— Что это было? — всхлипнул Болван.

— Королева разозлилась. Можете вылезать, — бросил Скакки. — Распрягайте волов. Мы уходим.

Рабы занялись скотиной, а Джек принялся тихонечко напевать Золотой Щетине. А сам тем временем украдкой надпиливал ножом кожаные ремни, стягивающие дверь клетки. Наконец Скакки позвал мальчика.

— До свидания, свинюга ты этакая, — шепнул Джек. — Удачи тебе.

Олаф и его домочадцы молча побрели через лес. Полная луна освещала им путь, по обе стороны от дороги под деревьями лежали густые тени. Но то была чистая, здоровая темнота, а не насаженный полумрак королевского чертога. Джек заметил, как на фоне луны пронесся ворон: Отважное Сердце не отставал от отряда.

На следующее утро Олаф отослал Облачногривого к королю.

— Может, это остудит гнев Ивара. Остудить ярость Фрит даже надеяться нечего…

— Наадо взять корабль и бежаать в Финнмарк, — промолвила Хейди. — Мои браатья нас защитят.

— Только не обижайся, дорогая моя женушка, но жить в дымной избе с твоими братьями мне вовсе не улыбается. Равно как не по душе мне прослыть трусом.

— Бегство — единственный разумный выыыход, — возразила Хейди.

— Бегство позорно. Я — воин короля Ивара, а не клятвопреступник какой-нибудь!

— То есть пусть лучше нас всех перебьют как овец, нежели пострадает твое драгоценное доброе имя.

Хейди как никто другой умела дать отпор Олафу.

— Доброе имя — все, что есть у человека. А тебе, к слову сказать, ничто не угрожает. Я знаю Ивара. Он, верно, покарает меня, а уж Джека — так всенепременно, но дальше этого не пойдет, нет.

Что касается Джека, то он бы обеими руками ухватился за возможность сесть на корабль и бежать в Финнмарк, где бы уж эта страна ни находилась. И он совершенно не возражал провести остаток дней своих в дымной избе. Вот только выбора у него не было. Мальчуган шагу не мог ступить за пределы главного зала: через ошейник его пропустили веревку и привязали к массивному столбу.

«Точно я собака какая», — горестно думал Джек.

Торгиль тоже сидела взаперти, но ее, по крайней мере, никто не привязывал. Олаф здорово рассердился на девчонку за ее выходку в чертоге Ивара.

— И так все пошло хуже некуда, — ворчал он, — так тебя еще стукнуло обвинять Джека в колдовстве!

— А чего он с воронами разговаривает? — не унималась та.

В дом ворвался Скакки:

— Вы даже представить себе не можете: Золотая Щетина выбил дверь клетки и сбежал! Королева рвет и мечет.

— Все хуже и хуже, — простонал Олаф. — Истину говорят: когда судьба толкает человека к смерти, все, что бы он ни делал, идет наперекосяк.

— Король требует тебя во дворец, — сообщил Скакки. — И Джека с Руной тоже.

— Как, и Руну?!

— Как мудреца и знатока скальдической магии. А еще он требует Торгиль — поскольку обвинение в колдовстве выдвинула она.

— Меня?! — в бешенстве выкрикнула Торгиль.

— Никогдааа ты не умела языык придержать, — посетовала Хейди.

Все оделись по-быстрому; Руна облекся в белые одежды — ведь с ним собирались советоваться о делах магических. И маленьким отрядом побрели через лес: Олаф так и вел Джека на привязи.

«Словно собаку», — опять подумал мальчик.

Интересно, какое наказание измыслит для него королева? Может, похитит его разум — как поступила с Бардом. Или бросит его в Топь Фрейи — чтобы его ме-едленно засосало в трясину. Или зажарит на огне. Джек мог придумать дюжину разнообразных кар, одна ужаснее другой.

Одно хорошо: Золотая Щетина сбежал. Да, что правда, то правда: свинюга была злобная, и, да, правда: милосердия кабан, пожалуй что, и не заслуживал, — но Джек к нему привязался. Что ни говори, а если даже свинья в восторге от твоих стихов — оно по-своему лестно.

Король и королева восседали на возвышении. Воины их выстроились вдоль стен, а впереди стояли жрецы Одина и Фрейи.

— Жрецам не удалось снять чары, — промолвил король.

Мальчик облегченно выдохнул: Люси по-прежнему сидела у ног королевы. Но вот девочка подняла глаза, и Джек увидел: разум покинул малышку. Взор Люси был безучастен и пуст, брата она не узнала. Где же блуждает ее дух? Со всей определенностью, ни в каком не в замке и даже не в фантазиях, где Фрит Полутролльша заменяет ей мать…

Джек обернулся к королеве — и та тотчас же поймала его взгляд. Отвернуться Джек уже не мог, как ни пытался. Фрит вернула себе человеческое обличие, но ослепительную красоту утратила. Она словно обрюзгла, отяжелела, вся сделалась какая-то комковатая, точно плохо замешенное тесто. Ее волосы лежали в корзине на полу, а лысую голову она прикрыла искусно вышитой накидкой.

— Пусть его накажут, — прошипела королева. Позади нее воздух словно бы всколыхнулся, и Джек убедился, что своей губительной силы Фрит нисколько не утратила. — Хочу, чтобы этот ублюдок мучился так, как никто и никогда до него — много-много дней. Пусть он отчается и вновь преисполнится надежды — и отчается опять.

— В таком случае ты никогда не вернешь себе былую красоту, — невозмутимо отозвался Руна.

— Это еще почему?! Как только он умрет, заклятие развеется!

— Боюсь, что нет. — Руна покачал головой. — Это вам не дешевый балаганный фокус какой-нибудь. Джек — ученик Драконьего Языка.

— Драконий Язык! — взвизгнула Фрит. Воины пригнулись, затыкая уши. Король Ивар побледнел как полотно. — Он мертв! Он мертв! Он мертв!

— Но знание его живет, — возразил Руна. — Драконий Язык был самым могущественным скальдом Срединного мира, а Джек — его наследник.

— Вот теперь мальчишка точно живым отсюда не выйдет!

— Великая королева, — вмешался жрец Одина. — Если это и впрямь одно из заклятий Драконьего Языка, то снять его может лишь тот, кто наложил.

— Это так, — согласился жрец Фрейи.

Фрит помолчала — видимо, собираясь с мыслями. Тени за ее спиной замерли, застыли недвижно.

— Ну что же, мальчик, — проговорила она почти нежно, — тогда чего же ты ждешь?

Олаф вытолкнул Джека вперед. Мальчуган чувствовал, что его захлестывают ледяные волны — одна холоднее другой.

— Я… э-э-э… я… — пролепетал Джек.

— Ну же! Давай снимай заклятие!

— Я не знаю, как, — прошептал Джек.

— Что?!

Джек сглотнул.

— Я не знаю, как это сделать.

Вот теперь королева завизжала в полную силу — и все, кто был в зале, включая Олафа, рухнули на колени.

— Ну что ж, тогда и говорить больше не о чем, — промолвил жрец Одина.

— Прости, парень, мне очень жаль, — простонал Олаф. — Я думал, у нас еще есть шанс.

— У нас есть шанс, — подтвердил Руна. Торгиль помогла ему подняться на ноги и отряхнула старику колени: солома, устилающая пол королевского чертога, была густо замусорена объедками и костями, не говоря уже о блохах. — Сейчас Джек, возможно, и не знает нужных магических слов, но он сможет обрести их в источнике Мимира.

— В источнике Мимира? — ошеломленно переспросил жрец Одина. — Но ведь источник Мимира — в Ётунхейме!

— А я разве сказал, что задача эта простая?

— Пересечь границу Ётунхейма — значит навлечь на себя бессчетные опасности, — промолвил король Ивар. — Я-то знаю. Я там бывал.

— И я тоже, — отозвался Олаф.

— Но с пропуском пройти можно, — промолвил Руна.

Все взгляды обратились к Фрит. Та свирепо нахмурилась.

— Мало любви питаю я к Ётунхейму. Родная мать выгнала меня из дому.

— Она не выгоняла тебя из дому, — терпеливо возразил король Ивар. — Она выдала тебя замуж. За меня.

— Это одно и то же, — презрительно бросила королева. — Я-то мечтала о красавце-людоеде или о гоблине, но нет: мамаша заставила меня выйти за жалкого смертного.

Король Ивар провел рукой по глазам — словно слышал этот довод в сотый раз.

— Похоже на то, что… — Джек откашлялся: внимание Фрит тут же переметнулось на него. Даже в нынешнем своем обличье королева сбивала мальчика с толку: разум словно отказывал повиноваться. — Похоже на то, что твой единственный шанс исцелиться зависит от того, найду ли я источник Мимира, и… и… кстати, Руна, что я должен там сделать?