Я опять посмотрел на него. От головной боли Бруммер качался перед моими глазами, но я слышал его слова:

— Вы защитили мою собственность и гениально обеспечили ее безопасность. Вы сразу же все добровольно передали моему адвокату. Вы знаете, что меня при этом особенно тронуло, Хольден? Так вот, это именно то, что вы сказали моему адвокату, передавая ему нужный ключ.

— Что-то я не припоминаю…

— «Да поможет это господину Бруммеру», — сказали вы. — И это все, что мне на данный момент нужно. Я никогда, вы слышите, Хольден, никогда этого не забуду. Я не могу подать вам руки, так как пока я еще заключенный. Но вы немедленно отправитесь к моему адвокату. Он ждет вас. Я прошу вас, как ваш друг, принять то, что он вам передаст. Хольден, вы порядочный человек.

— Господин Бруммер, — ответил я, — То, что я сделал, на моем месте сделал бы каждый.

Он покачал своей тяжелой головой, и сквозь решетку донесся запах мяты, когда он воскликнул:

— Никто бы так не сделал. Даже я! Ну и что? С тех пор как я вас покинул, я больше не мог заснуть, так как был убежден, что вы… что вы совершите нечто иное, вы знаете, что я имею в виду. Вчера я пережил самый счастливый день в моей жизни, Хольден. Вы вернули мне веру в людей.

— Осталось три минуты, — сказал служащий.

— Отныне, Хольден, я доверяю вам самое дорогое из всего, чем владею на этой земле, — мою жену.

— Однако…

— А кому же я могу доверить ее защиту, если не вам, Хольден? — с волнением в голосе продолжал Бруммер. — Завтра ее выпишут из больницы. С этого времени вы будете ее постоянно сопровождать. Вы не должны ни на минуту оставлять ее в одиночестве и отпускать одну на улицу. Вы на собственной шкуре смогли убедиться, на что способны мои враги, Хольден. Я считаю вас моим доверенным лицом и преклоняюсь перед вами в знак благодарности.

— Ваше время кончилось, — сказал надзиратель.

— Передайте моей жене, что я люблю ее!

— Слушаюсь, господин Бруммер, я обязательно скажу вашей жене, что вы ее любите.

— И что все будет хорошо.

— И что все будет хорошо.

— Передайте также привет Миле. Пусть она купит моей бедной Пуппеле хороший кусок мяса. — Он кивнул мне и покинул помещение.

Я присел на стул, чтобы прийти в себя, — мне опять стало нехорошо. Потом я поднялся и пошел, но очень медленно и осторожно, так как пол под моими ногами качался, стены тоже пришли в движение, а в воздухе перед глазами носились какие-то маленькие точки.

Хороший кусок мяса.

Для его бедной Пуппеле.

— Почему вы сказали господину Бруммеру неправду?

— Вы пришли сюда, чтобы упрекать меня за это? — спросил доктор Цорн. Сегодня на нем был светло-коричневый костюм, зеленая жилетка и довольно пестрый галстук в шотландскую клетку. Он сидел за письменным столом и курил сигару. Окна были закрыты и здесь. Голубой дымок заполнил комнату плотной пеленой.

— Почему вы помогли мне?

— На этот вопрос мне бы не хотелось отвечать, — сказал он.

— Вы же сделали запрос обо мне по поручению господина Бруммера…

— Я сделал это по собственному желанию. Господину Бруммеру ответ на мой запрос не известен.

— Так значит, вы ничего не рассказали ему о моем прошлом?

— А разве это противоречит вашим устремлениям, господин Хольден? Нет? Тогда почему же это вас так волнует?

— Потому что я не понимаю, для чего вы все это сделали!

— Для того, чтобы направить вас по правильному пути и наложить на вас определенные обязательства, — тихо ответил он. — Кроме того, я могу предположить, что и вы, в свою очередь, когда-нибудь сможете и мне… гм… оказать услугу. — Он опять начал теребить воротник своей рубашки.

— Какую услугу?

— На этот вопрос мне бы не хотелось отвечать, — повторил он.

Он посмотрел на часы. — К сожалению, на улице меня ждет еще один клиент. Подпишите, пожалуйста, вот здесь.

— Подписать?

— Это расписка, что вы получили от меня тридцать тысяч марок. По понятным причинам господин Бруммер не хотел бы выписывать чек на эту сумму. Подпишите, что я выдал вам тридцать тысяч марок наличными.

И я подписал.

Цорн забрал расписку, прочитал ее и открыл ящик своего стола. — Вы не возражаете, если эту сумму я вам выдам купюрами по пятьдесят марок? — Он отсчитывал шестьсот фиолетовых купюр по пятьдесят марок и клал их на письменный стол. Время от времени он слюнявил пальцы. — Вы ни в коем случае не должны класть эти деньги на банковский счет. И пока господин Бруммер находится в тюрьме, вы не должны делать никаких привлекающих внимание покупок. Вы должны обещать, что сохраните свой теперешний образ жизни. — Он протянул мне через стол листок бумаги. — Вот здесь вы меня в этом письменно заверите.

Я подписал заранее заготовленное письменное заверение.

— В ближайшее время к вам будут обращаться самые разные люди, люди, которых вы не знаете, — сказал маленький адвокат с седой копной волос. — О каждой такой попытке сближения с вами вы мне будете немедленно до-кла-ды-вать. После чего получите от меня дальнейшие указания к действию. А теперь извините меня. — Он встал и подал мне холодную сухую ладонь. — А в Брауншвейге вам все-таки удалось осмотреть кафедральный собор?

Когда я вышел на улицу, солнечные лучи ударили меня как молотком. Свет больно колол глаза. Это лето становилось просто невыносимым, дни были все жарче. Я снял пиджак и прошел мимо автомобильного магазина, мимо ювелирного и мимо портняжной мастерской. Я думал о том, что сейчас могу позволить себе купить любую машину, самые дорогие часы и самые лучшие костюмы. Но это означало также, что я могу, но пока не имею права это сделать. Я обещал вести прежний образ жизни. Ситуация была довольно странная.

В соответствии со своим прежним стилем жизни я сел в тенистый уголок маленького кафе-эспрессо и заказал стакан лимонада с большим количеством льда. На тротуаре стояли шесть маленьких столиков и двенадцать пестрых стульев, но я был единственным клиентом. Я вытащил пачку банкнот и стал их рассматривать. Сначала я рассмотрел саму пачку, а потом отдельные купюры.

Собственно говоря, это была плата за мой страх, и я получил ее за то, что пытался кого-то шантажировать, и еще потому, что доктор Цорн наврал господину Бруммеру. В результате всего этого теперь у меня было тридцать тысяч марок. Если бы господин Цорн рассказал господину Бруммеру всю правду, я был бы по-прежнему бедным. Таким образом, чтобы получить эти деньги, я позволил совершиться двум аморальным поступкам — одного поступка такого рода для этого было бы не достаточно. Я начинал понимать, как богатые делают свое состояние.

Появился официант с лимонадом, и я, спрятав банкноты, начал осторожно пить маленькими глотками, — я не хотел застудить горло и заболеть, имея в кармане такие деньги, такие большие деньги.

Ледяные кубики гремели в бокале, покрывшемся снаружи мелкими капельками. Лимонад — мой любимый напиток. Когда я был маленьким мальчиком, моя мать летом готовила целые кружки лимонада, которые мы ставили в подвал, так как холодильника у нас не было.

В одной руке я держал бокал, а другая лежала на моем пиджаке, там, где были спрятаны банкноты. Я думал о своей матери и о том воскресенье, которое было таким же жарким, как и сегодняшний день. Тогда к нам пришел судебный исполнитель, чтобы забрать часть наших вещей под залог…

Когда он пришел, я играл в саду. Он был очень бледный и страшно страдал от жары. Господин Кольшайт был старым человеком в лоснящемся черном костюме. Когда он к нам приходил, а приходил он часто, у него в руках всегда был портфель со сломанным замком.

Моя мать принимала его очень радушно:

— О боже, господин Кольшайт, как мне вас жаль: ведь, чтобы добраться до нас, вы проделали столь долгий путь, да еще при такой погоде! Мне вас очень жаль!

— Сердце, — отвечал господин Кольшайт, — колет сердце. Да плюс к этому нервы. Вы не можете себе представить, что мне сегодня уже пришлось вынести! Один даже бросился на меня с кулаками.