Берковский уже прикинул, что стоимость тех камней, что хранятся в королевском дворце, может достигать нескольких миллиардов долларов.
Паша стоял у южных городских ворот вместе с Авантюрином и смотрел, как в город входят люди — те, кого на лодках переправили с другого берега реки. Они были испуганы, измучены, у них при себе почти ничего не было.
— Их так много, — с волнением проговорил Паша. — Вы знаете, я когда-то нарисовал карту, и мне казалось, что страна очень невелика.
— Может быть, вы имеете в виду карту старых границ государства? Первую карту Камнелота? Да, страна когда-то была небольшой. Когда Малахит Великий пришел к власти, страна вообще ограничивалась только этим городом. Потом к Камням присоединились ближние крестьянские поселения. Они снабжали город провизией в качестве налога за безопасность. Дворяне построили свои замки за рекой. Тогда набеги кочевников были делом частым. Малахит покончил с этим, при нем был казнен Крибек, один из самых опасных разбойников. Потом в состав Камней вошли другие мелкие княжества и поселения. В основном это были лесорубы и крестьяне. Так что территория увеличивалась постоянно, и первая нарисованная при Малахите карта, естественно, не показывает ее всю. Теперь государство у нас не маленькое. Три дня на лошади.
— Скажите, а почему река так странно называется — Великий Рубиновый Воин?
— Почему странно? Просто название очень старое. Говорят, что еще до эпохи Малахита, когда город не был так хорошо укреплен, и набеги кочевников были часты, а через реку только что был построен первый каменный мост, была великая битва. Ради победы князья объединили усилия и почти все погибли на этом мосту. И только один князь был по-настоящему велик. Он дрался как лев. Его дубина с рубиновыми шипами разила врагов десятками. И десятки гибли под копытами его коня. Последнего разбойника убил тоже он. И вот, когда князь Рубин встал на мосту, он увидел, что из двух армий в живых остался только он один, и еще он увидел, что воды реки окрасились в красный рубиновый цвет от пролитой крови. Так река получила свое название. Так гласит легенда. Но лично я думаю, — Авантюрин криво улыбнулся, — что этот Рубиновый воин не был ни таким уж смелым, ни таким уж великим. Что-то мне подсказывает, что смелые и великие воины обычно гибнут в первых рядах. А сливки снимает тот, кто сидел в кустах и ждал, чем же все это кончится.
Паша немного помолчал.
— Как же тогда получилось, — спросил он наконец, — что северная стена осталась недостроенной?
— А как-то быстро тогда все кончилось. Малахиту удалось собрать сильную армию. Он сам нападал на самых опасных разбойников, а не сидел в городе и не ждал, когда они соберутся с силами. Наверное, мастеров в Камнелоте оставалось совсем немного — все воевали тогда — и строительство шло медленно. А потом враги были уничтожены и необходимость в стене отпала.
— Авантюрин, скажите, а кто вас обучал военному искусству? — этот вопрос волновал Пашу. С него он планировал начать важный разговор.
— Ну, здесь в каждой благородной семье есть свои наставники. Крестьяне ведь по-прежнему платят нам налог за то, чтобы мы их защищали. А если мальчик приходит из простой семьи, наставника выбирает дворянский совет.
— А можно мне поучиться у такого наставника?
— Зачем? — Авантюрин посмотрел на Пашу внимательно и заинтересовано.
— Скоро начнутся бои. Я хотел бы тоже быть полезным. — Паша очень не любил пафосные слова, и сказать это ему было трудно. — Но я ничего не умею.
Авантюрин наморщил лоб:
— Хорошо, — сказал он наконец, — я что-нибудь придумаю. Хотя трудно сказать, кто может сейчас согласиться — все слишком заняты…
— Я не хотел бы быть в тягость, — начал говорить Паша, но его собеседник уже ушел.
Вечером Авантюрин нашел Пашу и, быстро ведя его по направлению к королевским конюшням, сказал:
— Я нашел вам наставника. Не самого лучшего, но чему-то он вас научить сможет. Это все, что я могу для вас сделать.
— А что случилось?
— Разведка доносит, что там готовятся к наступлению, — и Авантюрин убежал. С последним взмахом его плаща упали сумерки, и Паша в одиночестве остался перед коновязью.
Во мгле длинной и темной конюшни кто-то возился, фыркали лошади, постукивали копыта. Паша силился разглядеть, кто же там, и наконец человек вышел на улицу, ведя в поводу невысокую унылую лошадку. Когда Паша узнал наставника, он едва смог сдержать вздох разочарования. Это был дядюшка Агат — Халцедон. Он был по своему обыкновению неопрятно одет и непричесан, однако хмельного запаха Паша не учуял, видимо, Халцедон решил серьезно отнестись к порученному делу.
— Ну-с, молодой человек, приступим, — радостно произнес Халцедон, потирая некрасивые, обветренные, с вздутыми венами руки. Следующим движением он откинул в сторону плотную рогожу, которая лежала во дворе. Под ней оказался целый арсенал разнообразного оружия: шпага, сабля, кинжал, топор, лук, щит, булава. Но приглядевшись, Паша обнаружил, что все это оружие старое, затупленное, в зазубринах и трещинах. Он чувствовал тройное унижение: ему дали никчемного наставника, старую лошадь и списанное оружие. Паша, конечно, понимал, что лучшие воины, годные лошади и сносное оружие нужны для защиты города. Но настроения его это не улучшило.
Он выбрал в качестве оружия боевой топор. Он взял в руки скребок и до глубокой ночи приводил в порядок ненавистную клячу, которой, в придачу ко всему, он жутко боялся.
На следующее утро учились ездить на лошади. Как на нее садиться, Паша понял быстро, но верхом чувствовал себя мешком с картошкой. Его бросало из стороны в сторону, ужасно хотелось обнять лошадь за шею обеими руками. Дело шло из рук вон плохо. Через час Халцедон исчерпал весь свой запас полезных советов и просто стоял в стороне, скрестив на животе руки. Потом он и вовсе исчез, велев Паше ездить по кругу до его прихода. Паша ездил. Конюхи и их господа делали вид, что не видят его, или, по крайней мере, что им нет никакого дела до пашиного позора.
Сразу за конюшнями начинался парк, и прохлада его тенистых дорожек манила измученного зноем и верховой ездой Пашу. Но он не решался выехать с выложенного камнем дворика у коновязи — в парке располагался военный штаб, и там было слишком много дворян. Пашины неуклюжие упражнения и без того видели слишком многие: кавалеристы беспрестанно проезжали мимо конюшен, которые лежали как раз на пути между северной стеной и главными воротами города. Лошадиные копыта уже протоптали на великолепных газонах парка уродливые черные тропы.
В течение нескольких часов Паша видел перед собой только собственные побелевшие пальцы, мертвой хваткой вцепившиеся в поводья, да конскую гриву, которая поднималась и опадала в такт стуку копыт. Несмотря на все указания Халцедона, Паша сильно сутулился. Скоро он почувствовал, что спина совсем онемела, что он натер внутреннюю сторону бедер и отбил задницу. Он поднял голову — так же осторожно, как циркач поднимает ногу, балансируя на канате — в надежде увидеть Халцедона, и тут же забыл обо всем: и о страхе, и об онемевшей заднице. Если ранним утром здесь были только конюхи и кузнецы, то теперь проходы между низкими строениями конюшен и кузниц кишели военными. Двое фехтовали, вытаптывая сапогами остатки газона. Со стороны парка на лошадях неслись еще четверо. Тяжелые копыта отбрасывали назад комья земли, от крупов отражалось солнце. На сбруе над глазами были закреплены камни владельцев, и на секунду Паша ослеп от сияния двух громадных аквамаринов. Они пролетели мимо, и жалкую Пашину клячонку едва не опрокинула ударная волна. Лошадь остановилась и наклонила голову, выискивая кустики травы, проросшей между камнями. Паша же смотрел на парк и на конюшни, не в силах оторваться от этого почти праздничного действия, которое разворачивалось в предчувствии войны.
Со стороны парка, от штабной палатки, показались еще два всадника, вернее, всадник и всадница. Паша узнал их сразу. Это были Вадим и Лазурит и, черт побери, они были так же красивы, как и все остальные. Вадим гордо восседал на невысокой лохматой лошадке. На нем была кожаная куртка и кожаные штаны, слишком жаркие в такую погоду, но чрезвычайно эффектные. Мало того, на одежде повсюду были нашиты клоки рыжего длинного меха, а на островерхой кожаной шапке был закреплен лисий хвост. По высокому сапогу бил боевой топор (блестящий и новенький), за спиной виднелся изгиб боевого лука, к седлу был прикреплен украшенный мехом колчан. Лошадь Лазурит была не только невысокой, но еще и очень изящной, под стать своей маленькой и худой хозяйке. Девушка сидела в дамском седле и ветер трепал ее широкую темно-синюю юбку. Лазурит увидела Пашу и кивнула.
