24 апреля Госдума сдалась. Когда прозвучал сигнал окончания голосования, оказалось, что за кандидатуру Кириенко проголосовал 251 депутат[1509]. Ельцин показал новому премьеру его кабинет в российском Белом доме. С этого момента для них обоих началось падение.

Ельцин не мог устоять перед искушением провести ряд уравновешивающих министерских перемещений — особенно уволить Чубайса и склонного к консерватизму министра внутренних дел Анатолия Куликова, а также настоять на том, чтобы его приверженец Борис Немцов остался вице-премьером. После этого он предоставил Кириенко такую же свободу в выборе министров кабинета и определении программных инициатив, какую в 1991–1992 годах получили Гайдар и Геннадий Бурбулис. Страстно желая, чтобы молодой политик добился успеха, Ельцин до своего летнего отпуска два-три раза в неделю встречался с Кириенко в Кремле или «Горках-9»[1510]. Энергичные молодые министры занялись финансами (Михаил Задорнов), экономикой (Виктор Христенко), налогами (Борис Федоров), вопросами труда (Оксана Дмитриева)[1511]. Думе были предложены проекты законов по экономической либерализации. В мае Кириенко и руководитель кремлевской администрации Валентин Юмашев вместе с Татьяной Дьяченко попросили Ельцина уволить Павла Бородина и начать расследование по обвинениям в коррупции, процветающей в кремлевском Управделами, и почти преуспели в этом. После задушевной беседы с Бородиным Ельцин приказал ему устраивать тендеры на выполнение будущих контрактов, однако увольнять его все-таки не стал[1512].

Если Кириенко и обладал некоторыми качествами, необходимыми для «реформирования реформ», время для его назначения было неподходящим, и все, что он мог сделать, — это немного разрядить чреватую взрывом ситуацию. В итоге неожиданным фактором стал экономический спад в странах Юго-Восточной и Восточной Азии, по перегретым экономикам которых в 1997 году больно ударило падение цен на товарных биржах с последовавшим далее обрушением курсов местных валют. «Азиатский грипп» оказался заразным для российской финансовой системы, и в октябре — ноябре симптомы «простуды» были уже налицо. Вмешательство государства с целью укрепления рубля не смогло в полной мере восстановить доверие участников рынка, что подтвердило снижение фондового индекса РТС с 572 пунктов — максимума по состоянию на 6 октября — до 397 пунктов по состоянию на 31 декабря[1513]. Экономическая неопределенность усилила мучительные раздумья Ельцина по поводу Черномырдина. Он был недоволен тем, что премьер не находит ответов на острые финансовые вопросы, и поделился своим недовольством с инсайдерами[1514]. К марту наблюдатели стали отмечать, что в России развивается кризис азиатского типа. На второй неделе мая, когда мировая цена на сырую нефть упала до 12 долларов за баррель (в январе 1997 года она составляла 26 долларов), а индекс РТС приблизился к 200 пунктам, пресса предсказала девальвацию рубля. Ельцин вместе с Кириенко и Дубининым могли бы смириться с неизбежным и попытаться как-то смягчить происходящее, но новое правительство «страшно боялось» такой перспективы и ее политических последствий[1515]. Никто не отреагировал, и расцвела спекуляция. Тем летом попытки поддержания рубля обходились в 4 млрд долларов ежемесячно, из-за чего золотовалютные резервы снизились до 15 млрд.

Удар, нанесенный кризисом, возможно, был бы менее болезненным, если бы не то обстоятельство, что финансовая политика правительства на деле ему способствовала. Позже Ельцин писал, что он указал на эту проблему на заседании Совета министров в декабре 1997 года: «Вы все объясняете мировым финансовым кризисом. Конечно, финансовый ураган не обошел стороной Россию. И зародился он не в Москве. Но есть и другая сторона — плачевное состояние российского бюджета. А вот здесь пенять можно только на себя»[1516]. Но Ельцин умалчивает о том, что за «красную» часть бюджета значительную часть ответственности нес он сам.

Такое положение дел было хроническим и возникло еще во время реализации программы макроэкономической стабилизации 1992–1995 годов. Притом что советские социальные гарантии были ликвидированы, Ельцин не хотел еще больше сердить население, сокращая социальные выплаты и пособия, и отталкивать от себя работников бюджетной сферы, лишая их работы или задерживая выплату зарплат. Как говорит тогдашний помощник президента по экономическим вопросам Александр Лившиц, Ельцин «чувствовал, что существует предел на терпение простых людей», и «боялся социального взрыва», если условия жизни будут ухудшаться без какого-либо облегчения[1517]. От предпринятой в мае 1997 года попытки секвестировать недофинансированные части федерального бюджета через несколько месяцев отказались; в 1998 году попытались возродить, но безуспешно. Что касается доходов, то слабое посткоммунистическое государство вовсю пыталось собирать налоги, но часто вместо денег принимало векселя или товары. Чтобы не доводить фирмы до банкротства и массовых увольнений, правительство призвало Газпром и энергетические компании последовать его примеру и не требовать возвращения долгов. Избирательная кампания 1996 года породила новый виток невыполнимых обещаний и усилила нежелание выжимать из населения и бизнеса дополнительные доходы. Как уже упоминалось в главе 15, попытка повысить налоги, имевшая место после выборов, ни к чему не привела. Дефицит федерального бюджета, который сократился с 10 % от ВВП в 1994 году до 5 % в 1995-м, в 1997-м вернулся к 8 %, то есть был всего на 1 % меньше суммы собранных налогов, что означало, что российское правительство на каждый полученный рубль тратит почти два. Для того чтобы справиться с дефицитом и не раскручивать инфляцию, были выпущены государственные краткосрочные облигации — ГКО, обещавшие сверхвысокий доход и быструю окупаемость. ГКО скупались отечественными банками и инвесторами-нерезидентами, которые в 1996 году получили право конвертировать свои доходы в твердую валюту. Необходимость выполнения обязательств по ГКО привела к огромному завышению ценности валюты[1518].

Низкие цены на нефть, отвращение к страновому риску со стороны менеджеров фондов, страх глобальной рецессии и последующий рост процентных ставок сделали размеры государственного долга абсолютно неисполнимыми. Министерство финансов, уподобившееся Чарльзу Понци[1519], выпускало все новые ГКО, чтобы покрыть возникающий дефицит. Годовой доход по облигациям повысился с 18 % в июле 1997 года до 65 % в июне и до 170 % в середине августа 1998 года. Еще больше ослабили Россию несколько миллиардов долларов, размещенных в евробондах, и займы, которые следовало возвращать в долларах. Процентная ставка по долгу, составлявшая в январе 1998 года 17 % бюджета, к июлю подскочила до 34 %[1520]. Индекс РТС в начале июля упал до 135 пунктов и продолжал снижаться, достигнув в октябре 1998 года 38 пунктов — то есть те, кто покупал акции год назад, на пике рынка, теперь могли получить по 7 центов за доллар.

Молодое ельцинское правительство находилось в патовой ситуации. Везде в стране кипела социальная конфликтность. Кириенко поручил Борису Немцову встретиться с шахтерами, которые устроили забастовку из-за невыплат зарплаты и перекрыли Транссибирскую магистраль; обещание удовлетворить их требования еще больше осложнило положение правительства в плане финансовых обязательств. Дубинин и Центробанк России жали на все монетарные кнопки, какие только были в их распоряжении. Представители России во главе с Анатолием Чубайсом вели переговоры с МВФ об ускорении выплаты очередных траншей ранее предоставленных займов и выделении новых кредитов. При этом 5 млрд долларов из 14,8-миллиардного стабилизационного пакета, которые должны были быть получены Москвой к августу, бесследно исчезли[1521]. Тогда же Борис Федоров выступил с предложением о снижении налогов с одновременным усилением ответственности за уклонение от их уплаты, направленным против первой тысячи богатейших россиян. В июне Ельцин послал коммунистической фракции парламента оливковую ветвь, назначив министром промышленности и торговли бывшего члена Политбюро ЦК КПСС, занимавшегося оборонной промышленностью, а ныне — депутата Госдумы от КПРФ Юрия Маслюкова. Но попытки побудить Думу принять программу сокращения расходов в очередной раз провалились. Отказавшись экономить на расходах и дотациях, вводить налог с продаж и другие новые налоги, законодатели объявили перерыв на летние каникулы.