Ещё хочу рассказать тебе о том, что произошло у вас во дворе после того, как задержанного за драку Симэнь Хуаня через три дня выпустили из полицейского участка.

Хучжу была просто взбешена, она рвала на нём одежду, трясла его и с нестерпимой болью восклицала, обливаясь слезами:

— Эх, Хуаньхуань, как ты разочаровываешь меня! Я столько сил положила, чего только ни делала, ухаживала и заботилась, лишь бы ты ходил в школу; отец ни перед какими тратами не останавливается, все просьбы выполняет, только бы учился, а ты вон что…

Ничуть не расстроенный Симэнь Хуань похлопал её по плечу и хладнокровно заявил:

— Мама, вытри слёзы, не плачь, всё не так, как тебе кажется. Ничего худого я не сделал, и все эти обвинения — напраслина. Взгляни на меня, разве я похож на плохого мальчика? Я не плохой, мама, я хороший!

Как только этот хороший мальчик потом ни выделывался во дворе — и пел, и плясал, ну сама невинность и наивность, даже Хучжу рассмеялась сквозь слёзы. У меня же от отвращения аж зубы заныли.

Когда новости дошли до Цзиньлуна, он тут же примчался, разъярённый как бык. Но от красивых речей Симэнь Хуаня на лице его тоже появилась улыбка. Цзиньлуна я не видел уже давно. Да, время не щадит никого, ни богатых, ни бедных. Одет во всё фирменное, регулярно занимается изысканными видами спорта, но волосы поредели, взгляд помутнел, брюшко солидное отрастил.

— Папа, не волнуйся, у тебя есть дела поважнее, — усмехнулся Симэнь Хуань. — Как говорится, никто не знает сына лучше, чем отец, неужто ты меня ещё не знаешь? Я — твой сын, ну а недостатки — краснобайство, да, не без этого, и поесть люблю, и ленцы хватает, и от хорошеньких девчонок голова идёт кругом. Но ведь это мелочи, и у тебя всего этого довольно?

— Вот что, сын, — сказал Цзиньлун. — Маме ты голову задурить можешь, но со мной этот номер не пройдёт. Если бы я даже твои фокусы не видел насквозь, то чего бы я смог достичь в обществе. Насколько я понимаю, за последние несколько лет всё, что можно сделать дурного, ты уже сделал. Сотворить что-то плохое не беда; беда, когда человек всю жизнь только плохое и творит. Поэтому я считаю, что впредь тебе нужно взяться за хорошее.

— Как здорово ты это сказал, папа, я всегда теперь плохое буду обращать в хорошее. — С этими словами он приблизился к отцу и ловко стянул у него с запястья дорогие часы: — Папа, это же подделка, как ты можешь носить такие, давай лучше я буду срамиться с ними!

— Ерунда, какая ещё подделка, настоящий «ролекс».

Через пару дней по местному телевидению показали сюжет: ученик средней школы Симэнь Хуань нашёл большую сумму денег, но не присвоил эти десять тысяч, а передал школе. С тех пор блистающего золотом «ролекса» на руке у него никто больше не видел.

Как-то этот хороший мальчик Симэнь Хуань привёл домой ещё одну известную хорошую девочку, Пан Фэнхуан. Она выглядела уже совсем как молодая женщина: одета по последней моде, прелестная фигура, торчащие грудки, выступающий зад, томный взгляд, волосы влажно поблёскивают, с виду в полном беспорядке. Старомодным Хучжу и Хэцзо этот наряд Фэнхуан очень не понравился, но Симэнь Хуань шепнул им:

— Мама, тётушка, вы подотстали от жизни, это же последний писк моды.

Я понимаю, что тебя больше заботит не Симэнь Хуань и не Пан Фэнхуан, а твой сын Лань Кайфан. В последующем моем рассказе на сцену выйдет и он.

Стояла погожая осень, твоей жены и Хуан Хучжу дома не было. Молодёжь устраивала вечеринку, и их попросили не мешать.

Под утуном в северо-восточном углу двора за квадратным столиком со свежими фруктами и большим арбузом, нарезанным ломтями, и устроились трое хороших детей. Симэнь Хуань и Фэнхуан — модно одетые, лица сияют. Твой сын одет как обычно, лицо такое же уродливое.

Ни один мальчик не оставался равнодушным к Фэнхуан, такой чувственно привлекательной, красивой девочке, и твой сын, естественно, не был исключением. Вспомни тот год, когда он швырял в тебя грязью, вспомни, как он заставил меня вывести его к вам в Люйдяне, и ты поймёшь, что, по сути дела, он давным-давно уже по доброй воле стал маленьким рабом у неё на побегушках. Семена случившихся позже печальных событий были посеяны уже тогда.

— Больше никто не придёт? — лениво произнесла Фэнхуан, откинувшись в кресле.

— Сегодня этот двор лишь для нас троих, — откликнулся Симэнь Хуань.

— И ещё для него! — Тонким красивым пальчиком она указала на меня, вздремнувшего под стеной, и выпрямилась. — Наша сука — его третья сестра.

— У него ещё два старших брата, — уныло добавил твой сын, — в Симэньтуни. Один в его доме, — он указал на Симэнь Хуаня, — другой в доме моей тётушки.

— Наша-то сука умерла, — сказала Фэнхуан. — При родах. Сколько помню с детства, только и делала что рожала, выводок за выводком. — И продолжала: — Как всё несправедливо в этом мире, кобель сделал своё дело и был таков, а сука страдай.

— Поэтому мы и воспеваем мать, — заметил твой сын.

— Нет, ты слышал, Симэнь Хуань? — захихикала Фэнхуан. — Ни мне, ни тебе не выдать ничего такого глубокомысленного, только старине Ланю это по плечу.

— Ладно издеваться, — смущённо пробормотал твой сын.

— Никто над тобой и не издевается, похвала совершенно искренняя! — Она достала из белой кожаной сумочки пачку «Мальборо» и золотую зажигалку с бриллиантиками. — Только и можно расслабиться, когда старичья нет.

Она ловко стукнула по пачке лакированным ногтем, взяла выскочившую сигарету, вставила в накрашенные губы и щёлкнула зажигалкой. Прикурив от голубого пламени, бросила пачку и зажигалку на стол и глубоко затянулась. Потом откинулась на спинку, надув губы и глядя в небо. Она изображала человека многоопытного, но переигрывала, как не умеющая курить актриса в телевизионном сериале.

Вынув сигарету себе, Симэнь Хуань бросил пачку твоему сыну. Тот отрицательно покачал головой. Вот уж впрямь хороший мальчик. Пан Фэнхуан презрительно хмыкнула:

— Кури уж, что паиньку передо мной корчить! К тому же, чтоб ты знал, чем раньше начнёшь курить, тем выше приспособляемость организма к никотину. Британский премьер Черчилль с восьми лет курил трубку деда и дожил до девяноста с лишним. Так что начинать лучше раньше.

Твой сын взял сигарету, поколебался немного, но в конце концов засунул в рот. Симэнь Хуань заботливо помог ему прикурить. Твой сын зашёлся в кашле, лицо от натуги почернело как днище котла. Это была его первая сигарета, но очень скоро он стал заядлым курильщиком.

Симэнь Хуань вертел в руках золотую зажигалку Фэнхуан:

— Мать его, вещь супер!

— Нравится? Забирай! — даже не глянув в его сторону, бросила Фэнхуан. — Всё подношения этих ублюдков, что лезут в чиновники, подрядчиков!

— Но твоя мать… — начал твой сын, но замер на полуслове.

— Моя мать из того же теста! — Зажав сигарету тремя пальцами, она пальцем другой руки указала в сторону Симэнь Хуаня. — Твой папочка ещё больший ублюдок! Да и твой тоже! — повернулась она к твоему сыну. — Они все притворщики, все эти ублюдки, — усмехнулась она. — Всё что-то изображают. На словах они нас поучают, мол, надо так, не надо этак, а сами? И так делают, и этак!

— Вот и мы должны делать и так, и этак! — заявил Симэнь Хуань.

— Совершенно верно, — согласилась Фэнхуан. — Они хотят, чтобы мы были хорошими детьми, а не плохими. Но что значит хорошие? И что значит плохие? Вот мы — хорошие, мы самые лучшие, лучше всех! — Она швырнула окурок в сторону утуна, но недостаточно сильно. Он упал на стреху дома, и оттуда потянулся тонкий дымок.

— Можешь называть моего отца ублюдком, — сказал твой сын, — но мой отец не притворщик, он ничего из себя не изображает, иначе не попал бы в такую беду…

— Ха, ты его всё защищаешь! — воскликнула Фэнхуан. — Он вас с матерью бросил, а сам сбежал блудить… да и моя эта ненормальная тётушка тоже сволота порядочная!

— А я вторым дядюшкой восхищаюсь, — признался Симэнь Хуань. — Смелый человек: должность замначальника уезда оставить, жену с сыном бросить, взять и убежать с любовницей, вот это круто!