— Я рада, что Уилл смог организовать ремонт. Боюсь, вы натерпелись неудобства.

Миссис Скотт смотрела на вещи с другой стороны:

— Если бы эти пед*** не колотили мне в дверь, я бы никогда не выбралась из дома, чтобы познакомиться с министром.

Утро голосования встретило нас отвратительной погодой. Я вылезла из нашей теплой постели и раздвинула занавески, стена дождя висела над полями, и потоки воды стекали на дорогу.

— К черту все, — сказал Уилл с кровати. — Никто не придет на выборы.

Он поднял трубку и позвонил Манночи. Он продолжал говорить, пока я одевалась, и я услышала свое имя. Я знала, что это означает.

— Манночи организовал транспорт для пожилых людей, — Уилл упал на подушки, словно исчерпав последние силы, — но мы могли бы взять второй автомобиль и водителя.

Я сняла с вешалки мою «депутатскую» юбку (не бог весть какой красоты и элегантности, но я в ней я выглядела надежной и доступной) и надела ее.

— Я знаю свои обязанности.

Избирательный участок располагался в школе, крыша протекала, и избиратели лавировали между ведер с водой — мне пришло в голову, что это выглядит не лучшей рекламой для Уилла.

Мы проголосовали, и я занялась пилотированием пожилых и немощных избирателей по залу. Кроме того, я постоянно просматривала новые сводки из всех двадцати участков, зарегистрированных в округе.

Выборы закончились, и после ужина, состоящего из бананового пюре и йогурта, пришел приказ: свистать всех наверх.

Я поехала домой и переоделась в темно-серый брючный костюм, шелковую блузку и мягкие кожаные туфли на плоской подошве. И конечно, колготки. Я посмотрела в зеркало и проверила состояние ресниц. Женщина всегда должна иметь запасной план. Если мы победим, мне можно будет немного всплакнуть. Если нас ждет поражение, я должна выглядеть наилучшим образом. Даже на казнь я хотела бы отправиться во всеоружии: с накрашенными губами и аккуратной прической.

Я припудрила тени под глазами, накрасила рот, потом смыла помаду и накрасилась повторно, затем расчесывала волосы щеткой, пока она не легли на плечи послушной волной.

Манночи догнал меня, когда я прокладывала себе путь сквозь армию помощников на вечеринке ассоциации в штаб-квартире. Он выглядел мрачным, его волосы были взъерошены, в углах рта залегли морщинки.

— Эксит-полл выглядит не очень хорошо.

— Для партии или для Уилла?

— Трудно сказать, — ответил он, — но вполне возможно, что Уилл получит по шапке.

— Это ужасно, Манночи, — я застыла на месте. — Я надеялась, что наши дела вовсе не так плохи.

— Политика — это не наука, но предчувствие здесь срабатывает почти так же.

Поражение Уилла нанесет вред и Манночи. Она были связаны друг с другом, как лошадь с повозкой.

— Мы проходили через это раньше, — сказала я. — Мы выживем.

— В действительности, мы не заслуживаем этого, — сказал он с горечью. — С экономикой все о'кей. Инфляция под контролем. Коммунальные услуги не подорожали.

Однажды мне рассказывали, что изменения морского дна происходят под землей втайне. Мы не знаем о них, и только позже ученые узнают, что произошло. Мэг была права: людям надоедает однообразие и она жаждут перемен ради самих перемен. Для этого не требуется серьезных причин, просто кому-то не повезет попасть под колесо.

Уилл улыбнулся с облегчением, когда я протолкалась к нему.

— Я уж подумал, что ты сбежала.

Словно младшие члены королевской семьи, мы стояли бок о бок, пока люди вокруг нас что-то обсуждали, подсчитывали и делали выводы. Время от времени Уилл находил мою руку и пожимал ее. Краем глаза я заметила, как Мэтт Смит направляется прямо к нам.

Уилл прошептал:

— Не могла бы ты улыбнуться Мэтту, Фанни?

— Ты просишь меня сделать ужасную вещь. — я послушно растянула губы.

Началась пытка подсчета голосов. Взвинченные и усталые, наблюдатели бродили вокруг и обменивались бессвязными репликами. Активисты, напротив, были бодры, усердно трудились и, в отличие от бездельников, выглядели почти счастливыми.

Избирательные урны были доставлены, освобождены, бюллетени рассортированы и разложены пачками на выстроенных в линию столах. Теперь надо было смотреть на пачки бюллетеней. Иногда они почти не увеличиваются. Иногда вырастают стремительно, и по взгляду членов счетной комиссии в вашу сторону можно догадаться, кому принадлежит эта кипа.

Никто не оглядывался в нашу сторону.

— Видите? — сказал Манночи вполголоса. — Нехорошо.

— Я знаю.

Мне налили кофе из термоса. Он был горьким, но, по крайней мере, горячим. Во всяком случае, он дал мне возможность отвлечься. Нет необходимости получать плохие новости прежде, чем их объявят.

В 4:00 произошла последняя ссора с кандидатом «Партии зеленых» из-за испорченного бюллетеня. Сортировка заканчивалась. Один из уполномоченных пробрался к нам с Уиллом.

— Мне очень жаль, — он обращался непосредственно к Уиллу. — На некоторых участках вы выигрываете, на других нет. — Уилл сглотнул. Взгляд уполномоченного обратился к победившему кандидату. — Мне очень жаль, — повторил он.

Уилл стоял на платформе, прямой и непоколебимый, каким он научился быть, и я гордилась им. Были зачитаны окончательные цифры, и он не дрогнул ни разу, даже когда его результат в 7005 голосов был погребен под рекордом нового депутата.

Победивший кандидат поклонился, улыбнулся и произнес речь, в которой он поблагодарил всех и каждого из большинства избирателей округа Ставингтон.

Потом микрофон взял Уилл… и мы вернулись на многие годы назад. Он говорил об изменениях, необходимости переосмыслить и наметить новые пути, о том, как он воевал, отстаивая свои идеалы. Он поблагодарил своих сторонников, и сказал им, что никакие усилия не пропадут втуне.

Он верил в каждое свое слово, я видела это и всей душой восхищалась мужеством моего гладиатора. В конце, опустив голову, он выслушал аплодисменты. Потом он поднял глаза, и посмотрел мне в лицо.

Это был еще не конец: нам пришлось говорить со множеством людей, которые нуждались в поддержке и напоминании, что существует завтра, и оно наступит.

По дороге домой Уилл вдруг сказал:

— Остановите автомобиль.

Он распахнул дверь и вывалился из салона. Я вышла за ним. Его тошнило. Я держала его, пока спазмы не прошли.

— Извини, — выдавил он.

После того, как он восстановил дыхание, я заставила его пройти вместе со мной к дубам на краю поля. Солнце только поднималось над горизонтом, и после духоты и безумия ратуши, воздух был свежим и прохладным. Прислонясь к воротам, мы смотрели через поле на зарю, золотившую листья живой изгороди. Птицы копошились в буковых деревьях.

Уилл положил голову на скрещенные руки.

— Я всегда думал, как я буду вести себя, когда это произойдет?

— Ответ: прекрасно. В самом деле, более, чем хорошо.

Его голос звучал глухо:

— Нам придется еще раз подумать обо всем. Как жить, чем заниматься.

Вернувшись домой, я приготовила чай, который он жадно выпил.

— Давай посмотрим, что происходит на телевидении, — сказал он.

Но я остановила его.

— Нет, на данный момент с этим покончено.

Темные глаза казались тусклыми от горя.

— Пожалуй, ты права.

Хотя я знала, что он не ужинал он отказался от еды, и я повела его наверх. Он покорно ждал, пока я расстегивала рубашку и раздевала его. Его тело было влажным от пота, и он тяжело дышал.

Я легла рядом с ним в постель и обняла его.

Через несколько минут он провалился в тревожный сон, но я продолжала обнимать его, пока мои руки не онемели. Когда я не смогла больше терпеть, я оторвалась от Уилла и пошла вниз, чтобы позвонить Хлое.

Мне не сразу удалось разыскать ее, но в конце концов, я дозвонилась. У нее уже был поздний вечер, и в ее голосе звучал ужас, когда она взяла трубку.

— Мама? Ничего плохого не случилось?

— Ничего действительно страшного, но папа вчера вечером потерял свое место. Он хотел, чтобы я позвонила тебе.