— Так ты хочешь взять приступом Камнелот? Или тебе хватит камней, которые хранятся в замках знати? Замки хуже защищены.

— Я понимаю. Я хочу и того, и другого… Мы пришли на войну, вот и будем воевать, пока не завоюем все. Кстати, как там твой человечек в камнелотском замке?

— Нормально. Я думаю, его не будут подозревать, он в розовой гостиной уже давно… Он просил пару камешков его продать.

— Ну уж нет, — Берковский брезгливо наморщил нос. — Я эту дрянь в руки больше не возьму. Из него ювелир, как… И чего он лезет?! Деньги за слив лопатой гребет, вот и пусть себе постукивает. А камни пусть и не трогает. Поганит только хороший материал!

В Камни продолжали прибывать солдаты.

— Ну и как нам найти королевскую кухню? — спросил Вадим.

— Мама сказала, нужно идти по широкой дороге. Потом будет башня и стена, у стены повернуть налево. Это где это — налево? — говорил Листик.

— Налево — там, — торопливо махнул рукой Вадим. — Ну, а дальше, дальше что?

— Мама сказала, — продолжил Листик, — надо идти до обрыва. Там будет маленькая дверь в стене. Она закрыта. Но иногда ее открывают — вылить вонючку.

— Вонючку? Помои?

— Да, помои. И тогда надо спросить Бирюзу. Все, — немного подумав закончил мальчик.

— Думаю, скоро мы будем дома, — сказал Паша.

— Мать меня убьет, — мрачно заметил Вадим, — она уже, наверное, с ума сошла.

Тяжелую дубовую дверь в крепостной стене нашли без труда. Вела к ней узкая тропинка по самому краю обрыва. Кое-где она была подмыта весенними дождями. Паша с испугом смотрел на голые щербатые камни, казавшиеся слишком скользкими. Склон под дверью был живописно украшен помоями.

Вадим пролез вдоль обрыва и устроился на крохотной площадке — ждать, когда появится служанка. Наконец старые петли заскрипели, и помои полетели в пропасть, на этот раз вместе с бадьей.

— Ах ты, черт шальной, — заверещала служанка, замахиваясь на Вадима полотенцем.

— Я племянников привел к Бирюзе, — уворачиваясь от ударов и стараясь не полететь вниз, закричал Вадим.

Они наконец были в замке Камнелота — в одном из его залов. Зал был большой, дальняя его стена терялась в темноте. По стенам были развешаны длинные-длинные полки с различной кухонной утварью — ухоженной, тускло блестящей в свете свечей. На полу вдоль стен были сложены в ровные стопки корзины для сбора урожая, и стояли — пустые или полные, Паша не знал — деревянные лари. Все было коричневым, даже посуда вобрала в себя самые теплые оттенки камня, почти черного в темноте и тепло-желтого на свету.

Служанка, оказавшаяся при ближайшем рассмотрении миловидной и молоденькой, но очень полной девушкой, ушла, сердито побрякивая ключами. Она вернулась через минуту, за ней быстрым шагом, сбиваясь на бег, спешила женщина из пашиного видения: в бирюзовом платье, лет тридцати пяти, высокая, с широкими бедрами и расплывшейся талией. Ее темно-каштановые волосы были убраны в прическу, из которой не выбивается ни один волосок. Она так гармонично смотрелась в этом немного странном зале, что Паша не удивился бы, если бы она вышла прямо из стены.

— Милые мои, родные, — бросилась Бирюза к малышам. — Что же такое случилось, что же произошло?

— Я объясню, — вмешался Вадим.

Он хотел отвести Бирюзу в дальний угол, но малыши вцепились ей в подол и ни за что не желали отпускать. Пришлось говорить при них. Закончилось все тем, что Кроха, а вслед за ним и Листик, горько заплакали. Вскоре после этого явилась давешняя толстушка, Яшма, и увела их пить чай с пирожными.

— Ох вы, горюшко мое, — растеряно произнесла Бирюза, глядя им вслед.

— Что с ними теперь будет? — спросил Паша.

— Что будет? Все будет хорошо.

— А милиция? Я понял, что мать больше всего переживала, как бы их не отправили обратно.

— Не отправят. Слава богу, мир еще не перевернулся настолько, чтобы перестали прислушиваться к слову главной королевской кухарки, — несколько ворчливо, но все же гордо ответила Бирюза.

— А мать? Может быть, ей еще можно помочь? — пристально глядя в глаза, поинтересовался Вадим.

— Курочка… Да, надо кого-нибудь послать.

Решительным шагом Бирюза направилась к выходу. Паша и Вадим пошли за ней. Миновали огромную кухню и вышли в проходную комнату, за которой начинался сам дворец. Здесь стоял только короткий продавленный диван, да был к нему придвинут низкий круглый столик. На диване, положив на столик ноги в старых, запыленных сапогах, дремал человек, укутанный в не менее пыльный дорожный плащ. На лицо он надвинул черную широкополую шляпу.

— Авантюрин! — позвала Бирюза, и человек начал медленно выпутываться из длинного, черного с синим отливом плаща. Мальчишки увидели мужчину средних лет — с хмурым лицом, изрезанным глубокими складками. Черный камзол и никаких украшений — только перстень с темно-синим камнем на безымянном пальце правой руки.

— Авантюрин, есть небольшое дело, — понизив голос, повторила Бирюза и увела его к окну — разговаривать.

Несколько минут спустя Авантюрин подошел к диванчику, на котором оставалась лежать его сабля. Прицепив ножны к поясу, он бросил на стол пригоршню крохотных многогранников различной формы и цвета.

— Впустую съезжу, — сказал он, собрал камешки в горсть и вышел.

— Гадание на авантюринах. Очень редко подводит, — пояснила Бирюза. — Но вы можете подождать, если хотите.

Пашу жгла мысль о родителях. Три дня…

Вадим глянул на него исподлобья:

— Мать там с ума уже сошла…

— Ну, — начал Паша нерешительно, — малыши в любом случае останутся с вами, если Курочка… если… Если он ее не найдет?

— Конечно. Не переживайте. Но, если позволите, я вас еще немного задержу. Будет несправедливо, если у вас не останется ничего на память о Камнях.

И они увидели чудо.

Бирюза приложила ладони друг к другу, ребра ладоней прижала к груди. Послышался легкий шорох — будто кто-то шагал по гравию. Когда левая ладонь бабочкой вспорхнула вверх, в правой оказался зеленоватый камень, состоящий весь из бугорков и наростов. Левая рука сделала в воздухе несколько пассов, будто закручивала крохотные вихри. Зеленоватый туман поднялся над ладонью с камнем, стыдливо прикрыл акт творения, и только видно было, как что-то разделяется в этой колыбели и обретает конечную форму.

Бирюза творила легко и даже беспечно. Никакого напряжения, никакой сосредоточенности. Глаза смотрят на Пашу и Вадима, будто ждут ответа на давным-давно заданный, но не слишком важный вопрос.

— Это для перстней, — пояснила Бирюза, отдавая им по прямоугольному, размером с фалангу пальца, камню. Камни были красивыми, очень гладкими и еще теплыми. Как свежий батон, — подумал Паша, и ему даже захотелось понюхать этот страннорожденный минерал.

— Ну, вот и все, — сказала Бирюза. Вам пора. За малышей не беспокойтесь.

Крепко сжав в ладони камень, Паша начал думать о доме, о маме и о папе. Голова закружилась, кухонный зал поплыл перед глазами, сердце часто забилось…

Паша ударился об угол окованного железом ящика. Упал на пол, почти лишившись возможности дышать. Увидел: рядом, испуганно раскрыв глаза, сидит Вадим. Правой рукой он зажимает рваную рану на левом плече. Разорванный рукав быстро напитывается кровью. Капли стекают на пол и гулко шлепают о каменные плиты.

Дороги домой нет.

Вадим, бледный, с посиневшими губами, лежит на полу. Под головой стопка чистых салфеток. Кровь уже не течет. Почему не течет кровь? Ответ приходит сам: он умер.

Мимо проходит сон: та девушка с удивительными глазами. Божественное видение рядом с фантасмагорией. Взяв ее под руку, плывет над полом высоченный старик. Длинные и худые ноги затянуты в желтые чулки. Голова маленькая, птичья и бессильно мотается на длинной шее. На голове серо-седые волосы, слипшиеся в мелкие перья. Длинный острый нос печально смотрит вниз. Глаза грустные, бессмысленные, темные.