При виде ее досады Дотти с Лотти заметно приободрились.
Джек объяснил, что тролльи девы сами отлавливают себе мужей и что у Горной королевы гарем из шестнадцати увальней. Рассказал потрясенным слушателям о несчастном смертном, что стал отцом Фроти и Фрит.
— Бедняга все рисовал на стенах портреты своей человеческой семьи, — говорил Джек. — А Олаф подобной участи избежал. Он мог приходить и уходить, когда ему вздумается.
— Дааа, это вееерно, удержать в своей власти этого бестолковщину никто не мооог, — согласилась Хейди, отчасти смягчившись.
— Ну, он же не виноват, что угодил в плен, — поддержала Джека Лотти.
— Нет-нет, конечно же нет. — Хейди покачала головой. — И притом такой громаадный, такой крааасивый…
Все три жены вздохнули хором.
Что же до друзей и соратников Олафа, так те пришли в полный восторг.
— Сама королева троллей врезалась в него по уши! Это же надо! — потрясенно протянул Древесная Нога.
— Вот это мужик был! — выдохнул Эгиль Длинное Копье.
Глава 40
ТОПЬ ФРЕЙИ
— Ежели хочешь быть скальдом, так изволь и выглядеть подобающе, — промолвил Руна, отступая назад и внимательно оглядывая белые одежды Джека.
Наряд мальчик позаимствовал у Руны, вот только подол пришлось укоротить немножко. Вестника к королю Ивару отправили еще на прошлой неделе, но приглашение во дворец пришло лишь сегодня. Сегодня, в день полнолуния; в канун жертвоприношения в честь Фрейи.
Джек ужасно волновался из-за этой задержки — но поделать, естественно, ничего не мог. По всей видимости, без особого дозволения к Фрит никого не пускали.
«А ведь казалось бы, не ей ли хочется поскорее вернуть себе волосы? — думал он. — Видать, Фрит куда приятнее заставить меня помучиться».
— Чувствую себя ужас до чего неловко, — пожаловался мальчик, потуже затягивая ремень, чтобы одежды не спадали.
Все равно велики. Джек знал: настоящие барды — это свирепые, наводящие страх старцы. Сам он страха явно не наводил. А напротив, испытывал.
— Ш-ш-ш! Надо же тебе с чего-то начать. Фрит станет выпендриваться; тебе же необходимо произвести впечатление. Ты уже знаешь, что делать?
— Нет, — удрученно признался Джек.
— Поймешь, когда придет время, — пообещал Руна.
Торгиль сидела у дверей, нетерпеливо притопывая ногой. Она была в куртке из меха росомахи — той самой, ётунхеймской, — башмаки ее были начищены, меч отполирован до блеска. Да и сама она в кои-то веки сияла чистотой — днем ее удалось-таки затащить в баню.
— Я пойду с вами, — заявила Хейди.
— Разумно ли это? — спросил Руна.
— Может, и нет, зато любопытно, — отозвалась женщина. — Я Фрит нервииирую; возможно, это вам пригодииится…
Ради такого случая Хейди нарядилась в темно-синее платье, расшитое птицами и рыбами. А волосы заплела и уложила в две «баранки» по обе стороны головы — точно рога некоего фантастического животного. А еще на ней было ожерелье из серебряных амулетов — тут и глаза, и ноги, и прочие части тела… Глядя на финку, Джек занервничал еще больше.
— Ну пошли же наконец, — нетерпеливо бросила Торгиль.
На сей раз Отважное Сердце предпочел ехать на плече у воительницы. Джек слегка подосадовал — однако его одолевали заботы куда более серьезные, чем мысль о вероломном вороне. Он подхватил посох и вслед за Руной вышел на улицу.
Дело близилось к ночи. Уже грянул вечерний птичий хор; длинные лучи заходящего света золотили путь. Полная луна вставала над горизонтом.
«Здоровенная, как в Ётунхейме», — подумал Джек, различая между деревьев мягкий серебристый отсвет.
Где-то заухала сова — вух-вух-вух! — но то была пташка совсем мелкая, бурая — такая тебя в когтях не утащит.
Скакки шел первым, как глава семьи. Следом поспевали Торгиль с Хейди, болтая, словно закадычные подруги. С тех пор как Торгиль покинула Ётунхейм, она слегка угомонилась — но по-прежнему охала и ахала над чудесами, которые наверняка видела не в первый и даже не в десятый раз. Хейди терпеливо слушала, то и дело объясняя девочке, на что годится тот или иной цветок или что там такое особенное виднеется в траве.
Джек же постоянно спотыкался — к таким длинным одеждам он не привык.
— Погоди-ка, — остановил его Руна, проходя мимо развесистого дуба.
Старик срезал длинную, тонкую ветку, свернул ее наподобие короны и возложил Джеку на лоб.
— Драконий Язык, собираясь творить магию, надевал венок из дубовых листьев. Не знаю, правда, зачем.
«Вот и я не знаю», — удрученно подумал Джек.
Творить магию?! Да половина всего того, что он делал, удавалось ему по чистой случайности. А вторая половина выходила из-под контроля.
«Никакой я не бард. Я двенадцатилетний деревенский сопляк. Дома задания важнее, чем хлев вычистить, мне вовеки не поручали».
— Ты не такой, как все, ты — особенный, — вполголоса возразил ему Руна, словно прочитав Джековы мысли.
Они слегка поотстали. Джек слышал, как Торгиль соловьем разливается насчет пятнистой поганки, а Хейди объясняет ей, что этот гриб — ядовитый.
— Сперва ты произвел впечатление на Драконьего Языка, затем — на Олафа, а Олаф, к слову сказать, особой чуткостью не отличался, — говорил между тем Руна. — Ты прошел весь Ётунхейм и вышел оттуда живым. Ты имел дело с тролльим медведем и драконом — и уцелел. Ты подружился с Горной королевой. Ты испил из источника Мимира и перехитрил гигантскую паучиху. Многие воины с радостью отдали бы свой меч за такую славу.
— Да прекрати ты, бога ради, — запротестовал Джек, заливаясь румянцем. — Я самый что ни на есть обыкновенный мальчишка. Деревенский сопляк, вырядившийся чародеем.
— Послушай меня да запомни хорошенько: один из первых уроков, что должно затвердить скальду, таков: ты никогда не должен лгать.
— Но я не лгу, — возразил Джек, изумляясь горячности Руны.
— Твое могущество зависит от того, насколько ты сам осознаешь, кто ты: трезво оцениваешь как плохое, так и хорошее. Все, что я о тебе сказал, — это чистая правда. Только посмей отрицать — с тем же успехом ты мог бы плюнуть в источник Мимира!
Старый воин прибавил шагу.
Джек же поспешил следом, до глубины души озадаченный услышанным. Но он же и впрямь — деревенский сопляк! Однако все, что сказал о нем Руна, тоже справедливо. Отрицать свои свершения — и правда все равно что лгать.
«Наверное… наверное, я и впрямь своего рода герой».
Джек настолько глубоко ушел в свои мысли, что не замечал ничего вокруг.
К тому времени, как лес остался позади, солнце окончательно село. Чертог короля Ивара был ярко освещен изнутри и снаружи: гостей явно ждали. В зале уже собралась целая толпа любопытных: поглядеть, как Джек вернет Фрит ее волосы. Люди почтительно расступались; краем уха Джек услышал, как какая-то женщина прошептала:
— Экий у него вид величавый! Вот это я понимаю: настоящий скальд из-за моря! Ученик самого Драконьего Языка. Вот если б наш Эгиль занялся музыкой…
— Нашему Эгилю, верно, одна из кошек Фрейи на ухо наступила, — вполголоса возразил ее муж.
Джек с достоинством выпрямился. Он — скальд из-за моря. Он — наследник Драконьего Языка. Стоит ему заиграть — и гигантские пауки пачками падают с деревьев!
Внутри чертог короля Ивара выглядел просто ужасно. Пол устилала грязная солома. Повсюду валялись объедки и кости, оставшиеся от былых пиров. Джек сделал шаг — и по ногам его запрыгали блохи. В зале прочно угнездился гнилостный, кисловатый запах. Отважное Сердце покрепче вцепился в плечо Торгиль.
В дальнем конце зала на троне восседал король; вид у него был обрюзгший и нездоровый: борода спутана, одежды испещрены жирными пятнами. Сидевшая одесную королева злобно зыркнула на гостей. Выглядела она заметно хуже, чем в прошлый раз, — еще более одутловатая, еще более отталкивающая. Откровенное уродство тролля — и то краше.
«Господи милосердный, они что, так и просидели здесь все это время?» — подумал Джек.