Председательница зашуршала неведомыми бумагами.

– И тем не менее (веки вниз) мы живем (вверх!) сегодняшним днем, – отрывисто сообщила она. – Тех, кто умер, с нами нет, и, боюсь, они не имеют права голоса.

– Неправда. Они здесь, и у них есть право голоса, – сказал Джонни. – Я все обдумал. Это называется «преемственность поколений». На каждый наш голос приходится двадцать их голосов.

В зале стало тихо. Почти так же тихо, как в кинозале «К».

Потом мистер Аттербери зааплодировал. Кто-то поддержал его – Джонни увидел, что это медсестра из «Солнечного уголка», – и очень скоро хлопал весь зал, вежливо, но решительно.

Мистер Аттербери вновь поднялся с места.

– Мистер Аттербери, сядьте, – велела председательница. – Собрание веду я.

– Боюсь, это не так, – ответил мистер Аттербери. – Я не сяду. Я хочу сказать. Мальчик прав. Слишком многое утеряно уже безвозвратно, можете мне поверить. Вы перекопали Хай-стрит – а сколько там было маленьких лавчонок! На этой улице жили люди! Теперь там сплошь тротуары и пластиковые щиты, и люди боятся ходить той дорогой по вечерам. Боятся – в родном-то городе! На вашем месте я бы сгорел со стыда. Раньше на нашей ратуше был герб, а теперь какая-то пластиковая загогулина. Вы скупили участки и построили Пассаж Нила Армстронга – и все мелкие магазинчики обанкротились. А какие там были красивые участки!

– Это был какой-то винегрет!

– Да – но прекрасный винегрет. Самодельные теплицы, сколоченные из старых оконных переплетов. Перед сарайчиками на допотопных стульях сидели старики. И везде – зелень, дети и собаки. Не знаю, куда делись все эти люди. Может, вы знаете? А потом вы снесли десятки домов и выстроили здоровенную многоквартирную башню, в которой никто не хочет жить, и назвали ее в честь какого-то мерзавца.

– Тогда меня еще на свете не было, – фыркнула председательница. – Кроме того, мысль построить «Джошуа Н’Клемент» уже давно признана неудачной.

– Вернее, дурацкой.

– Да, если вам непременно угодно прибегать к таким выражениям.

– Выходит, ошибки все-таки возможны?

– Тем не менее все очень просто: мы строим во имя будущего…

– Очень рад это слышать, госпожа председательница, поскольку вы, несомненно, согласны с тем, что чем глубже заложен фундамент, тем надежнее постройка.

Зал опять взорвался аплодисментами. В президиуме начали переглядываться.

– Я вижу, выход один: закрыть собрание, – деревянным голосом проговорила председательница. – Предполагалось, что оно будет носить оповестительный характер.

– Мне кажется, эта цель достигнута, – улыбнулся мистер Аттербери.

– Вы не можете закрыть собрание, – сказал Джонни.

– Еще как могу!

– Нет, не можете, – не уступал Джонни. – Это общественное здание, а мы все – общественность, и никто ничего противозаконного не сделал.

– Тогда мы уйдем, и собрание утратит смысл! – объявила председательница.

Она подхватила бумаги и величественно прошествовала по сцене, вниз по ступенькам и через зал. Президиум, бросив несколько робких взглядов на собрание, последовал за ней.

Председательница возглавляла исход.

Джонни неслышно взмолился.

Кто-то где-то услышал его молитву.

Вместо того чтобы потянуть дверь на себя, мадам ее толкнула. Дверь отозвалась дребезжанием, которое становилось все более яростным, – мисс Либерти начинала терять терпение. Наконец кто-то из представителей «ОСП» рванул ручку на себя, и дверь распахнулась.

Джонни рискнул оглянуться. И не увидел никого, кто был бы похож на мертвеца.

Неделю назад это прозвучало бы весьма странно.

Да и сейчас звучало не лучше.

– По-моему, сквозит, – нерешительно проговорил Джонни. – Вот только что вроде бы потянуло…

– В коридоре окна открыты, – ответил Ноу Йоу.

Их здесь нет, подумал Джонни. Придется самому. Ну ладно…

– А по шее нам не надают? – спросил Холодец. – Все-таки собрание общественности…

– А мы что, не общественность? – ответил Джонни.

– Да?

– А что?

Некоторое время все сидели молча, глядя на опустевшую сцену. Потом мистер Аттербери встал и, прихрамывая, поднялся по ступенькам.

– Начнем? – спросил он.

Из кинотеатра вытекал холодный воздух.

– Да, вот это было поучительно.

– Если угодно знать, что я думаю, часть трюков – чистое надувательство.

– А что теперь?

– Нужно возвращаться.

– Куда?

– На кладбище, конечно.

– Мадам, ночь только начинается!

– Совершенно верно! Мы только начали развлекаться!

– Да! И вообще, я всегда говорю: могила от нас не уйдет.

– Я хочу гулять! Наслаждаться жизнью! При ЖИЗНИ мне никогда не бывало так хорошо!

– Томас Боулер! Извольте вести себя как пристало почтенному джентльмену!

Почувствовав дыхание холодного ветра, очередь у дверей закусочной сбилась плотнее.

– Томас Боулер? Да знаете ли вы… мне никогда не нравилось быть Томасом Боулером!

Собравшиеся в конференц-зале административного центра имени Фрэнка У. Арнольда притихли в легком испуге, точно школьники после того, как учитель вспылил. Демократия – отличная штука, но только в том случае, когда народу хорошенько растолковали, как ею пользоваться.

Кто-то поднял руку.

– Мы действительно можем их остановить? Все это звучало так… официально…

– По закону вряд ли, – сознался мистер Аттербери. – Была совершена законная сделка. «ОСП» может полезть в бутылку.

– Но ведь столько других участков! – крикнули из зала. – На Сланцевом проезде, например, и там, где был старый склад…

– Мы можем вернуть им деньги!

– В двойном размере, – вставил Джонни.

В зале захохотали.

– Мне кажется, – сказал мистер Аттербери, – что компаниям вроде «ОСП» нужно больше считаться с людьми. На галошной фабрике мнением работников никто не интересовался, уверяю вас. Фабрике это было ни к чему. Там делали галоши. И только. Но никто точно не знает, чем занимается «ОСП», поэтому им следует вести себя иначе. – Он потер подбородок. – Крупные компании вроде «ОСП» не любят лишнего шума. И не любят становиться посмешищем. Если бы нашлось другое место для стройки… и стало бы ясно, что мы не шутим… а мы бы погрозились… э-э… возместить затраты в двойном размере…

– И с Хай-стрит тоже нужно что-то делать! – вмешался кто-то.

– И сделать нормальные детские площадки, а то в городе не продохнуть от этих зон отдыха повышенной комфортности!

– И взорвать «Джошуа Н’Клемент» и построить нормальные дома…

– Йоу! – вырвалось у Бигмака.

– Здесь! – отрапортовал Ноу Йоу.

Мистер Аттербери, сохраняя полнейшее спокойствие, жестом утихомирил собрание.

– Не все сразу, – спокойно сказал он. – Давайте сперва перестроим Сплинбери. А об Иерусалиме можно подумать завтра.

– Кстати, нам нужно как-то назваться!

– «Общество сбережения Сплинбери».

– По-моему, это отдает банковскими вкладами.

– Тогда – «Общество предохранения Сплинбери».

– А это что-то медицинское…

– «Дружные сплинберийцы», – вдруг сказал Джонни.

Мистер Аттербери примолк.

– Хорошее название, – сказал он наконец. Собравшиеся тем временем активно пытались выяснить друг у друга, что это за «Дружные сплинберийцы». – Но… нет. Не тот случай. К тому же официально они назывались «Сплинберийские добровольцы». Вот хорошее название.

– Но из него не понять, что мы собираемся делать…

– Если твердо решил, что будешь делать, главное – начать, тогда горы можно свернуть, – возразил Джонни. – Так говорит Эйнштейн, – с гордостью прибавил он.

– Что?! Альберт Эйнштейн? – удивился Ноу Йоу.

– Нет, Соломон Эйнштейн, – ответил мистер Аттербери. – Хм! Ты и о нем слыхал?

– Э… да.

– Я его помню. Когда я еще под стол пешком ходил, у него на Кейбл-стрит были чучельная мастерская и магазинчик «Рыболов-любитель». Он всегда изрекал что-нибудь этакое. Он был немного философ, этот Соломон Эйнштейн.