В соответствии с указаниями, каждые пятнадцать минут я опускала губку в воду и выжимала ее. Я поднимала тонкую, как стебелек, ручку Хлои, обтирала ее губкой и промокала сухим полотенцем. Затем другую ее ручку, затем ее маленькие ножки.

Я снова садилась рядом и продолжала свое бдение.

Медсестра со светлыми волосами, убранными под чепчик, проверила Хлою, поставила новую отметку в графике на спинке кровати, и снова убрала его в держатель. Она ответила на мой безмолвный вопрос полуулыбкой, и я не смогла понять, была ли то жалось или уверенность.

Младенцы не умирают, правда? Я хотела спросить ее. Не сейчас, не в наше время, и не такие пухленькие и румяные, как моя Хлоя. Тем не менее, они умирали на всем протяжении истории человеческой расы.

Должно быть, она почувствовала мое отчаяние.

— Принести вам чашку чаю, миссис Сэвидж?

Уилл приехал около полуночи. Он был небрит и выглядел ужасно. Я не смотрела на него, когда объясняла детали.

— Они сказали, что антибиотики начнут работать в течение двадцати четырех часов.

Он склонился к кроватке и коснулся щеки Хлои.

— Малышка, — сказал он. — Тебе скоро станет лучше. — он выпрямился. — Я останусь здесь с тобой.

Я принесла еще один стул, и мы бок о бок просидели оставшуюся часть ночи, разговаривая только по необходимости.

Утром стало ясно, что Хлоя пошла на поправку, и я велела Уиллу вернуться обратно в Лондон.

Три дня спустя мы с Мэг смотрели друг на друга красными глазами за кухонным столом. Ни одна из нас не высыпалась с тех пор, как мы привезли Хлою домой после той ночи в больнице.

Мэг крутила в пальцах прядь волос.

— Теперь мы можем расслабиться. — нет, не можем, подумала я. Я не могу верить словам. Я посмотрела на свои руки, они стали такими белыми и тонкими, что я с трудом узнавала их. — Вот что с нами делают дети, — продолжала Мэг, — чтобы испытать нас.

Мне удалось выдавить слабую улыбку.

— Я благодарна тебе, Мэг, за поддержку.

Она выглядела довольной.

— Всегда пожалуйста.

Мы сидели в безопасной тишине и пили кофе. Наверху, впервые за несколько дней, Хлоя спала крепким спокойным сном; я считала это моим высшим родительским достижением.

— Уилл звонил мне, — сказала Мэг. — Недавно. Он уже в пути.

К удивлению нас обеих, я закрыла лицо руками и закричала. Я почувствовала на своем плече теплую руку.

— Оставь Уилла мне. Сосредоточься на Хлое.

Это было уже слишком. Я вытерла ладонью мокрое лицо.

— Мэг. Спасибо за все, что ты сделала, но ты не должна вмешиваться в наши отношения.

— Фанни… — лицо Мэг выражало тревогу и заботу, но я не знала, могу ли доверять ей. — Я очень давно знаю его. Я знаю, как с ним надо обращаться.

— Я сказала «нет».

Она пожала плечами.

— Как хочешь. Но я бы предложила тебе поспать до его приезда.

Я крепко спала, когда Уилл коснулся моего плеча.

— Уже шесть часов, Фанни. — мне удалось открыть глаза. — Хорошая девочка. — он поставил чашку рядом со мной и присел на край кровати. — Я поговорил с Мэг, поэтому мы решили, что тебе надо поспать как можно дольше.

Я лежала неподвижно.

— Я могу поговорить с тобой?

— Что ты хочешь сказать?

Он выглядел ненамного лучше, чем в больнице. Но он побрился. Он смотрел в пол, когда заговорил.

— Я был ужасным дураком. Лиз ничто для меня, а я ничто для нее. Ты единственная женщина, которую я люблю и с которой хочу провести свою жизнь. Я не могу ничего объяснить, даже если меня обвинят в неуважении к суду…

Я попыталась сказать, что я чувствую, но у меня плохо получалось:

— Уилл, наши чувства были только нашими, ими нельзя было ни с кем делиться. Бог знает зачем, ты вывернул это перед всем миром. Разве ты не видишь? Это было единственное, что принадлежало только нам.

Он склонился над сложенными в замок руками.

— Разве не наоборот? Это не оправдывает меня, но…

— Уилл, я слышу Хлою.

— Я возьму ее.

Он подошел с бледным, сонным ребенком.

— Вот, — он положил ее на привычное место в середине кровати.

Хлоя слабо улыбнулась. Уилл потянулся и предложил ей палец.

— Бедняжка. Тебе уже лучше. — Хлоя схватила палец и сунула его в рот. — Ой… — он извлек свой палец. — Фанни, я знаю, как это плохо выглядит в твоих глазах, но прошу тебя, не усложняй все еще больше.

— И что же мне делать, Уилл?

— Не знаю, — его голос звучал безнадежно. — Это была ужасная ошибка. Я буду сожалеть о ней до своего смертного дня. Я все время думаю об этом. Это было так просто, и я воспользовался моментом. Я сожалею. Очень.

Лишенная внимания, Хлоя закричала, но ее голос звучал иначе, чем во время болезни. Уилл взял ее на руки и прижался щекой к ее лицу.

— Тише, милая. — теперь Хлоя прикусила его нос, и Уилл вскрикнул. — Когда она начала это делать?

— У нее, вероятно, режутся зубки. — я сделала глубокий вдох. — Я не знаю, нужно ли мне замужество вообще. — Уилл потянулся ко мне, но я вздрогнула. — Не прикасайся ко мне.

— Что я могу сказать, Фанни? Что я могу сделать?

Я взглянула на часы. Шесть тридцать. Я опустила ноги с кровати.

— Собирайся, Уилл. Ужин в «Ротари-клуб», нам не стоит сильно опаздывать.

Его рот приоткрылся.

— Мы едем на ужин?

— А у нас есть выбор? — я открыла шкаф и вытащила платье. — Мы не можем игнорировать «Ротари-клуб».

— Но что ты собираешься делать?

— Не знаю. Ехать на ужин.

Я сняла свой джемпер и футболку и медленно повернулась перед моим мужем. Он сглотнул и побледнел. Мое тело еще было немного растянуто, грудь не сократилась до нормального размера; это было тело рожавшей женщины, и я хотела, чтобы он видел это.

В ту ночь я блистала, по крайней мере, Уилл так сказал. Но, возможно, это был его новый взгляд через призму виновности.

Как ни странно, наряду с возмущением и неожиданными импульсами боли, я чувствовала своеобразный боевой кураж и нежелание оказаться среди побежденных и сдавшихся. Я хотела ответить на вызов, быть жестокой и решительной, чтобы овладеть ситуацией и направить ее в нужное мне русло.

Уилл тайком наблюдал за каждым моим движением, пока я надевала розовое платье с пышной юбкой и туфли на высоких каблуках, от которых я собиралась отказаться после рождения Хлои. Я расчесывала волосы, пока они не начали трещать, и оставила их лежать на плечах. Я заставила его ждать, пока не была полностью готова, а Мэг не поднялась в спальню за Хлоей.

На водительском сиденье я скинула туфли и поехала в город в молчании. Я заметила место на парковке отеля и проехала к нему через площадку.

— Там будет Перл. Будут проводить аукцион книг и сувениров. Лотерея, все, как обычно. Это сбор средств на оборудование нового блока для новорожденных в больнице. Понял?

— Фанни, перестань.

— Нет, — сказала я. Я взяла сумку и сунула ноги в туфли.

— Скажи мне, — попросил он, понизив голос, — если хочешь, чтобы я ушел.

— Я не знаю. Я подумаю об этом позже. Идем.

Перл в платье из затканной серебром бледно-зеленой парчи излучала определенную долю великолепия.

— Здесь ваш отец, — сообщила она. Я оглянулась. Он разговаривал с блондинкой в черных жемчугах. Отец поднял руку, я помахала в ответ. Перл сунула мне в руку бокал выдохшегося шампанского, я могла определить это даже по цвету. — Нам надо переговорить, — сказала она, и я готова была поклясться, что ее глаза скользнули по моим ногам только с целью выяснить, надела ли я колготки.

Я уже не нуждалась в ее указаниях. Мы пили шампанское в зале, сияющем позолоченной отделкой и золотыми кистями штор. Оттуда мы выдвинулись к обеденному столу, где был подан цыпленок в сливочно-грибном соусе, и затем лимонный мусс резиновой плотности и вкуса. Далее следовал кофе с шоколадными конфетами в виде монет. Я ела, сколько могла, и отвечала на вопросы обоих мужчин, сидевших справа и слева от меня; если бы меня спросили, я не смогла бы вспомнить, о чем мы говорили.