— Не удивляйтесь, — сказала Екатерина победителю, — что Иван Перфильевич встречает вас сидя: он ранен, только не на войне, а у актрисы, делая прыжки!

Загробные записки князя Н. С. Голицына. По сказаниям дяди его, князя Александра Николаевича // Русский Архив, 1905.

У императрицы Екатерины околела любимая собака Томсон. Она просила графа Брюса распорядиться, чтобы с собаки содрали шкуру и сделали бы чучелу.

Граф Брюс приказал об этом обер-полицмейстеру Никите Ивановичу Рылееву. Рылеев был не из умных; он отправился к богатому и известному в то время банкиру по фамилии Томпсон и передал ему волю императрицы. Тот, понятно, не согласился и требовал от Рылеева, чтобы тот разузнал и объяснил ему.

Тогда только эту путаницу разобрали.

Из старой Соймоновской записной книжки // Русский Архив, 1904.

Известная в свое время оперная актриса Уранова была влюблена в актера Сандунова и готовилась выйти за него замуж. К несчастию Урановой, она очень понравилась Безбородко, который всеми мерами добивался ее благосклонности. Употребив безуспешно различные хитрости, Безбородко решился наконец достигнуть своей цели посредством насилия и намеревался похитить упрямую артистку. Уранова, узнав об этом замысле, в порыве отчаяния, в свою очередь решилась на смелый поступок. Играя однажды в присутствии императрицы, на эрмитажном театре, оперу «Федул с детьми», Уранова превзошла себя. Екатерина была в восхищении и по окончании последней арии бросила ей свой букет. Уранова схватила его, прижала к сердцу и, подбежав на авансцену, упала на колени и закричала: «Матушка царица! Спаси меня!» Можно судить, какое впечатление произвела на зрителей эта неожиданная сцена! Императрица встала со своего места и с участием обратилась к певице. Уранова тотчас же подала государыне заранее приготовленную просьбу, где были подробно изложены все интриги Безбородко против счастья возлюбленных. Императрица приняла это дело весьма горячо, жестоким образом распекла страстного князя, через три дня приказала обвенчать Уранову с Сандуновым в придворной церкви и пожаловала новобрачным богатые подарки.

Неделю спустя после свадьбы Сандунова играла в большом театре всеми любимую тогда оперу «Cosa гага». Безбородко, по обыкновению, сидел в крайней ложе бельэтажа. Когда нужно было петь лучшую арию, Сандунова ловко вынула из ридикюля кошелек с деньгами, выступила к оркестру, подняла кошелек кверху и, устремив на Безбородко свои большие, лукавые глаза, с сардонической улыбкой запела:

Весь театр разразился громким хохотом и единодушными аплодисментами. Умный Безбородко хохотал и хлопал громче всех и первый потребовал повторения. На другой день утром он послал Сандуновой шкатулку с бриллиантами. Подарок был принят; но Сандунова, поняв, что за бриллианты сильных покровителей прекрасные женщины отплачивают иногда жемчугом слез, сочла более благоразумным оставить Петербург и выхлопотала себе у императрицы перевод на московскую сцену.

Воспоминания о московском театре при Медоксе.

Пантеон русского театра. 1840.

Державин, в бытность свою статс-секретарем при императрице Екатерине II, докладывал ей раз какое-то важное дело. Государыня начала делать возражения, с которыми Державин не соглашался. По горячности своего характера, он до того забылся, что в пылу спора схватил императрицу за конец надетой на ней мантильи.

Екатерина тотчас прекратила спор.

— Кто еще там есть? — хладнокровно спросила она вошедшего на звон колокольчика камердинера.

— Статс-секретарь Попов, — отвечал камердинер.

— Позови его сюда.

Попов вошел.

— Побудь здесь, Василий Степанович, — сказала ему с улыбкой государыня, — а то вот этот господин много дает воли своим рукам и, пожалуй, еще прибьет меня.

Державин опомнился и бросился на колени перед императрицей.

— Ничего, — промолвила она, — продолжайте, я слушаю.

Однако случай этот был отчасти причиной перемещения Державина из статс-секретарей в сенаторы.

Дневник чиновника. «Отечественные записки». 1855.

Однажды генерал от инфантерии Львов ехал вместе со светлейшим князем Потемкиным в Царское Село и всю дорогу должен был сидеть, прижавшись в угол экипажа, не смея проронить слова, потому что светлейший находился в мрачном настроении духа и упорно молчал.

Когда Потемкин вышел из кареты, Львов остановил его и с умоляющим видом сказал:

— Ваша Светлость, у меня есть до вас покорнейшая просьба.

— Какая? — спросил изумленный Потемкин.

— Не пересказывайте, пожалуйста, никому, о чем мы говорили с вами дорогою.

Потемкин расхохотался, и хандра его, конечно, исчезла.

Бантыш-Каменский Д. Н. Словарь достопамятных людей русской земли. Спб., 1836.

Когда Потемкин сделался после Орлова любимцем императрицы Екатерины, сельский дьячок, у которого он учился в детстве читать и писать, наслышавшись в своей деревенской глуши, что бывший ученик его попал в знатные люди, решился отправиться в столицу и искать его покровительства и помощи.

Приехав в Петербург, старик явился во дворец, где жил Потемкин, назвал себя и был тотчас же введен в кабинет князя.

Дьячок хотел было броситься в ноги светлейшему, но Потемкин удержал его, посадил в кресло и ласково спросил:

— Зачем ты прибыл сюда, старина?

— Да вот, Ваша Светлость, — отвечал дьячок, — пятьдесят лет Господу Богу служил, а теперь выгнали за неспособностью: говорят, дряхл, глух и глуп стал. Приходится на старости лет побираться мирским подаяньем, а я бы еще послужил матушке-царице — не поможешь ли мне у нее чем-нибудь?

— Ладно, — сказал Потемкин, — я похлопочу. Только в какую же должность тебя определить? Разве в соборные дьячки?

— Э, нет, Ваша Светлость, — возразил дьячок, — ты теперь на мой голос не надейся; нынче я петь-то уж того — ау! Да и видеть, надо признаться, стал плохо; печатное едва разбирать могу. А все же не хотелось бы даром хлеб есть.

— Так куда же тебя приткнуть?

— А уж не знаю. Сам придумай.

— Трудную, брат, ты мне задал задачу, — сказал улыбаясь Потемкин. — Приходи ко мне завтра, а я между тем подумаю.

На другой день утром, проснувшись, светлейший вспомнил о своем старом учителе и, узнав, что он давно дожидается, велел его позвать.

— Ну, старина, — сказал ему Потемкин, — нашел для тебя отличную должность.

— Вот спасибо, Ваша Светлость; дай тебе Бог здоровья.

— Знаешь Исакиевскую площадь?

— Как не знать; и вчера и сегодня через нее к тебе тащился.

— Видел Фальконетов монумент императора Петра Великого?

— Еще бы!

— Ну так сходи же теперь, посмотри, благополучно ли он стоит на месте, и тотчас мне донеси.

Дьячок в точности исполнил приказание.

— Ну что? — спросил Потемкин, когда он возвратился.

— Стоит, Ваша Светлость.

— Крепко?

— Куда как крепко, Ваша Светлость.

— Ну и хорошо. А ты за этим каждое утро наблюдай, да аккуратно мне доноси. Жалованье же тебе будет производиться из моих доходов. Теперь можешь идти домой.

Дьячок до самой смерти исполнял эту обязанность и умер, благословляя Потемкина.

Исторические рассказы и анекдоты из жизни русских государей и замечательных людей XVIII и XIX столетий. Спб., 1885.

По вступлении на престол императора Павла состоялось высочайшее повеление, чтобы президенты всех присутственных мест непременно заседали там, где числятся по службе.