— Я надеюсь, что ты прав, Уилл.

Он обнял меня за талию.

— Ради Хлои Мэг даже по воде пройдет.

На следующее утро Мэг появилась в нашей спальне с завтраком на подносе.

— Я подумала, что ты еще слаба. — она поставила поднос рядом со мной.

Хлоя пила свое молоко и играла с Уиллом в «вижу-не вижу». Я не знала, кто их них больше наслаждается игрой.

Мэг не пожалела усилий. Мармелад лежал на отдельном блюдце, а молоко для кофе было горячим. Я поблагодарила ее и наслаждалась своим завтраком, чувствуя себя виноватой за то, что не хочу видеть ее в своей комнате.

В понедельник мы оставили Хлою с Мэг и поехали осмотреть дом на Брантон-стрит. Манночи предложил встретиться там и осмотреться втроем. Я оказалась права, улица была узкой и мрачной, зажатой между двумя рядами таких же узкий и мрачных зданий. Раньше здесь селились семьи с Ближнего Востока.

Манночи указал на маленькую комнатку рядом с холлом, из которой он сможет сделать идеальный кабинет. Не желая обидеть его, я все же заметила, что не уверена, что хочу видеть его членом моей семьи. Он улыбнулся и ответил в своей уклончивой манере:

— Я не буду беспокоить вас. Если вы дадите мне ключ, я буду приходить тихо и сидеть молча.

Так, тихо и спокойно, Манночи собирался сидеть в своей норке, пока он не понадобится.

— Вам никогда это не надоедает, Манночи? Вы никогда не задумывались, что такая жизнь дает вам?

Он покачал головой.

— Я слишком занят, чтобы думать. Можете считать это преданностью делу.

На самом деле, это было поразительно, как охотно Манночи подчинял свою жизнь нашей. Пожалуй, способность не думать была преимуществом, эффективным оружием. Как осиротевшего ягненка подкладывают матке завернутым в шкуру его мертвого собрата, Манночи безоговорочно признал наш вкус и запах.

На первом этаже узкая гостиная размещалась между зеркально расположенными кухней и подсобным помещением. Над лестницей находилось две спальни. Полутемное, почти безвоздушное пространство с высокими зарешеченными окнами.

Уилл вернулся вниз, чтобы осмотреть гостиную. Манночи приподнялся на цыпочки, чтобы увидеть крыши. Он удивил меня, сказав:

— Вот к чему пришла наша политика, желая остановить вытеснение мигрантов на чердаки и в подвалы.

— Я никогда раньше не слышала, чтобы вы говорили о политике.

Он ответил совсем тихо:

— Вы никогда не спрашивали, Фанни. — спускаясь по лестнице, он перечислял предстоящие мероприятия: — Открытие школы. Рождественские ярмарки в Ставингтоне. Прием.

— И какова роль жены во всем этом? — поддразнила я его.

Он перестал загибать пальцы.

— Очаровательно улыбающаяся компетентная помощница в колготках Не так уж плохо, Фанни?

Я усмехнулась.

— Похоже на роды, Манночи. Ходишь-ходишь на курсы, учишься правильно дышать и тужиться, но в самую важную минуту говоришь себе: «Ой, на самом деле все не так».

Завершив инспекцию, мы вышли на улицу. Манночи согласовал несколько важных пунктов с Уиллом и сказал:

— Кстати, мне надо обсудить одно изменение в расписании. Мелкие лавочники организуют митинг протеста. Они хотят видеть вас там.

Уилл выглядел спокойным.

— Конечно, я приеду и выслушаю их.

— Но не примешь ничью сторону? — предположила я.

Уилл искоса взглянул на меня.

— Не имеет смысла принимать чью-то сторону по вопросам местного значения, так, Манночи? Лучше апеллировать к национальным интересам.

— Вы быстро учитесь, — сказал Манночи.

Дом на Брантон-стрит мы с Уиллом обсудили, пока я везла его в Вестминстер, я обещала принять решение вечером. Оставив мужа у здания парламента, я отправилась в квартиру, чтобы начать уборку и упаковку наших вещей.

Беспорядок в ней не был для меня неожиданностью. Я вымыла и полила комнатные растения, выбросила накопившиеся за месяц газеты и пропылесосила гостиную.

Чтобы немного отвлечься, я позвонила Элейн.

— Как приятно слышать тебя, — сказала она. — Давай встретимся, как только сможем. Я хочу услышать все.

Мы сплетничали добрых двадцать минут, и Элейн описала приготовления к грядущему дню рождения Софи.

— Эти богатенькие родственники доведут меня до мигрени, — сказала она. — Я ведь должна во всем превзойти Кэрол. Разведка доносит, что она уже купила билет на самолет. Разве я смогу быть такой же шикарной? Как я переживу этот позор? Простит ли мне моя дочь этот провал?

Все еще смеясь, я позвонила Мэг проверить Хлою.

— Она в порядке, — сказала Мэг. — Только немного капризничала перед сном. Мы с Робом договорились, что Саша будет приезжать по выходным. Я уже боюсь отпускать его, — призналась она и мое сердце сжалось от сочувствия. — Ну, что ж. — добавила она — Я это заслужила.

— Мэг, не говори так.

— Да ладно тебе, Фанни. Ты думаешь, как это произошло? Ни мужа, ни сына, ни работы, ничего. Может быть, навсегда. Полная зависимость от брата и его доброй жены. Мир жесток, но это моя вина.

Я вернулась к уборке. В Америке я приняла решение не держать ум в праздности, я слушала все текущие новости, чтобы потом обсудить их с Уиллом. Мои усилия привели к неожиданному результату: я посмотрела на себя в зеркало и решила, что нуждаюсь в новом гардеробе. Светская женщина. Это открытие послужило толчком к долгим дебатам с собой о приоритете качества над количеством. Наконец, я пришла к очевидному и хорошо обоснованному выводу: мне требуется много хорошей одежды.

Позвонил Уилл.

— Просто проверка, — сказал он. — Как ты там.

Я прижала к груди метелку от пыли.

— Я здесь.

— Я немного задержусь, но буду не слишком поздно.

— Хорошо.

— Будешь по мне скучать?

— Буду скучать.

Следующей по списку была спальня. Я включила радио с музыкальной программой, как раз исполняли Пятую симфонию Бетховена, и начала снимать с кровати смятые простыни.

Что-то упало на пол.

Мои колени подогнулись, и я села на кровать.

На полу лежала белая шелковая комбинация, и она была не моя.

Когда Уилл приехал — немного задержался, но не допоздна — я ждала его с ужином и открытой бутылкой вина. Квартира сияла чистотой, тихо гудела стиральная машина.

Я позволила ему поцеловать себя в щеку.

Он был взволнован и торопился рассказать мне о билле, который они выдвигали через Палату.

— Он не идеален, Фанни, но это большой шаг вперед, и мы очень спешим, чтобы добиться цели. — совсем как я. Я очень спешила выйти замуж за Уилла. Он налил бокал вина. — Более того, ходят слухи о новых вакансиях в Казначействе, и упоминают мое имя.

— И отказаться от независимости.

Он взъерошил волосы.

— Ты же знаешь, это единственный путь. Невозможно добиться ничего существенного, бормоча на задних скамьях. Чтобы добиться цели, надо выйти на передний план, даже если путь ведет через Казначейство. — он хлопнул ладонью по столу. — Я умираю от голода. Давай ужинать.

Я смотрела на него через китайский фарфор.

— Уилл, кто у тебя был здесь?

Он начал:

— Почему…?

— Потому что я нашла нижнее белье в нашей постели.

Уилл побелел как мел.

— Что ты говоришь?

— Нет, это ты мне скажи.

Хотела ли я, чтобы он все отрицал, яростно, убедительно, так, чтобы я позволила себе поверить ему? Или я предпочла бы, чтобы он признался в неверности, глядя мне в глаза?

Я не знала ответа. Любой из них ложился на меня страшным бременем боли и подозрений.

— Кто она?

В конце концов Уилл сказал:

— Должно быть, Лиз.

— Из твоего офиса?

— Она исследователь, я сказал, что она может переночевать здесь, если будет работать до поздней ночи.

— Не ври мне.

Он отвернулся.

— Хорошо. Никакой лжи.

— Когда?

— Тебе нужны детали?

Я посмотрела вниз на пол, который я так беспечно отмывала утром.

— Пожалуй, нет.

Уилл закрыл рукой глаза.

— Что я наделал.