— Хватит вздор молоть! — рявкнул он.

Торгиль, изрыгая проклятия, поднялась на ноги и, прихрамывая, побрела прочь.

Джек сел и задумался. Торгиль так просто не сдастся. Она выждет своего часа — и наябедничает снова. Надо придумать способ защитить себя.

Сам Джек ничего дурного в умении разговаривать с животными не видел. Мать все время это делала: пением успокаивала пчел или усмиряла перепуганную овцу. Она и сына научила этим маленьким премудростям, и Джек никогда не задумывался, хорошо это или дурно. Выходит, он колдун? Или все-таки нет? А как насчет Отважного Сердца? Он ведь и впрямь летает после наступления темноты, точно сова какая-нибудь.

Вот и сейчас Отважное Сердце сидел перед Люси и что-то тихонечко покрякивал.

— Да знаю, знаю я, что в хозяйстве должны быть куры, — отвечала девочка. — Но Олаф мне их не вырезал.

— Ворон заклохтал снова.

— А ведь ты прав, для них и ракушки сгодятся. Это ты здорово придумал.

У Джека аж в висках заныло. Вот вам, пожалуйста, теперь еще и Люси разговаривает с вороном; а ведь олафовские берсерки непременно подумают, что и она тоже ведьма.

— Пора спать, — торопливо приказал он, сгребая игрушки.

Люси громко запротестовала. Джек оттащил сестру к груде шкур и укрыл потеплее.

— Я тебе сказку расскажу, — пообещал он.

— И чтобы интересную! — потребовала девочка.

Отважное Сердце вспорхнул к ближайшему дереву, где и уселся на ветку прямо над головой Облачногривого. Благородный конь нервно переступил с ноги на ногу. Отважное Сердце мягко, успокаивающе заворковал, и конь вновь закрыл глаза. Похоже, птица и впрямь взяла их с Люси под свое покровительство. Чудеса, да и только! Всякий день Отважное Сердце улетал куда-то по своим делам, и Джек настраивался на то, что никогда больше не увидит ворона, — но каждый раз птица возвращалась.

«Вот был бы здесь Бард… — удрученно думал про себя Джек. — Надеюсь, он счастлив там у себя, на Островах блаженных… А право, жаль, что я не колдун. А то бы я всех этих скандинавов превратил в жаб — ну, кроме, разве что, Руны. А Торгиль превратил бы в склизкого земляного червяка — и скормил бы ее Олафу».

Викинги все плыли и плыли на север. Похолодало; небо обложили свинцовые облака. Туман сгущался все раньше, а рассеивался все позже. Берега становились все круче. Олаф то и дело подгонял гребцов.

— Мы почти дома! — ревел он. — Мы везем великое богатство! Мы покрыли себя неувядаемой славой! Мы — берсерки королевы!

Воины грянули песню: ту самую, с припевом «Слава бессмертна!».

— Берсерки королевы? — удивился Джек. — А мне казалось, вы служите королю.

— Ну, в общем-то, да, но с тех пор, как наш король женился, он слегка не в себе, — нехотя признался Олаф.

— Вот поэтому мы и называем его Ивар Бескостный, — встрял Свен.

— Только не в глаза, — уточнил великан. — И до чего же мне не терпится послушать ту песню, что ты про меня сложил! Ты сможешь исполнить ее на пиру в честь нашего приезда.

При мысли о том, как он станет похваляться собственным бардом, Олаф заметно повеселел.

Джек же попытался изобразить какой-никакой энтузиазм. Благодаря Руне он уже запасся потрясающей поэмой — вот только разных сложных слов в ней было столько, что Джек ужасно боялся все перепутать. А это, как не преминул предостеречь мальчика Руна, с его стороны было бы серьезной ошибкой. С ударением на слове «серьезной».

Вскоре над морем нависло белесое марево — не слишком густое, но сырое и промозглое. Теперь-то Джек понял, почему скандинавы не могут выпаривать соль! То и дело волглая завеса расступалась, и взглядам воинов открывалось грозное и величественное зрелище. Волны с грохотом бились об утесы. Сквозь узкие бреши в береговых скалах виднелись мрачные, бесплодные долины. Эти места, верно, пришлись бы по душе драконам.

— Это фьорды, — пояснил Олаф, расплываясь в акульей улыбке: теперь, в предвкушении похвал и пиршеств, он только и делал, что сиял да улыбался.

— А там, в глубине, кто-нибудь живет? — полюбопытствовал Джек, вглядываясь в извилистый заливчик особенно зловещего вида.

— Никого хорошего, — расхохотался великан. — Ну, вообще-то, в одном из фьордов живем мы. Но и в нас ничего хорошего нет.

«Что правда, то правда», — согласился про себя Джек.

— В одной из таких долин я сразился со своим первым ётуном, — мечтательно вспоминал Олаф. — Я был совсем юнцом безбородым, да и у тролля еще молочные клычки не выпали. Эх, как время-то летит!

— И ты, конечно же, победил?

— А то! Воин, проигравший битву, достается троллю на обед. Я тебе как-нибудь расскажу о том поединке, а ты стихи сложишь.

И Олаф углубился в воспоминания юности. Здешнее побережье он знал как свои пять пальцев: каждый камень, каждое деревце. Память у него была просто потрясающая; вскорости Джек уже пожалел, что начал расспросы.

Наконец корабль доплыл до места, где земля резко обрывалась. На море заштормило; налетевший ветер разогнал туман. Однако открывшийся вид был на диво безрадостным. Под покровом странного молочно-белого неба с севера катили гигантские волны. Вода отливала зловещей зеленью, в ветре чувствовался явственный запах льда. Разворачиваясь, корабль опасно накренился, а затем поплыл вдоль берега на восток.

— Мы зовем это место Морем Троллей, — сообщил Олаф.

— Они что, тут живут? — испугался Джек.

— Они отсюда пришли. А теперь они живут среди высоких гор, там, где вечный снег.

— Вот уж не думал, что ётуны умеют строить корабли…

Джек всегда представлял себе троллей неуклюжими громадинами. Причем абсолютно безмозглыми — во всяком случае, на это очень хотелось надеяться.

— Они прошли пешком, — пояснил Олаф.

— По воде?! — потрясению воскликнул Джек.

Отец рассказывал, что ходить по воде аки посуху умеют только самые праведные монахи. Один такой жил на Святом острове, но даже он никогда этого не делал из опасения впасть в грех гордыни. Чтобы грязный тролль — да обладал такой же способностью? Ужас, да и только!

— Не по воде. По льду. В стародавние времена это море было покрыто льдом. Никто из смертных этого уже не застал, но ётуны жили здесь гораздо раньше людей. Их исконный дом — на Крайнем Севере, близ горы, изрыгающей пламя.

— Это ты шутишь? — не поверил Джек.

— Такие горы на свете есть, правда. Вон Руна видел одну такую в Италии. Он говорит, внутри горы жил дракон. Как бы то ни было, троллья гора извергла столько огня, что раскололась надвое, и земля ушла под воду. А ётунам пришлось спасаться бегством по льду.

— Может, они все наврали, — предположил Джек.

Ему не верилось, что бескрайнее, неспокойное северное море когда-то было сковано льдом.

— Тролли никогда не лгут, — коротко ответил Олаф.

— То есть они убивают и едят людей, но при этом слишком добродетельны, чтобы хоть на волосок отступить от правды?

— Я имею в виду, лгать они просто не умеют. Они не разговаривают, как мы, словами, хотя некоторые и освоили нашу речь. Они говорят с нами мыслями.

Джек тут же вспомнил, что рассказывал ему про троллей Бард: «Они умеют проникать в твои мысли и узнавать, о чем ты думаешь. Они знают, когда и где ты нанесешь удар, — еще раньше, чем ты сам это поймешь. Не всякий воин способен победить тролля — но лишь тот, кто наделен особым даром».

— Они проникают в твои мысли… прошептал Джек.

— Вот именно! — подхватил Олаф. — Устраивать на них засады бесполезно: ведь тролли заранее знают, что ты затеваешь. Но при этом они не в силах обмануть и тебя. Нельзя же разговаривать лживыми мыслями.

Джек, вцепившись в поручень, лихорадочно обдумывал услышанное. Корабль раскачивался на бледно-зеленых волнах; бедняга Облачногривый, накрепко привязанный к мачте, то и дело оскальзывался и спотыкался. Гряду утесов по правому борту венчали могучие деревья. Тучи морских птиц кружили над пенными реками, что стремительно сбегали по горным склонам.