А солнце поднималось все выше и выше, заливая долину светом и теплом; заискрилась река, в прибрежных зарослях защелкал соловей.

Старики, радуясь теплу, сбросили с себя накидки, небольшие меховые одеяла с костяными застежками, но оставались возле костра. Они ожидали возвращения детей с реки.

Перестал стонать вождь — с восходом светила злые духи оставили его.

На короткое время в стоянке воцарилась тишина. Но вот послышались крикливые голоса подростков, заискивающий визг и лай собак, сопровождавших удачливых рыболовов. Впереди ватаги с огромной рыбиной на плече шел худой, загоревший дочерна подросток Олли. Подойдя к Лооку, он остановился.

— Ты становишься настоящим охотником, Олли, — похвалил его Лоок.

Мальчик радостно подпрыгнул, чуть не уронив рыбину, и поспешил к костру. Лоок с улыбкой проводил глазами Олли. У мальчика не было родителей: отца растоптал зубр, потом умерла мать. Она не болела, но так много думала о погибшем муже, что отправилась вслед за ним в страну, где голубая земля. После смерти родителей за Олли присматривала Эрри, старшая женщина племени, а когда тот подрос, его стал опекать Лоок, сам выросший без отца и матери.

С возвращением детей стоянка оживилась. Очнувшиеся от дремы старики стали суетливо подбрасывать в костер сухие сучья, женщины принялись потрошить рыбу, дети раздували новые костры; ожидая объедков, скулили собаки. Выпотрошенную рыбу, проткнув прутиками, держали над огнем или, обернув листьями лопухов, зарывали в горячий пепел. Пока она поспевала, подростки, перебивая друг друга, шумно рассказывали о том, как они били гарпунами рыбу, и как самая большая рыбина, такая как зубр, не меньше, ушла вместе с гарпуном.

Белобородые старики, слушая детей, кивали лысыми головами, словно соглашались с ними. Но старые мудрые урсы точно знали, что такая рыба уже перевелась в реке. Вот в дни их молодости подобных великанов ходило по реке видимо-невидимо. Что и говорить, раньше и в лесу было больше зверей и птиц, и люди были здоровее. А теперь…

Привлеченный шумом и дразнящим запахом рыбы, из своего жилища выбрался Оэл. Он был невысокий, но широкогрудый, с густой клочкастой бородой. Хотя злые духи и оставили его в покое, вождь был сердит. Взяв суковатую дубину, он подковылял к ближайшему костру, разрыл пепел, достал вкусно пахнущую рыбу и быстро покончил с нею. Олли печально смотрел, как вождь расправлялся с лучшей рыбиной, которой он так хотел угостить Лоока! Но что поделаешь, рыбу уплетал сам вождь, а с ним не поспоришь… Оэл довольно проворчал и показал жестом, что теперь и другие могут приниматься за еду, сам же, тяжело ступая, направился к Лооку.

Подставив спину солнцу и опершись на дубину, Оэл долго, хмурясь, смотрел, как молодой охотник сверлит камень, и думал: зачем столько дней тратить на поиски крепкого камня, а потом вот так мучиться над ним? Выломай себе дубину и иди на охоту. Или возьми копье с костяным наконечником. Разве оно плохо служит меткому охотнику?

— Палицу легче сделать, и она надежнее, — наконец, молвил вождь, пристукивая своей дубиной.

— Но каменный зуб лучше вгрызается в тело зверя, — возразил юноша, подняв голову.

— Камень опять треснет, а тебя разорвет или растопчет лютый зверь, — прохрипел Оэл.

И как бы в подтверждение его слов вдалеке от пещер, где всегда зимовали урсы, донесся рык льва — гривастого мурра.

— Глупый мурр, — сказал вождь, — сам себя выдает.

Лоок кивнул головой, как бы соглашаясь с вождем, и Оэл смягчился. Ему нравился юноша тем, что не рвался верховодить в племени, но был смел. Странный он какой-то и непонятный. Храбро сражался в бою и никогда не поднимал свою булаву на раненых врагов. Иногда, глядя на дальние горы и восходящее светило, становился задумчив и что-то шептал, но не заклинания, потому что их мог произносить только он, вождь. Не забыл Оэл и того, что Лоок заступился за Старого Рогача, когда того изгоняли из племени. Его теперь зовут Одиноким Рогачом. Однако не загордился ли Лоок, убив щетинистого зверя? Надо заставить его признать, что палица более грозное оружие, чем каменная булава.

Мрачно поглаживая ожерелье из резцов медведей, волков и лисиц, Оэл напомнил, что именно палицей, а не булавой он убил зверей, чьи зубы носит на шее. А зубы эти предохраняют его от мести духов убитых четвероногих.

На это Лоок уклончиво ответил, что каждый берет в руки то оружие, какое ему сподручнее, и что вкус мяса одинаков, чем бы ни убили зверя. А вот ожерелье вождя, все знают, — это украшение настоящего воина и охотника. Кое же кому, хитрому и злобному, следует носить ожерелье из змеиных головок.

Похвала понравилась Оэлу и, польщенный, он совсем смягчился. «Пусть делает булаву из камня, хотя палица все равно надежнее», — подумал вождь. А вслух сказал:

— Сейчас тебе дети принесут рыбы.

Но, вернувшись к кострам, он увидел, что ребята во всю прыть бежали к лесу, откуда шла большая толпа охотников.

А Уола, Большой Огонь, уже поднялся над долиной и, рассыпая живительное тепло, продолжал свой путь по голубой земле.

Охотники возвращались с радостным криком: «Оре-ре! Оре-ре!» Они приплясывали и потрясали оружием. Значит охота удалась. Вождь поспешил вместе с Лооком им навстречу.

Впереди охотников, громко вопя и размахивая увесистой дубиной, шел Мохнач, старший сын вождя. Следом за ним важно ступал Острый Нос, второй сын Оэла. А дальше, низко уронив голову, плелся рыжеволосый чужак. На нем была лишь набедренная повязка из узких полосок кожи, что свисала бахромой. Позади чужака, почти касаясь его спины костяным наконечником копья, шел рослый охотник Рыба.

Подойдя к вождю, охотники опустили на землю убитых оленей и наперебой стали рассказывать о своей охоте. Особенно старался Мохнач, но отец строго остановил его. Приказав нескольким охотникам разделывать туши, он коротко велел Острому Носу:

— Говори!

Тот понял: отца интересует не охота, а пленник. И начал рассказывать, как они, почуяв дым костра, подобрались к двум спящим чужакам. Один из них пытался бежать, и его настигло копье Острого Носа. Второй попался прямо в объятия Мохначу, и тот так стиснул его, что чуть не переломал ему кости.

Оэл одобрительно заворчал. Чего жалеть чужих? Ходят, высматривают, чтобы потом нагрянуть в эту долину, где много дичи и рыбы. Так уже было не раз.

Рассказывая, Острый Нос гордо поглядывал на Лоока — вот мы какие с братом! Но тот не сводил глаз с необычного топора, который был в руках у сына вождя. Оэл перехватил этот взгляд и тоже посмотрел на красноватый топор.

— Его мы взяли у убитого, — сказал Острый Нос, отдавая топор отцу.

Вождь принял захваченное оружие и поразился его тяжести. Подошел Лоок. Вождь протянул топор юноше. Тот внимательно осмотрел его: небольшой, величиной в ладонь, но вдвое толще. Несколько раз взмахнул им, поражая невидимого врага, и понял, что подобного оружия урсы еще не держали в руках. Охотники, которые раньше не обратили на топор внимания, теперь удивленно рассматривали его. Мохнач даже попробовал на зуб, затем пренебрежительно сплюнул: красный камень, из которого рыжеволосые сделали топор, был мягче обыкновенного, валяющегося под ногами. И чтобы доказать это, бросил его под ноги и с размаху ударил дубиной — пусть раздробится в кусочки! Но топор остался цел. Все охотники жадно смотрели на него. Кому теперь достанется это оружие? Каждому хотелось заполучить его. Но подобными трофеями распоряжался вождь. Беспокойные глаза Острого Носа перебегали с одного урса на другого — попробуйте только протянуть руку к топору!