Ельцин делал одно заявление о бюджетной дисциплине за другим, но сам не стеснялся пользоваться государственной казной (кстати, почти пустой), чтобы задобрить избирателей. В конце июня он провел день в Костромской области, где встречался с местными руководителями, студентами и крестьянами:
«Борис Ельцин был бодр и любопытен. На госплемзаводе „Караево“ (предприятие славится породистыми коровами и количеством Героев Социалистического Труда — их 40) президент замучил директора вопросами о кормах, отелах и способах уборки навоза. В какой-то момент Ельцин даже рассердился: „Вы мне не отвечаете конкретно! Что, думаете, президент кое-что в политике понимает, а в коровах — ничего?“ Зато в российский лен Ельцин просто влюбился. После показа мод молоденькими стройненькими костромичками на льняной мануфактуре президент схватился за перо и прямо на заводском плакате „Российскому льну — правительственную поддержку“ написал: „Будет указ! Ельцин“»[1522].
В рамках консультаций Ельцин в четвертый раз встретился с олигархами. На встрече, состоявшейся 2 июня, присутствовало десять человек. Банкиры Михаил Фридман, Владимир Гусинский, Михаил Ходорковский, Владимир Потанин и Александр Смоленский уже встречались с президентом ранее; теперь к ним присоединился Виталий Малкин из банка «Российский кредит». Кроме того, на встрече присутствовали четыре представителя промышленности — Чубайс, возглавивший энергетическую компанию ЕЭС (этот пост он занял в марте, покинув правительство), Вагит Алекперов из «Лукойла», Владимир Богданов из Сургутнефтегаза и Рем Вяхирев из Газпрома. Присутствовал и Кириенко — в отличие от Черномырдина, который не посетил ни одной из предыдущих встреч (в 1995, 1996 и 1997 годах). Ельцин охарактеризовал положение дел как угрожающее и призвал олигархов платить налоги, держать свои капиталы в России и сохранять веру в правительство. Он спросил, что им нужно от него в первую очередь; Фридман ответил, что больше всего нужна стабильность. Возможно, продолжил Ельцин, им будет сделано заявление о том, что Кириенко будет возглавлять Совет министров до 2000 года[1523]. Но заявления не прозвучало, что не ускользнуло от внимания Кириенко. 16 и 18 июня премьер-министр встретился по отдельности с большинством участников встречи 2 июня, и его представители сообщили, что олигархи и чиновники сформируют совместный Совет по взаимной экономической помощи. Но Ельцин своего мнения по этому вопросу не высказал. Попытка придать сотрудничеству бизнеса и правительства формальный характер умерла еще на стадии планирования.
Ельцин несколько раз утверждал, что чрезвычайная ситуация уже позади, хотя в закрытых беседах с подчиненными он говорил более откровенно. 13 августа лондонская газета «Файненшиэл Таймс» опубликовала письмо американского финансиста Джорджа Сороса о том, что Россия находится в «терминальной фазе краха» финансовых рынков. Он рекомендовал срочно провести девальвацию на 15–25 % и передать управление рублем «валютному совету», куда вошли бы опытные эксперты. По просьбе Кириенко и Валентина Юмашева Ельцин сделал последнее опровержение. 14 августа в Новгороде он «твердо и четко» заявил, что девальвации не будет. Через два дня Кириенко, Юмашев, Чубайс и Дубинин (которого сопровождал Егор Гайдар) приехали в Завидово и сообщили президенту, что все кончено. Ельцин согласился с их мнением и в типичном для себя стиле попросил избавить его от деталей. «Глава правительства принялся объяснять детали, но я остановил его. И без деталей было понятно, что правительство, а вместе с ним и все мы стали заложниками ситуации… „Действуйте, — сказал я. — Давайте принимать срочные меры“»[1524].
17 августа Россия отпустила курс обмена валюты, объявила дефолт по ГКО и облигациям и ввела 90-дневный мораторий на выплаты иностранным кредиторам. За две безумные недели рубль потерял половину своей стоимости. Курс доллара вырос с 6,3 до 9,3 рубля, а к 21 сентября доллар стоил уже 21 рубль. ГКО превратились в ничего не стоящие бумажки. Трехмесячный мораторий отдавал предпочтение российским кредиторам перед иностранцами, однако сотни банков не пережили растянувшейся до 1999 года сортировки, в течение которой государство в соответствии с установленной системой приоритетов возвращало долги, и разорились. Граждане выстроились в очереди к окошкам касс, пытаясь снять свои вклады. Российские и международные СМИ предсказывали России неизбежный экономический и социальный крах[1525].
Финансовые бюллетени неотвратимо предвещали политические перемены. В сентябре, как написал один из обозревателей, Ельцин оказался перед необходимостью «снова выбирать между вариантами просто плохими, ужасными и кошмарными»[1526]. Левое и националистически настроенное большинство в Госдуме, и в особенности коммунисты-радикалы, требовало не меньше чем голову президента. 21 августа Дума приняла резолюцию, призывающую Ельцина уйти в отставку; за ее принятие проголосовали 248 депутатов, против — всего 32. Лица, формирующие общественное мнение, всерьез анализировали возможность отречения еще с начала лета; некоторые выступали с идеями институциональных изменений, которые могли бы облегчить этот путь. 10 июля в «Независимой газете» благоразумный Виталий Третьяков обвинил Ельцина и его сподвижников в «страусиной политике». Без перемены курса, утверждал редактор, Россию ожидает народное восстание, государственный переворот или гражданская война; если это случится, страна может подвергнуться иностранной военной оккупации, поскольку мир не станет безразлично смотреть на крушение бывшей супердержавы, обладающей ядерным арсеналом и десятью атомными электростанциями. Чтобы избежать катаклизма, согласно Третьякову, России необходимо в течение трех месяцев провести экстренные парламентские и президентские выборы. Федеральное собрание должно сформировать Временный Госсовет, куда вошли бы ключевые министры, лидеры парламентских фракций и партий, представители макрорегионов России и профсоюзов. Ельцину следует запретить возглавлять этот Совет и разрешить войти в его состав в качестве рядового члена только в том случае, если он подпишет письменное обещание не баллотироваться на следующий срок во время экстренных президентских выборов. В качестве главы Совета Третьяков предлагал министра иностранных дел Евгения Примакова; Виктору Черномырдину на период междуцарствия он рекомендовал вернуть обязанности премьера[1527].
Предчувствие не обмануло Третьякова в одном отношении: страну ожидали потрясения, и Черномырдин и Примаков сыграли в них свою роль. Однако идея Временного Госсовета оказалась слишком сложно закрученной, чтобы быть реализованной[1528]. Кроме того, Третьяков ошибся в своих расчетах относительно президента. В 1998 году Ельцин вовсе не намеревался передавать власть ни какому-то верховному совету, ни кому-либо другому, хотя в прессе постоянно появлялись сообщения о том, что он находится на грани принятия подобного решения[1529].
22 августа Ельцин уведомил Кириенко, что увольняет его с поста премьер-министра, на котором тот пробыл четыре месяца. Как и предвидел в июле Третьяков, на смену ему был выбран Черномырдин — тот самый ветеран «клуба красных директоров», которого Ельцин выбросил за борт в марте. 23 августа, на встрече с Черномырдиным в Кремле, президент предложил ему вернуться, пространно извинился за решение, принятое весной, и выразил готовность повторить свои извинения в эфире. Черномырдин согласился принять личные извинения. Во время этой и других встреч стало ясно, что Ельцин ожидает от Черномырдина, что тот пробудет главой правительства до 2000 года, а затем при его поддержке будет баллотироваться в президенты. Ельцин скорее смирился с возвращением Черномырдина, особого воодушевления у него оно не вызвало[1530]. О своем решении он объявил в телевизионном выступлении на следующий день: «Сегодня нужны те, кого принято называть „тяжеловесом“. Я считаю, что необходимы опыт и вес Черномырдина». Ельцин связал это назначение с вопросом о преемнике, сказав, что возвращение премьера поможет обеспечить «преемственность власти в 2000 году» и что человеческие качества Черномырдина «будут решающим аргументом на президентских выборах».