— На самом деле, завтра я везу его прах в Фиертино. Думаю, он бы хотел лежать именно там.

К моему удивлению Рауль не одобрил план. Конечно, Рауль, за его дружбу с отцом, имел право высказать вое мнение.

— Ты уверена? Альфредо был великим романтиком во многих отношениях, Фанни, но его жизнь прошла в Лондоне. Но, может быть… ты права. Это даст тебе время. Займись исследованием вина. Я хотел бы услышать твое мнение о супер-тосканских. — он сделал паузу. — И я хотел бы поговорить с тобой о бизнесе. Ты сможешь связаться со мной, когда почувствуешь себя лучше.

Я пообещала.

Водопроводчик позвал меня, и я поднялась наверх, заранее готовясь к самому худшему, но ничего непоправимого он не нашел, за что и взял с меня царскую плату. Я выписала чек и проводила его из дома.

Я искала в ящике комода мой паспорт и наткнулась на пачку старых документов под стопкой шарфов, которые никто никогда не носил. Я имела особую слабость к старым паспортам Хлои из-за ее фотографий в них. В первом она была очаровательной малюткой с косами. Потом наполовину сформировавшимся подростком, который сердито дулся в камеру. В действующем паспорте Хлоя выглядела настоящей красавицей, но она его забрала, конечно.

— Если ты настоящий друг, — попросила я Элейн, которая несколько дней назад приехала, чтобы утешить меня (Элейн с первого слова поняла меня, когда я сказала, что в один миг я из тыла перенеслась на первую линию фронта), — помоги мне убрать комнату Хлои. Пожалуйста, я не могу заходить туда одна после ее отъезда.

После ланча мы прошли наверх. Под дверью была свалена куча обуви, которая препятствовала полному доступу, и мне пришлось приложить усилие, чтобы проникнуть в комнату. Элейн обвела взглядом творческий беспорядок.

— Уже видела нечто подобное, — сказала она. — Здесь, похоже, взорвали атомную бомбу. Малика не может этим заняться?

— Может, но она растянет это занятие по крайней мере на год.

Элейн взяла одну из Барби, которая возглавляла батальон таких же Барби на заставленной игрушками полке. Хлоя отказывалась с ними расставаться. У нее были длинные светлые волосы, конусообразная грудь, осиная талия и никакой одежды. Элейн повернула одну ногу вертикально верх.

— Когда-то я тоже могла так делать, — задумчиво сказала она.

Я засмеялась.

— Хлоя возлагала большие надежды на эту Барби, но была разочарована. Хотя, ей не приходило в голову заниматься с ней балетом.

Элейн прислонилась к оконной раме и посмотрела на залитый солнцем газон, по краю которого несколько непокорных дельфиниумов уже подняли перья.

— Мне почти сорок два, — пробормотала она, — а я все еще продолжаю спрашивать себя: что там дальше? Неужели это все… всегда будет в моей жизни?

«Все это» для меня означало и весь мир и одну его малую часть. После эпизода с Лиз, я стала бережливее и осторожнее. Чего Элейн, я или Уилл могла ожидать от «всего этого»? Я не знала. «Все» могло означать милые, смешные и глупые воспоминания, яркие камешки, складывающиеся в чудесную картину. Они были драгоценны для меня. Хлоя поет в своей кроватке. Хлоя выигрывает в школе гонку с яйцом и ложкой. Мой отец поднимает бокал вина к свету и спрашивает: «Что ты думаешь, Франческа?». Голова Уилла у меня на коленях, спокойная и сонная…

Я поцеловала смешную девочку в первом паспорте, спрятала ее под темно-синим шарфом с узором из красных вишен и вытащила мой собственный паспорт.

Шорох заставил меня обернуться с паспортом в руках. Это была Мэг.

— Фанни? Фанни, я подумала… Могу ли я поехать с тобой? Мне нужен отдых. Я была бы не против посмотреть то место, о котором так часто говорили вы с отцом. Это, наверное, особенное место.

Я пролистала странички паспорта, не особенно прислушиваясь к ней.

— Если не возражаешь, Мэг, нет. Я бы не хотела.

— Я не доставлю беспокойства.

— Нет, — сказала я с легким оттенком паники.

— Я думала, это будет хорошая идея.

Я сунула паспорт в карман.

— Нет, — повторила я. — Я должна ехать одна.

— Понятно. — она тянула себя за палец, пока сустав не щелкнул. Ее глаза сузились и потемнели.

К моему удивлению Уилл появился в аэропорту.

— Я подумал, что мы не попрощались, как следует.

С чувством облегчения я прижалась к нему.

— Я тебе рада.

— Я сбежал из школы, не предупредив секретаря.

Он был теплым, твердым и, ни смотря ни на что, надежным. Сомнения исчезли, и он был уверен в себе. Передо мной стоял успешный политик, приехавший в аэропорт проводить жену; хорошо сшитый костюм символизировал баланс амбиций и достижений. Это был один из наиболее привлекательных образов Уилла, перед которым невозможно было устоять.

— Будешь бороться за автомобильный налог? Не теряй терпения и не усложняй, — сказала я, а затем добавила: — Если ты действительно этого хочешь. Если ты в это веришь.

— Я так и сделаю. — он сосредоточенно смотрел на витрину газетного киоска за моей спиной. — Фанни, почему ты уезжаешь? На самом деле?

— Ради отца… И я хотела бы немного отдохнуть. Я хочу уехать.

Он нахмурился.

— Ну, что ж.

Семейная пара, толкающая две тележки с обернутыми пленкой чемоданами, проскочила мимо нас. Уилл отступил. Я видела, как он мысленно отделяется от меня, и испытывала то же чувство. Он возвращался к своим делам. В кармане пронзительно тренькнул мобильный телефон, и он с чувством облегчения потянулся за ним.

— Извини, дорогая.

Я подняла свой ручной багаж. Внутри, завернутая в пузырчатую пленку и закрепленная скотчем, находилась урна с прахом моего отца.

— Пока, — одними губами сказала я и направилась в зону вылета.

— Фанни, — резко крикнул он. — Фанни. — он выключил свой телефон и схватил меня за руку. — Не уезжай. Не уезжай без меня. Подожди, пока я не смогу поехать с тобой.

— Нет, — быстро сказала я в панике от мысли, что он может уговорить меня остаться. Я чувствовала себя виноватой за то, что не хотела этого. — Пожалуйста… отпусти меня.

Я стряхнула его руку и быстро пошла прочь, зная, что испугала его.

Я слишком устала, чтобы читать в самолете, и продремала первую половину пути. Я отошла ото сна, все еще видя перед собой мокрую траву и сырую грязь, налипшую на мои туфли. Я пробиралась через реку, засыпанную опавшими листьями, боролась за глоток воздуха, вода заливала мои ноздри. Чуть позже я обнаружила, что стою посреди молочно-белого тумана, и его холод просачивается в меня до самых костей. Я кричала, призывая солнце.

Я проснулась над странами Средиземноморья, ярких пятен с белой каймой среди ярко-синего моря, и вздохнула с облегчением. Стюардесса поставила передо мной поднос с едой.

— Приятного аппетита, — сказала она.

Я осмотрела пластмассовый лоток с сомнительного вида холодным мясом, коробочку апельсинового сока и поймала себя на мысли о Каро. Ее последние слова мне — ее свадебный подарок, который тогда казался таким грубым и оскорбительным — теперь приобрел иное значение. Корчась от боли, Каро пыталась вырвать из своей жизни корни старой привязанности, чтобы начать снова.

Я могла бы объяснить свои чувства к Уиллу. Я могла бы сказать: «Когда я выходила за тебя, я была оглушена бурными эмоциями стремительной страсти, наша любовь не делала различий для пола, возраста и положения. Это было слияние душ и умов. Но как только мы заключили брак, обязанности были распределены, и моя жизнь была определена тем, к какому полу я принадлежала».

А потом Уилл привел в нашу постель Лиз и научил меня, что жизнь жены совершенно независима и отдельна от жизни женщины.

Я смотрела вниз на зеленый в коричневых пятнах итальянский полуостров. Я хотела отдохнуть от моей семейной жизни.

Когда самолет начал снижение, я тихо произнесла слова благодарности моему отцу.

— Фанни… Фанни! — чтобы компенсировать свое отсутствие на похоронах, Бенедетта приехала из Фиертино на поезде, чтобы встретить меня.