов не плакал.

С ужасом смотрели урсы на то, как победители поступали с погибшими. Хоть бы своих предали земле. В каком же обличье предстанут сожженные воины перед далекими предками? Конечно, разгневанные духи убитых скоро вернутся и страшно покарают алазов. Лоок и Мохнач попытались предостеречь хозяев от неминуемой беды, словами и жестами объясняя, как следует хоронить своих и чужих. Но алазы с недоумением смотрели на гостей, мешавших им совершить обряд, который всегда совершали и они, и все их предки.

Видя, что хозяев не переубедишь, гости замолчали. Они теперь думали об одном: как бы скорее покинуть стоянку алазов, на которую ночью обязательно обрушатся духи мщения. Но до темноты было еще далеко. Да и кто их отпустит голодными!

На месте сражения Лоок подобрал лук рыжеволосых. Он был в рост человека, такой же на вид, как любой лук алазов. Но почему он посылал стрелы дальше? Как ни рассматривал его молодой урс, понять этого так и не смог. А еще он обратил внимание на то, что топоры ругов были крепче топоров алазов. Отличались они и по цвету: оружие ругов, как и топор его, Лоока, походило на осколок дневного светила, а топоры алазов были светло-красными, как закатное солнце.

Лоок попытался узнать у алазов, где они добыли чудесный камень, из которого изготовлены их топоры и наконечники для копий. Хати объяснил, что камень этот они не добывают, а меняют на шкуры у далекого горного племени.

Когда же урс начал расспрашивать о солнечном камне пленных ругов, то те лишь злобно смотрели на него и молчали, хотя и поняли, что интересует чужака.

Битва с рыжеволосыми многому научила Лоока. Он понял, что в бой нельзя выставлять всех воинов, часть нужно укрыть и ввести в сражение внезапно для врага. К тому же вождь не должен сражаться вместе с воинами: некому будет руководить ими, если он погибнет. И еще Лоок понял, что только глупый без надобности бьется с сильным противником на равнине. В случае поражения здесь спасения нет.

Наконец алазы приступили к пиршеству. Вождь посадил гостей возле себя. Те попытались сесть так, как садились алазы, поджав ноги, но это им не удалось, и они присели на корточках, вызывая улыбки хозяев. Мохнач нахмурился: алазы как-то странно садятся на землю, да еще посмеиваются над урсами. Ну и обычаи у хозяев!

Похлопав Брата Медведя по широкой волосатой спине, вождь сказал что-то такое, от чего все воины засмеялись. Его слова кое-как, сам фыркая, перевел Хати: отец видел, как сражается Брат Медведя, и теперь окончательно убедился, что голодный человек бьется злее.

Мохнач рассердился — ему не понравилась шутка вождя. Пожелав предводителю алазов и в следующей битве получить угощения по голове, он принялся за еду и больше не вступал в разговоры.

Вождь вопросительно посмотрел на Лоока: что ответил заросший урс? Выручая брата, Лоок вскочил и, показав на куски жареного мяса, усиленно задвигал челюстями, потом, погладив живот, сделал довольное лицо. Затем схватил дубину Мохнача и стал поражать ею воображаемых ругов. Сокрушив всех врагов, Лоок вновь погладил живот. И алазы поняли ответ Мохнача так: если бы его перед битвой хорошо накормили, то он дрался бы еще яростнее и сам справился со всеми врагами.

Хозяевам понравился ответ могучего и умного Брата Медведя: перед ним немедленно выросла гора самых сочных кусков мяса. Мохнач был приятно удивлен: он надерзил вождю, а его так угощают! Странные все-таки обычаи у этих алазов!

После пиршества старейшие воины во главе с вождем повели пленных в чащу леса. Один из алазов нес медвежью шкуру с оскаленной пастью. Хати сумел растолковать недоумевающим урсам, что его племя поклоняется медведю, которому после удачных сражений приносят человеческие жертвы. В лесу, в пещере, стоит камень, его покрывают медвежьей шкурой, благодарят защитника алазов и приносят жертву.

Урсам и этот обычай пришелся не по нутру. Храбрый Мохнач даже подумал: нет ли у алазов обряда задабривать покровителя кровью своих гостей? Урс вовсе не желал, чтобы его принесли в жертву чужому заступнику.

Впрочем, Мохнач успокоился, когда его вновь позвали к костру разделывать целиком зажаренного зубра, внутрь которого была заложена охапка каких-то пахучих трав.

А Лоок не мог есть. Пока брат поглощал душистое мясо, он размышлял о кровавых обычаях ругов и алазов. Почему эти племена, имеющие грозное оружие — луки, пращи и топоры из небьющегося камня, поступают как дикие лесные люди? Потому что у них такие обычаи. Они не смеют их нарушать. И урсы не нарушают своих обычаев. Когда Рогач дерзнул сделать это, его изгнали из племени. Обычаи сильнее людей. Но кто их выдумывает, эти обычаи? Кто?

С зубром было покончено, и Лоок объяснил алазам, что они уходят. Поняв его, Хати обнял своего спасителя и начал о чем-то горячо говорить. Остальные алазы вторили ему, видимо, просили урсов не торопиться в свою стоянку. Лоок погладил Хати по голове, Мохнач от волнения засопел, но как ни уговаривали братьев гостеприимные хозяева остаться, как ни вкусна была их пища, урсы ушли, унося с собой подарки — лук и пращу.

Назад братья шли быстро, не разжигая костров и питаясь кое-как. В начале пути сытый Мохнач был настроен благодушно. На второй день принялся ругать свирепых рыжеволосых ругов, а на третий стал поминать недобрым словом черноволосых алазов — зачем те и другие убивают беззащитных пленников? Почему они не хоронят умерших так, как полагается?

Лооку надоели его бесконечные проклятья, и он спросил:

— Руги и алазы злые, а ты, брат, добрый?

Мохнач вытаращил глаза: это он злой человек? Как можно так говорить? Лучше бы от Лоока убежал язык!

А Лоок напомнил, что он, Мохнач, хотел убить его, Лоока, камнем, намерен был уморить голодом в пещере. Разве добрые так поступают?

Мохнач остановился, рванул себя за бороду и уставился на старшего брата: уж если он, храбрый Мохнач, плохой человек, то кто же тогда хороший? Где он? Как его найти?