В Петербурге эту опасность сознавали. Но так как И.А. Шестаков, вполне обоснованно считавший незначительный отряд судов в Средиземном море слишком слабым для активных действий, упразднил его, а содержание в Архипелаге, при отсутствии там собственных баз, значительного числа миноносцев представлялось слишком дорогостоящим и затруднительным, то Морскому министерству пришлось в начале 1890-х годов принять ряд мер по сокращению срока проведения первого этапа Босфорской операции с 7 до 1 суток с момента получения приказа. Это, конечно, усложнило подготовку десанта, которая к тому времени продолжалась уже свыше пяти лет.
Моряки, как то и предполагалось утвержденным 7 ноября 1885 года журналом Особого совещания под председательством А.А. Абаза, усиливали Черноморский флот. На протяжении 1887–1889 годов в его состав вошли два броненосца, шесть канонерских лодок и шесть миноносцев, выстроенных фирмой Шихау, причем три из них весной 1886 года были переведены в Черное море лейтенантом A.М. Абаза из Эльбинга по Висле, Бугу, Припяти и Днепру, а остальные по приказанию Н.М. Чихачева летом того же года совершили морской переход вокруг Европы[753].
Канонерская лодка «Уралец», одна из вошедших к 1889 году в состав Черноморского флота
Как указывалось выше, турки относились к просьбам российского правительства пропустить те или иные военные корабли с недовольством, хотя против прохода миноносцев, подпадавших под определение «легкие суда», формально возразить не могли. Однако, надо полагать, именно появление в Черном море российских миноносцев заставило турок поторопиться с заказом в 1885 году нескольких кораблей подобного типа фирме Шихау, а позднее и заводу «Германия».
Впрочем, обоюдное наращивание вооружений не мешало демонстрации дружественных отношений на дипломатическом уровне. Так, после тянувшейся с августа 1884 года переписки по поводу визита Н.И. Казнакова в Константинополь, летом 1886 года вопрос был решен положительно, и по окончании срока командования эскадрой, по пути в Россию, адмирал неделю, с 3 по 9 июля, провел в турецкой столице, где был весьма радушно принят султаном. Ему даже показали артиллерийское учение на броненосном фрегате «Ассари Тевфик», несомненно, стремясь создать иллюзию высокой боеспособности турецкого флота[754].
Внимание Абдул Хамида II к адмиралу, как впоследствии к Н.В. Каульбарсу, вполне укладывается в русло отмечаемой, в частности, М.Ю. Золотухиным тенденции к сближению Порты с Россией, особенно отчетливо проявившейся именно в июле 1886 года[755].
Российская сторона поддерживала эту тенденцию, не забывая, естественно, о подготовке Босфорской операции.
Еще в сентябре 1885 года, проезжая через Константинополь, И.А. Шестаков подал полковнику А.П. Протопопову мысль составить план Верхнего Босфора, с указанием мертвых углов обстрела береговых батарей, и распорядился о содействии этим работам станционерного парохода «Тамань». С разрешения управляющего командовавший тогда пароходом капитан 1 ранга Н.В. Власьев приобрел небольшую, водоизмещением 8 т, парусную яхту, позволявшую проводить съемку и промеры, не привлекая внимания турок. Помимо исследования пролива, он выбрал место для минного заграждения между мысами Терапия и Сельви-Бурну. Сменивший его в июне 1886 года капитан 2 ранга А.В. Невражин без промедления продолжил работы и рапортом от 3 ноября представил в ГМШ составленный офицерами станционера при участии А.П. Протопопова «план береговой артиллерийской защиты» в проливе и «план густоты артиллерийского огня». Тогда же был составлен проект укрепления Босфора после его занятия российскими войсками и приведены в соответствие с ним соображения о минном заграждении. Последние предполагали постановку у Терапии 150 мин в три ряда, но не могли считаться окончательными, так как не учитывали трудностей охраны заграждения в указанном месте[756].
Крупнокалиберное орудие на одном из турецких фортов береговой обороны
По сути дела, и все другие проекты и планы оставались лишь предварительными наметками. Подготовленные к концу 1886 года, они отнюдь не позволяли организовать высадку в ближайшем будущем, что отмечалось А.П. Протопоповым в двух записках от 24 июля 1887 года, направленных П.С. Ванновским И.А. Шестакову при письме от 14 августа. Не было верных карт пролива, оставляли желать лучшего промеры, производившиеся исключительно ночью и плохо привязанные к месту, оставалось неясным, где глубины позволяют боевым кораблям подойти к берегу, чтобы оказаться в мертвых углах батарей, где удобнее высаживать войска и так далее. Требовалось продолжение исследований[757].
Записки А.П. Протопопова были посланы и в штаб Черноморского флота, где с ними ознакомился капитан 1 ранга И.М. Диков. Минер по специальности, он обратил внимание главным образом на соответствующие разделы записок и предложил организовать особый отряд заградителей для Босфора, из трех больших и трех малых кораблей, наподобие предлагавшихся С.О. Макаровым в декабре 1881 года, а также миноносцев и канонерских лодок для сторожевой службы. Его идею поддержал А.А. Пещуров, направивший отзыв И.М. Дикова временно управлявшему министерством Н.М. Чихачеву при отношении от 5 сентября 1887 года Вместе с тем, главный командир высказался против упомянутых А.П. Протопоповым опытных минных постановок в проливе, воспроизводивших макаровские как слишком рискованных, а также указал на необходимость заручиться содействием посла в Константинополе.
Н.М. Чихачев согласился с доводами А.А. Пещурова и письмом от 17 сентября просил Н.К. Гирса дать соответствующее указание послу, что и было сделано спустя три дня. Тогда же он сообщил П.С. Ванновскому, что находит полезным продолжать работы по обследованию Босфора и части Черного моря, прилегающей к этому проливу, начатые в 1886 г.»[758].
Заметим, что такая датировка свидетельствует не столько о высокой засекреченности большинства из подготовленных С.О. Макаровым в 1881–1883 годах документов, хотя они, видимо, остались малоизвестными новым служащим ВМУО, занимавшимся данными вопросами после преобразования отдела в ГМШ, сколько о несовершенстве организации работы штаба, немногочисленные делопроизводители которого не справлялись с обильным потоком информации, да и не стремились усердствовать, не будучи энтузиастами каждого из многочисленных дел, находившихся в их ведении. Вместе с тем, несомненно, что в 1885–1886 годах под влиянием Афганского кризиса и событий в Болгарии произошел качественный скачок в подготовке Босфорской операции. В представлении правящих кругов, руководства Военным и Морским министерствами, она стала более актуальной. Видимо, под впечатлением неудачного учебного десанта 1885 года высадку начинают планировать не на черноморском побережье, открытом для волн, а в самом проливе, изучению которого уделяют большее внимание, воспринимая это как действительное начало работ. Один за другим на берегах Босфора появляются инкогнито, не уведомляя посольства, генерал-майор А.Н. Куропаткин и генерал-лейтенант П.Ф. Рерберг[759]. Интенсифицируются промеры и съемка бухт.
Весной 1889 года лейтенант Л.А. Брусилов устроил в саду посольской дачи в Буюк-Дере метеорологическую станцию, которой сразу же заинтересовалась Комиссия по обороне черноморского побережья, прежде получавшая для расчетов данные из Перы (константинопольского квартала, где располагались посольства), не соответствовавшие погоде в Босфоре. Письмом от 22 марта 1889 года Х.Х. Рооп просил А.А. Пещурова назначить Л.А. Брусилова постоянным начальником станции или морским агентом в Константинополе. Главный командир согласился, однако на его представление ГМШ 8 мая ответил, что необходимых для этого средств в смете министерства нет. 24 мая с той же просьбой обратился к занявшему кресло управляющего Морским министерством Н.М. Чихачеву П.С. Ванновский. Но адмирал секретным письмом от 3 июня разъяснил ему, что средств на учреждение поста морского агента в смете нет, как нет и особой необходимости в нем, так как его обязанности отчасти исполняет командир станционера, метеорологические же наблюдения могут без помех продолжаться и впредь, ибо станционер почти безотлучно стоит в Буюк-Дере[760]. Доводы управляющего были в значительной мере справедливыми, но по мере продвижения работ на Босфоре, а затем и в Дарданеллах, возможности командиров перестали удовлетворять министерство, и после назначения в 1891 году на пост главного командира Черноморского флота вице-адмирала Н.В. Копытова, вопрос об агенте в Турции вновь был поставлен и в 1892 году решен положительно.
