— Я решил, что с нами пойдет Торгиль, — объявил великан.

— Торгиль! — воскликнул Джек. — Она же кошмарна! Нам нужен закаленный воин, а не эта… эта… brjóstabarn!

Торгиль набросилась на обидчика с кулаками, Джек отскочил в сторону и подставил девочке подножку — за последние недели он здорово поднаторел в драке. Торгиль извернулась и вцепилась мальчику в волосы. Оба покатились по палубе. Олаф растащил драчунов и, ухватив их за шиворот, встряхнул, как собака — крысу.

— Поберегите свой гнев для троллей! Я беру с собой Торгиль, потому что считаю: она заслужила приключение. Кроме того, она мечтает погибнуть в битве, а наш поход — прекрасная тому возможность. К слову сказать, вы оба brjóstabarn! — Олаф разжал руки, и дети шлепнулись на палубу.

Тяжело дыша, Джек и Торгиль испепеляли друг друга яростными взглядами. Отважное Сердце слетел с мачты и опустился на Джеково плечо.

— Вот только тебя мне не хватало! — в сердцах воскликнул мальчик, пытаясь стряхнуть ворона. — Этот поход не для птиц.

— Никаких чародейских прихвостней нам не надо! — вторила ему Торгиль.

Однако Отважное Сердце намертво впился когтями в Джекову тунику — не стряхнешь. Наконец мальчик оставил безнадежное занятие и тяжело опустился на дно корабля.

— Ну не могу я взять тебя с собой — и точка; так что изволь с этим примириться.

— Я вот что тут думаю, — проговорил Руна, не без труда опускаясь на колени и внимательно приглядываясь к ворону. — Я вот что тут думаю: с какой стати эта птица прилетела к нам в открытом море? И зачем он нас держится?

Руна протянул шишковатый палец, и Отважное Сердце ласково куснул его клювом. Старый воин улыбнулся.

— Эта тварь к нам вяжется, потому что он — чума чародейская, — буркнула Торгиль.

Руна погладил ворона по голове. Птица блаженно закурлыкала.

— Сдается мне… даже если мы оставим его на корабле, он все равно удерет и последует за тобой, Джек. Он — часть твоей судьбы.

— То есть ты советуешь взять его? — уточнил Олаф.

— Нет, ни за что! — закричала Торгиль.

— Не думаю, что у вас есть выбор. Он все равно полетит за вами, хотите вы того или нет. Только тебе, Джек, придется перенести его через луг. От ядовитых испарений птицы теряют сознание скорее, чем люди.

— Ну, считай, ты своего добился, — буркнул Джек, когда Руна подвесил ему на шею мешочек с вороном. — Но ты этому не порадуешься, это уж я тебе обещаю.

На последнем отрезке пути карфи разогнался до полной скорости: воины гребли что было сил, гоня его к берегу. Вот корабль ударился о песок; Эрик Красавчик с Эриком Безрассудным выскочили его выровнять, а Олаф, Торгиль и Джек, спрыгнув на землю, сломя голову помчались вперед.

Джек оказался прав. Под ногами хлюпало болото. Грязь липла к ногам и замедляла бег. Над лугом кружили пчелы, здоровенные, что твои каштаны. Джек увидел, как одна такая пчела пытается вырваться из хватки непомерно огромного, с виду ужасно липкого листка, а листок, словно сам собою, сворачивался вокруг злополучного насекомого. Тут Джек задел один из таких листьев и, к вящему своему ужасу, обнаружил, что лист прилип и к нему. Он вырвался на свободу, а в следующее мгновение угодил в целые заросли. Да их тут пруд пруди!

Мальчик быстро уставал — или, может, это дурманящий аромат цветов сказывался. Вот он ненароком наступил на слизня — длиннющего, с локоть. Тот изогнулся, приподнимаясь, — бледно-желтый, в отвратительных кроваво-коричневых пятнах; глазки на стебельках так и заходили ходуном. Отважное Сердце высунул голову из мешка и пронзительно закаркал.

— А ну, живо лезь внутрь! — пропыхтел Джек, заталкивая птицу обратно.

Запах был таким сильным, что мальчика буквально выворачивало наизнанку. Перед глазами все плыло, мысли путались. «Нет! Нет! Нет! Я не остановлюсь, ни за что не остановлюсь!» Джек готов был дать голову на отсечение: слизняк приполз на луг не просто так. Он ищет еду; а оглушенный мальчишка — чем не обед? Джек пошатнулся, споткнулся… Он не сводил глаз с леса, но понимал, что в жизни до него не доберется. Он рухнул на колени…

— Дрыхнуть потом будешь, — буркнул Олаф, подхватывая бесчувственного Джека на руки.

Великан во всю прыть промчался через луг, не останавливаясь пронесся мимо первых деревьев, взбежал по склону холма и сгрузил Джека на залитой солнцем поляне. Вокруг — о радость! — зеленела нормальная трава, а не хищная растительность страшного луга. Неподалеку лежала Торгиль. Олаф извлек из мешочка Отважное Сердце и уложил птицу рядом с Джеком.

Мальчик блаженно вытянулся под солнышком: на свежем воздухе мысли его постепенно прояснялись. Он пошарил вокруг, ища Отважное Сердце; птица захлопала крыльями, и Джек разом приободрился.

— Если хочешь поглядеть на корабль, то вставай, — окликнул мальчика Олаф.

Джек, все еще во власти головокружения и тошноты, кое-как поднялся на ноги и потащился на вершину холма. Корабль плыл через озеро. Олаф помахал друзьям, и кто-то — с такого расстояния было не разобрать, кто именно, — помахал в ответ. Воины яростно работали веслами, и Джек заметил — или ему это только померещилось? — будто за кораблем тянется полоска ряби: словно вдогонку ему плывет нечто темное и длинное…

— Фью! Не хотел бы я повторить эту пробежку, — выдохнул Олаф, прислоняясь к дереву. — Вот уж не думал не гадал, что яд окажется настолько сильным. Прошлый раз я ходил другим путем…

— А почему мы в этот раз пошли по-другому? — спросил Джек.

Голова у него до сих пор кружилась, а Торгиль от слабости даже сесть не могла. Девочка все пыталась приподняться — и снова падала. И прямо-таки кипела от бешенства, видя, что Джек пришел в себя раньше нее.

«Если бы она так не выдохлась, проклиная всех и вся, то, пожалуй, преуспела бы больше», — подумал мальчик.

Отважное Сердце сумел-таки встать, однако пошатывался из стороны в сторону, точно пьяный. Ворон что-то недовольно ворчал про себя. Бранился, наверное. Во всяком случае, звучало это как самые что ни на есть заправские ругательства.

— На том пути я натолкнулся на гнездо драконят. Думается, сейчас они уже выросли. — Олаф отхлебнул воды и протянул мех Джеку. — Мне пришлось сперва вынести с луга Торгиль, а потом вернуться за тобой. Еще немного, и мне бы конец. Фью! Годы-то уже не те!

Джеку ужасно хотелось прилечь, но сидеть и дразнить тем самым Торгиль было куда приятнее. Он помотал головой из стороны в сторону, проверяя, кружится ли. Голова кружилась, и не слабо.

— А что это были за листья на лугу?

— Росянки. Они ловят и едят насекомых.

— Растения — и едят что-то живое?!

— Росянки — те еще подлянки. Эгей, да это же почти стихи! Может, из меня со временем скальд получится? В нашем мире росянки совсем крохотные, но в Ётунхейме…

— Знаю, знаю. Здесь все страшнее, — подхватил Джек.

— Пожалуй, останемся-ка мы здесь на денек. Отдохнем как следует. Я тут углядел одно местечко в скалах, там легко держать оборону, ежели что… — Олаф встал и отправился собирать дрова для костра.

— Это рабья работа, — крикнула Торгиль ему вслед.

Олаф пропустил слова девочки мимо ушей. Джек внимательно пригляделся к деревьям вокруг поляны. То были гигантские ели: они тянулись к самому небу, все выше и выше, иголки у них были темно-зеленые, а стволы такие темные, что казались почти черными. И надо ли говорить, что тени у корней лежали ничуть не менее мрачные.

«Знать бы, кто там живет…» — подумал Джек.

Он слышал все тот же странный ропот — шепот не шепот, шелест не шелест, — что уловил еще на корабле. Мальчуган навострил уши, пытаясь понять, что это за звук. Или, может, голоса?

Джек встал и отправился вдогонку Олафу.

— Не оставляй Торгиль одну, — велел великан. — Она беспомощнее тебя.

— Еще чего! — негодующе завопила Торгиль.

Спустя какое-то время Олаф отнес ее к тому месту в скалах, где надумал расположиться на ночлег. Эта неглубокая пещерка — великан тщательно ее обследовал — сулила надежное укрытие. Снаружи тех, кто в ней, было не видать, а упавшее дерево отлично маскировало вход. При помощи обломка кварца и собственного ножа Олаф высек искру и развел костерок. Путешественники наскоро перекусили вяленой рыбой и хлебом, который приходилось не столько откусывать, сколько глодать и грызть. К тому времени, как Джек покончил со своей порцией, челюсти у него ныли немилосердно.