Я потянула Мэг обратно на кухню и усадила на стул.

— Скажи мне. Давай. Ты можешь мне сейчас все рассказать.

Она казалась удивленной и довольной.

— Я пыталась. — ее губы сжались, и она опять стала теребить браслеты. — О'кей. Пора покаяться. Я очень старалась занять себя другими вещами. Одеждой. Работой то здесь, то там. Случайными встречами. Благотворительностью и всем тем, чем занимаются женщины от безделья. Но кроме Саши и вас с Уиллом и Хлоей, ничто не увлекало меня глубоко. Мой разум был разрушен.

— Я слушаю тебя. — я поставила на плиту чайник и зажгла газ под ним.

Казалось, Мэг зачарована кольцом голубого огня.

— Но ты права, Фанни, пришла пора менять жизнь и думать по-другому. Когда мы вернемся домой, я найду себе жилье.

— Рядом с нами, — сказала я.

Ее брови поползли наверх.

— Нет. Не сходи с ума.

— Ладно. На приличном расстоянии.

Она улыбнулась. К дому подъехал автомобиль. Двигатель тихо урчал, дверь открылась и закрылась. Мэг взяла сумку.

— Неужели ты поедешь?

— Конечно, — сказала она. — она встала, положила руку мне на плечо и поцеловала в щеку, легкое, прохладное прикосновение. — Мы ведь хорошие старые друзья, правда? В конце концов? Мне нравится так думать, Фанни.

Я поцеловала ее.

— Конечно. — я продолжала крепко держать ее, и она виновато вздохнула.

— Иди спать, моя добрая бдительная Фанни.

— Могу я поехать с тобой? Почему бы нет? Дай мне пять минут.

— Нет, Фанни. Теперь я сама по себе. Помнишь?

Она победила, я поднялась наверх. Я слышала голоса, стук двери, гудение удаляющегося автомобиля.

Вчера ночью я широко распахнула ставни. Я собиралась дождаться возвращения Мэг, но заснула и проснулась от солнечных лучей, щекотавших мое лицо.

Внизу прозвучало несколько фраз на итальянском языке, после чего раздался стук в дверь. Я потянулась к футболке и накинула ее поверх моей ночной рубашки. С каждым шагом вниз по лестнице биение моего сердца ускорялось.

Итальянские полицейские, отметила я про себя, слабея от страха, всегда безупречны, даже ранним утром. Рубашка мужчины была белоснежна, его брюки выглажены так же совершенно. Пряжка ремня сверкала, а волосы аккуратно зачесаны назад ото лба.

— Очень жаль, синьора, — сказал он.

У его женщины-коллеги были длинные светлые волосы и узкая талия. Она шагнула вперед и сжала мои руки тонкими оливковыми пальцами.

— Где вы ее нашли, — наконец спросила я.

— Около церкви. — полицейский держался спокойно и профессионально. — Мы думаем, она споткнулась и ударилась головой о камень коновязи у фонтана. Но мы не можем с полной уверенностью утверждать, что ее не убили. Дождемся заключения врача.

Женщина помолчала, а потом спросила.

— Синьора была больна?

Я прикусила губу.

— Да, это можно считать болезнью в некотором смысле.

Минут через десять или около того, когда перестали дрожать колени, и я смогла натянуть на себя какую-то одежду, они проводили меня к машине.

В полицейском морге было тихо. Женщина коснулась моей руки.

— Держитесь за меня, если хотите, — сказала она.

Мои ногти впились в кожу ладоней. Мужчина около каталки кивнул головой и откинул в сторону простыню.

Первой моей мыслью было: все в порядке. Мэг спит. Просто спит.

Ее щеки были окрашены слабым румянцем, ее волосы свободно рассыпались по резиновому коврику под головой, скрывая рану. Ее губы слегка улыбались, на гладком молодом лбу не было ни единой морщинки.

Полицейский слишком хорошо знал, как реагируют на смерть близкого человека скорбящие. Отказ верить в несчастье был одной из возможных реакций.

— Синьора мертва, — мягко сказал он. — В этом нет сомнений.

«Не надо печалиться, — словно говорили эти улыбающиеся губы. — С меня хватит. Битва закончена. Да?»

Полицейский сверился со своими записями.

— Она пила в «Вакхе». Слишком много, согласно показаниям, и ей было предложено уйти в 2:30. Ее видели, когда она шла к церкви, а потом стучала в ее двери. Свидетель сказал, что он беспокоился за нее, потому что она сильно шаталась, и он пошел за ней, но она упала, прежде, чем он успел догнать ее.

Я наклонилась и коснулась безмятежного лба. Потом взяла ее за руку и один за другим выпрямила пальцы с маленькими жемчужинами ногтей. Они уже казались кукольными, восковыми.

— О, Мэг, — прошептала я, и горячие слезы потекли по моим щекам. — Мне так жаль, так жаль.

Когда я уезжала, они вручили мне полиэтиленовый пакет с ее вещами и списком. Одно кольцо, золотое. Браслеты. Один кожаный кошелек, пустой. Одна юбка из хлопка. Черные туфли на высоких каблуках. И, наконец, один крест, золотой. Удивленная, я сжала его между указательным и большим пальцами, длинная цепочка мерцала при свете лампы.

«Я не понимаю религии, — однажды с возмущением сказала Мэг. — Такая властная, такая бессмысленная, такая вульгарная».

Вернувшись в Casa Rosa, я сделала один из первых телефонных звонков.

Я не помню, когда я спустилась в кухню. Здесь стоял стул, на котором сидела Мэг. Бутылки с маслом и бальзамическим уксусом. Кофеварка, которой она пользовалась.

Я коснулась их. Вещи, который так же касалась Мэг несколько часов назад.

Я не верила в ее смерть.

Еще позже, когда теплый воздух струился над дорогой, а герань поникла в горшках перед домом, я прошла мимо печальный Марии и Анджело, обогнула каменную коновязь с железными кольцами и вошла в церковь. Внутри было сумрачно и прохладно, и я направилась прямо к фрескам. Я знала, что Мэг инстинктивно стремилась к церкви, чтобы снова увидеть их. Я пыталась понять, о чем она думала и что чувствовала. Оглушенная вином, она забыла, что церковь запирают на ночь, чтобы защитить картины.

Я разжала кулаки и, чувствуя удары сотен маленьких иголок в онемевших пальцах, попыталась заставить себя поверить. Мэг была мертва.

Мертва…

Потом я села в машину и поехала в аэропорт.

Саша находился в соседней со спальней Мэг комнате, и я слышала, как он беспокойно мечется от стены к стене. Уилл лежал на моей кровати, закрыв лицо рукой.

Я села рядом и взяла его свободную руку. Он плакал, был совсем белым от горя и усталости и закусил губу. Он проговорил хриплым от боли голосом:

— Я боялся, что это однажды случится.

Я забралась на кровать, обняла его и держала, пока он немного не успокоился Потом я заставила его принять аспирин и погладила по волосам.

— Хочешь, чтобы я сейчас рассказала тебе, что произошло, или потом?

Он слабо кивнул.

— Расскажи сейчас.

Ничего не скрывая, я описала наш визит в Сиену, наш разговор там и возвращение в Casa Rosa. Дойдя до конца истории, я чувствовала то прилив горячего стыда, то холод сожаления.

— Но она не контролировала себя до прошлой ночи и нашей ссоры.

— И все же ты старалась, — Уилл стремился закрепиться на чем-то положительном.

— Боюсь, именно моя просьба переехать выбила ее из колеи. Я пыталась остановить ее, Уилл, клянусь тебе. Но я чувствую свою вину.

Он задумался, пытаясь осмыслить все детали.

— Даже ты не смогла бы предсказать смертельный удар о камень около церкви в маленьком итальянском городке.

— Даже я. — я смотрела на пол, усеянный одеждой, которую я разбросала в спешке, собираясь в полицию.

— В конце концов, вы были друзьями. И она знала, что ты любишь ее и Сашу. — я закусила губу. — Я уверен, что знала.

В спальне было очень жарко, постель была смята. Я попросила Уилла встать и повела его в ванную умыться.

Я перестелила постель, туго натянув простыни. Я распахнула ставни и впустила в комнату ночной воздух. Потом сложила одежду и закрыла ящики.

Я спустилась вниз и поставила чайник кипятиться, бросила в чашки чайные пакетики, и вода стала желто-коричневой — цвет, который так презирала Мэг.

О, Мэг, подумала я с диким и страшным чувством утраты. О, Мэг.