— Мы проделали большую работу, — продолжал Понтер, — чтобы найти точку на нашей версии Земли, которая в точности соответствует расположению штаб-квартиры Объединённых Наций на вашей. Как вы знаете, у нас нет спутников, и поэтому нет ничего близкого по качеству к вашей системе глобального позиционирования. Наши геодезисты всё ещё спорят между собой — возможно, они промахнулись на несколько десятков метров, но мы надеемся решить эту проблему. Тем не менее… — Он повернулся и указал рукой. — Видите те деревья? Мы считаем, что они обозначают место главного входа в здание Секретариата. — Он повернулся снова. — А вон то болотце? На его месте располагается Генеральная Ассамблея.

Джок изумлённо оглядывался. Это Нью-Йорк — без миллионов его жителей, без воздуха, от которого режет в глазах, без машин на улицах бампер к бамперу, без тысяч такси, без бурлящих толп, без вони, без шума. Это Манхеттен… каким он был несколько веков назад, каким он был в 1626, когда Питер Минёйт купил его у индейцев за 24 доллара, каким он был до того, как его замостили, застроили и замусорили.

Другие делегаты переговаривались между собой; те, что говорили по-английски, высказывали сходные мысли.

Понтер замолчал и пошёл по направлению к берегу Ист-Ривер. Он был ближе, чем можно было ожидать — но, в конце концов, значительная часть Манхеттена — это искусственно осушенные территории. Неандерталец встал у края воды на колени, погрузил сложенные горстью ладони в реку и несколько раз плеснул водой себе в лицо.

Джок отметил безучастное выражение на лицах нескольких делегатов — смысл происходящего ускользал от них. Но не от Джока.

Понтер Боддет только что омыл лицо сырой, необработанной, не отфильтрованной, непродезинфицированной, незагрязнённой водой из Ист-Ривер.

Джок покачал головой, досадуя на то, что его народ сделал со своей родной планетой, и желая, чтобы у него каким-то образом появился шанс начать всё снова, с чистого и свежего листа.

Мэри и Бандра смотрели трансляцию эксгибиционистов с острова Данкат. Было здорово видеть Понтера в том, что в этом мире было аналогом телевидения, да и сам проект организации ещё одного портала будоражил воображение.

Понтер потратил некоторое время на описание трудностей строительства портала на поверхности; его первый квантовый компьютер поместили глубоко под землю, чтобы укрыть от солнечной радиации, которая приводила к декогерентности квантовых регистров. Но уже в то время, когда Понтер и Адекор совершали свой прорыв — в прямом смысле этого слова, прорыв в иную вселенную — другая группа исследователей-барастов в Европе пыталась научиться факторизовать настолько же большие числа. Та группа состояла из женщин, и они, по всей видимости, в данный момент направлялись на Донакат на корабле, чтобы поделиться своим опытом в технологиях экранирования.

— Похоже, вы нашли себе здесь очень хорошего мужчину, — сказала Бандра.

Мэри улыбнулась.

— Спасибо.

— Вы давно с ним знакомы?

Мэри отвела взгляд от пшенично-жёлтых глаз Бандры.

— Только с 3-го августа.

Бандра наклонила голову, выслушивая объяснения компаньона. Мэри думала, что Бандра скажет что-нибудь язвительное по поводу того, как недавно они с Понтером друг друга знают; в конце концов, Мэри никогда не упускала случая сказать своей сестре Кристине о том, что она вечно куда-то торопится, несясь от одной своей «настоящей находки» к другой. Но Бандра вместо этого сказала:

— Вам очень повезло, что вы нашли его.

Мэри кивнула. Ей и правда повезло. И потом, она знала массу людей, у которых случались стремительные романы. Да, к тому времени, как Кольм сделал её предложение, она знала его гораздо дольше, чем знает Понтера, но тогда у неё были сомнения.

Сейчас же сомнений не было.

При такой уверенности в свое правоте к чему медлить?

— Carpe diem, — сказала Мэри.

Компаньон Бандры пискнул.

— Простите, — сказала Мэри. — Это латынь — другой язык. Это значит «лови день». Не проводи в колебаниях всю жизнь; лови момент и бери, сколько сможешь.

— Неплохая философия, — сказала Бандра и поднялась с дивана. — Надо бы поужинать.

Мэри кивнула, поднялась и проследовала за Бандрой на кухню. У Бандры был большой вакуумный шкаф, в котором еда хранилась без заморозки, и лазерная печь, в которой применялась та же самая технология калибруемых лазеров, что и в деконтаминационных камерах на выходе из портала.

В крышку вакуумного шкафа был встроен квадратный экран, показывающий список содержимого, так что для того, чтобы посмотреть, что внутри, не нужно было нарушать герметизацию.

— Мамонт? — спросила Бандра, проглядывая список.

— Боже, конечно! — сказала Мэри. — Умираю как хочу попробовать мамонтятины.

Бантра улыбнулась, открыла шкаф — он издал громкое шипение — и выбрала пару кусков. Она поместила их в лазерную печь и проговорила какие-то инструкции.

— Должно быть, нелегко добыть мамонта? — спросила Мэри.

— Я сама никогда не пробовала, — ответила Бандра. — Но те, для кого это основной вид вклада, говорят, что методы довольно просты. — Она пожала плечами. — Но, как это у вас говорят, олицетворение зла прячется в обрывках.

Мэри непонимающе моргнула, соображая, что же такое Кристина пыталась перевести.

— Вы хотите сказать, «дьявол кроется в мелочах»?

— Точняк! — сказала Бандра.

Мэри рассмеялась.

— Когда я уеду, мне вас будет не хватать.

Бандра улыбнулась.

— Мне вас тоже. Когда вам снова понадобится где-нибудь остановиться в нашем мире, я всегда к вашим услугам.

— Спасибо, но…

Бандра подняла обе свои широкие ладони.

— О, я знаю. Вы собираетесь приезжать только когда Двое становятся Одним, чтобы проводить время с Понтером. А я в это время буду…

— Бандра, мне так жаль. Мы должны что-нибудь придумать.

— Давайте не будем замыкаться на этом. Насладимся временем, которое у нас было, и которое нам ещё осталось.

— Carpe diem? — сказала Мэри.

Бандра улыбнулась

— Точняк!

Ужин удался на славу; у мамонтятины был богатый сложный аромат, а за приготовленную Бандрой заправку для салата с кленовым сиропом можно было отдать жизнь.

Мэри откинулась в седлокресле и удовлетворённо вздохнула.

— Как жаль, что вы не делаете вино.

— Вино? — повторила Бандра. — Что это?

— Напиток. Алкогольный. Перебродивший виноград.

— Это вкусно?

— Ну, гмм, не во вкусе дело — или, по крайней мере, не только во вкусе. Алкоголь воздействует на центральную нервную систему, по крайней мере, у глексенов. От него ты размякаешь, расслабляешься.

— Я и так расслабилась, — сказала Бандра.

Мэри улыбнулась.

— А я, кстати, тоже.

В привезённой Понтером «Глоуб энд Мэйл» рассказывалось о результатах исследования по определению самого смешного анекдота в мире. Это не означало анекдот, от которого люди смеются громче всего: никто не пытался изобрести монтипайтоновский анекдот-убийцу, услышав который, тут же умираешь от смеха. Нет, данный проект пытался отыскать анекдот, который сумел бы преодолеть границы культур, который почти все люди на земле нашли бы смешным.

Мэри решила опробовать его на Бандре; поскольку это оказался анекдот про охоту, неандертальцам он мог прийтись по вкусу. Она как бы невзначай упомянула в разговоре несколько ключевых понятий, чтобы их не пришлось объяснять по ходу, а потом, около девяти вечера — в конце шестого деци, она рассказала анекдот из газеты полностью: