— Я согласна на аннуляцию, — сказала Мэри, — если ты этого хочешь.
— Хочу, — ответил Кольм. — Спасибо. — Секунду помедлив, он отрезал кусочек от своего стейка. — Я думаю, ни к чему тянуть. Можем начать прямо сегодня.
— Спасибо, — сказала Мэри.
— Но у меня есть одна просьба.
Сердце Мэри тревожно забилось.
— Какая?
— Скажи ему — Понтеру — что наш брак развалился не из-за меня. Это не моя вина. Скажи ему, что я… что я неплохой, в сущности, человек.
Мэри потянулась над столом и сделала то, чего ранее не сделал Кольм — коснулась его руки.
— Обязательно, — заверила она его.
Глава 4
Позвольте начать с замечания о том, что речь не идёт о противостоянии — мы или они. Не о том, кто лучше — Homo sapiens или Homo neanderthalensis. Не о том, кто смышлёнее — глексены или барасты. Скорее, речь идёт о том, чтобы найти наши собственные сильные стороны, лучшие черты нашей собственной природы, и о том, чтобы делать вещи, которыми мы могли бы гордиться…
Сразу после ланча с Кольмом Мэри поехала домой за Понтером. Понтер с видимым удовольствием смотрел на канале «Космос» повтор классического «Стартрека». Понтер, разумеется, видел этот эпизод впервые, но Мэри его тут же узнала — напыщенный и наигранный «Пусть это будет полем последней битвы», в котором приглашённые звёзды Фрэнк Горшин и Лу Антонио разрывали пейзаж лицами, выкрашенными наполовину в белый, наполовину в чёрный цвет.
Они сели в машину Мэри и выехали в Садбери, куда планировали попасть часа через четыре — как раз к ужину у Рубена Монтего.
Летя по четырёхсотому шоссе, Мэри вдруг нажала клаксон, а потом замахала рукой — их только что обогнал Луизин чёрный «форд-эксплорер» с номером D2O — химическая формула тяжёлой воды. Луиза махнула в ответ и умчалась вперёд.
— По-моему, она превышает максимально разрешённую скорость, — сказал Понтер.
Мэри кивнула.
— Уверена, что ей не составит труда отговориться от штрафа.
* * *
Час проходил за часом; километры оставались позади. Шанайю Твейн и Мартину Макбрайд сменила сначала Фэйт Хилл, а потом Сьюзан Аглукарк.
— Я, наверное, не лучший источник сведений о католицизме, — сказала Мэри в ответ на комментарий Понтера. — Наверное, нужно познакомить тебя с отцом Калдикоттом.
— Что делает его лучшим источником, чем ты? — спросил Понтер, отрывая взгляд от дороги — езда по скоростным шоссе всё ещё была для него в новинку — и поворачиваясь к Мэри.
— Ну, он рукоположен. — Специальным жестом — небольшим поднятием левой руки — Мэри теперь могла предотвращать гудок, издаваемый компаньоном Понтера, когда она и сама знала, что слово, которое она только что произнесла, ему не знакомо. — Посвящён в сан — собственно, это и делает его священником. Ну, то есть, частью духовенства.
— Прости, — сказал Понтер. — Я всё равно ничего не понимаю.
— В религии существует два класса людей, — сказала Мэри, — клирики и миряне.
Понтер улыбнулся.
— Так совпало, что я не способен произнести ни того, ни другого слова.
Мэри улыбнулась в ответ; она уже начала привыкать к его чувству юмора.
— Так вот, — продолжала она, — клирики — это те, кто прошёл специальную подготовку для выполнения религиозных функций. Миряне — простые люди как ты или я.
— Но ты говорила, что религия — это система верований, этических и моральных принципов.
— Так и есть.
— Тогда все приверженцы религии должны иметь к ним равный доступ.
Мэри моргнула.
— Ну, да, конечно, просто… видишь ли, исходные тексты могут по-разному трактоваться.
— Например?
Мэри задумалась.
— Ну, например, вопрос о том, оставалась ли Мария — мать Иисуса — девственницей всю свою жизнь. Дело в том, что в Библии есть упоминания о сродниках Господних. «Сродники» — это старинное слово, обозначающее братьев.
Понтер кивнул, хотя Мэри подозревала, что если Хак сразу перевёл «сродников» как братьев, то Понтер, вероятно, услышал какую-то бессмыслицу наподобие «“братья” — это старинное слово, обозначающее братьев».
— И этот вопрос так важен?
— Нет, думаю этот — не особенно. Но другие, относящиеся к области морали, могут быть важны.
Они проезжали через Парри-Саунд.
— Какие, например? — спросил Понтер.
— Ну, к примеру, аборты.
— Аборт… это прекращение жизни плода?
— Да.
— А в чём моральная проблема?
— Ну, в том, можно ли это делать. Убить нерождённого ребенка.
— А зачем вам это может понадобиться? — спросил Понтер.
— Ну, если беременность была случайной…
— Как можно случайно забеременеть?
— Ну, ты знаешь… Мэри оборвала себя. — Нет, разумеется, ты не знаешь. В твоём мире поколения рождаются каждые десять лет.
Понтер кивнул.
— А менструальные циклы всех ваших женщин синхронизованы. Так что когда мужчина и женщина сходятся вместе на четыре дня в месяц, это обычно происходит тогда, когда женщина не может забеременеть.
Понтер снова кивнул.
— Ну, в общем, у нас всё не так. Мужчины и женщины постоянно живут вместе и занимаются сексом в течение всего месяца. Случаются беременности, которых не ожидали и не планировали.
— Когда я впервые попал к вам сюда, ты мне говорила, что у твоего народа есть способы предотвращения беременности.
— Есть. Механические и фармацевтические.
Понтер смотрел мимо Мэри на залив Джорджиан-Бей.
— Они не работают?
— По большей части работают. Но не все их применяют, даже когда не хотят зачать ребёнка.
— Почему?
Мэри пожала плечами.
— Неудобно. Дорого. Для тех, кто не пользуется контрацептивными таблетками — необходимость… э… отвлекаться от процесса…
— И всё же создать новую жизнь и потом от неё избавиться…
— Вот видишь! — сказала Мэри. — Даже для тебя это моральная проблема.
— Разумеется. Жизнь бесценна — потому что конечна. — Пауза. — Ну так и что же ваша религия говорит об абортах?
— Что это грех, причём смертный.
— О. То есть ваша религия предписывает применять средства контрацепции?
— Нет, — ответила Мэри. — Это тоже грех.
— Но ведь это… я думаю, тут подойдёт ваше слово «чушь».
Мэри двинула плечом.
— Бог велел нам плодиться и размножаться.
— Это поэтому у вашего мира такое большое население? Потому что так велел ваш Бог?
— Думаю, это один из факторов.
— Но… прости меня, конечно, но я не понимаю. У тебя ведь был партнёр в течение многих декамесяцев, не так ли?
— Да. Кольм.
— И у вас с ним не было детей.
— Верно.
— Но ведь вы же наверняка занимались сексом. Почему у вас не появилось детей?
— Ну, на самом деле я таки пользуюсь контрацептивами. Я принимаю таблетки — это комбинация синтетического эстрогена и прогестерона. И поэтому не могу забеременеть.
— Но ведь это грех?
— Многие католики это делают. Это дилемма для многих из нас: мы хотим быть послушны Богу, но должны принимать во внимание и практические соображения. Видишь ли, в 1968 году, когда весь Западный мир становился гораздо либеральнее в вопросах секса, Папа Павел VI издал энциклику. Я помню, как родители обсуждали её в последующие годы; даже для них она стала неожиданностью. Она гласила, что каждый сексуальный контакт должен быть открыт для зачатия. Если честно, большинство католиков ожидали ослабления, а не усиления ограничений. — Мэри вздохнула. — Я лично сторонница контрацептивов.
— Это безусловно лучше, чем аборт, — согласился Понтер. — Но, предположим, ты всё-таки забеременела, не желая того. Предположим…
Мэри немного притормозила, давая соседней машине её обогнать.
— Что?
— Ничего. Прости. Поговорим о чём-нибудь другом.
Но Мэри уже поняла.
— Ты подумал про изнасилование, да? — Мэри пожала плечами, признавая, что тема непростая. — Тебе интересно, что моя Церковь ожидала бы от меня, если бы я забеременела в результате изнасилования.