«Вскрытые» организации в губернских центрах состояли из представителей считавшихся самыми опасными для советской власти социальных групп: зажиточного крестьянства, бывших белых офицеров и интеллигенции. Многие из арестованных были расстреляны в течение ближайших недель[211] Тем же, кто оказался в списках «рядовых участников», из-за полного отсутствия улик выносились нередко мягкие приговоры.
Павлуновский 24 марта 1921 г. разослал по губернским чека шифровку, где говорилось, что обнаружена общесибирская («центральная») организация «Крестьянского союза», связанная с белогвардейцами. Сообщив, что ячейки заговорщиков обнаружены в Челябинске, Тюмени и Екатеринбурге, полпред велел обо всех подпольных организациях — как вскрытых, так и находящихся в агентурной разработке — немедленно сообщать ему лично[212]. Из этой телеграммы видно, что на конец марта Павлуновский не был готов представить дело так, что «Крестьянский союз» имеется во всех сибирских губерниях. Но с раскручиванием дела через несколько недель на Лубянку были отправлены торжественные сообщения о ликвидации огромного единого заговора эсеров и белогвардейцев.
Стремясь показать рвение в борьбе с «бело-эсеровскими заговорщиками», Павлуновский 29 апреля 1921 г. на заседании Сиббюро ЦК выступил с инициативой ужесточить карательную политику и предоставить органам ВЧК право применять расстрел за «принадлежность к буржуазно-белогвардейским организациями заговорам». На самом деле все чека давно пачками расстреливали обвиняемых «заговорщиков», так что предложение Павлуновского было чистой воды лицемерием и желанием продемонстрировать перед правящей верхушкой переход прошляпивших Западносибирский мятеж чекистов к более жестокой карательной политике. Расправы над «бело-эсеровскими» заговорщиками по приговорам Новониколаевской чека прошли в конце марта. В ночь на 24 марта славгородские чекисты вместе с руководителями уезда расстреляли 31 «заговорщика» с. Ново-Кормиха. Это дело на крестьян, ранее участвовавших в восстании и затем амнистированных, было сфабриковано с помощью сексотов политбюро А.Я. Шильгави, выдававшего себя за освобождённого из тюрьмы австрийского офицера, и его помощника-коммунара Я. Тимченко[213].
Хотя организации «Крестьянского союза» в некоторых губерниях Сибири действительно существовали, их работа была скромной, а попытки создания «боевых организаций» не пошли дальше деклараций. В этой связи характерно, что О.А. Пьянова, изучившая дело квази-офицерской «густомесовской организации» в Омске, в которой состояли юнцы и женщины, сделала вывод о том, что военная организация Крестьянского союза офицером Н.П. Густомесовым всё же была создана. На самом деле, признательное письмо Густомесова брату, где говорилось о «наслаждении», испытываемом на допросах у председателя губчека Гузакова, и на которое опирается Пьянова, явно написано под диктовку чекистов, поскольку не было отправлено адресату, а осталось в деле как необходимая для ЧК улика. В.И. Игнатьев и его подельники вели с чекистами игру, откупившись от высшей меры своими «признаниями». Первоначально Игнатьев, уверенный, что его скоро расстреляют, не был готов свидетельствовать против социалистов открыто, но в итоге оказался сломлен и выведен на процесс эсеров в 1922 г., оговаривая всех, на кого указали чекисты, за что получил полную амнистию[214].
«Заговоры» вскрывались повсеместно в течение всей весны 1921 г. В Семипалатинске 17 апреля чекистами было арестовано сразу 300 участников «белогвардейской организации», состоявшей из интеллигенции, бывших офицеров, гимназистов и бойскаутов. В апреле небольшая «организация по свержению советской власти», состоявшая из поселковых служащих и крестьян, была арестована в пос. Болотное Томской губернии. Били и по своим. Акмолинское политбюро с 1 по 3 марта 1921 г. арестовало 23 бойца 3-го батальона войск ЧК (во главе с помкомвзвода и старшиной роты), и уже 4 марта все эти «заговорщики» были приговорены к расстрелу[215].
Пугая власти заговорами, председатель Енисейской губчека Р.К. Лепсис 25 апреля 1921 г. докладывал губкому, что помимо «Крестьянского союза», по делу которого было арестовано в феврале почти 300 чел., есть и другие контрреволюционные организации, которые якобы хотят восстать к 20–25 мая, «а если это не выйдет, то до осени действий не предпринимать, а перейти в Советские органы для их дискредитации». Опасения, что советский аппарат может оказаться пронизанным враждебными элементами, были характерны для всех руководящих чекистов.
Об усиленной фабрикации «заговоров» говорит и красноречивая выдержка из автобиографии видного чекиста Н.М. Белякова, работавшего в 1920 г. политкомиссаром заготконторы Томского губпродкома: «Так как продработа была связана исключительно с разъездами, то я одновременно (с августа 1920 г. — А.Т.) работал и секретным сотрудником Щегловского политбюро. Это тянулось до 25 апреля 1921 г., когда была ликвидирована одна кулацкая эсеровская организация, в которой я состоял по заданию политбюро; когда мне дальше оставаться в этом районе было невозможно, то я был откомандирован в Щегловское политбюро»[216].
Весной 1921 г. в с. Лотошном Бийского уезда трёх человек обвинили в «замышлении восстания против советской власти». Но проходивший по делу свидетель И. Тиньтюков сообщил, что дело было инспирировано райинформатором Бийского политбюро Овсиенко, в распоряжение которого был послан из Славгорода Тиньтюков. Он и составил воззвание к крестьянству, подогревавшее к восстанию. Тиньтюков показал: «Овсиенко поручил мне роль организатора восстания, что я и стал играть. Поселился я у Кондрата Полонского. Он познакомил меня со своими соседями. Я сказал им, что в случае выступления нам на помощь придёт повстанческий отряд, которым я руковожу». В назначенный день и час «заговорщики» в указанное место не пришли, но тем не менее чоновцы, ждавшие в засаде, арестовали их всех по домам. Пока это единственное известное исследователям дело, прекращённое в связи с тем, что оказалось построено на провокации[217].
Летом и осенью 1921 г. «заговоры» также вскрывались один за другим. В августе 1921 г. в Новониколаевске была раскрыта «белогвардейская организация», связанная с заговорщиками Бийска и Тюмени, и вербовавшая добровольцев для отправки их в «повстанческие банды». В ночь на 30 августа 1921 г. в г. Татарске раскрыли «белогвардейскую организацию» из бывших офицеров, планировавшую захватить уездный центр с помощью недовольных продналогом крестьян. Арестовано оказалось до 40 чел., а 13 скрылись, в том числе секретарь Тармекульского волисполкома коммунист Степанов. В сентябре 1921 г. в с. Алтайское был раскрыт «заговор» во главе с эсерами Голубевым и Верзиным, в котором насчитывалось до 80 участников[218].
Барнаульские чекисты осенью 1921 г. попытались сфабриковать очередной заговор «Крестьянского союза», но на этот раз потерпели полную неудачу. По свидетельству заведующего секретным отделом ОДТЧК ст. Барнаул А.Г. Онупрейчика, им «была нащупана… антисоветская группировка, охватывающая как город, так и железнодорожный район… руководящая роль принадлежала эсерам — уцелевшим членам разгромленного в 20–21 гг. Крестьянского Союза». Хотя конкретных свидетельств заговорщицкой деятельности добыто не было, с сентября 1921 г. предгубчека Х.П. Щербак «стал поговаривать о ликвидации» и, хотя признавал недостаточность агентурного материала, «надеялся на удачность следствия и ставил при этом в… опыт и пример ликвидацию "Крестьянского Союза"».
Чекисты-транспортники были вынуждены повиноваться: «В намеченный срок общими усилиями оказалось арестовано около 200 человек и в том числе около 50 человек ж.-д. служащих, куда попали преимущественно инженеры, техники, врачи, комиссары и почти весь состав Учкпрофсожа. В дальнейшем в результате следствия в Алтгубчека все имеющиеся данные осведомления оказались дутыми и не подтвердились… некоторых осведомителей сотрудники возили на автомобилях опознавать дома и квартиры, где происходили конспиративные собрания, но… в конечном итоге произошёл провал». В результате Онупрейчик был обвинён Щербаком в «расконспирации» дела и оказался в тюрьме[219].
