В 1848 году государь, разговаривая о том, что на Кавказе остаются семь разбойничьих аулов, которые для безопасности нашей было бы необходимо разорить, спрашивал:

— Кого бы для этого послать на Кавказ?

— Если нужно разорить, — сказал Меншиков, — то лучше всего послать графа Киселева: после государственных крестьян семь аулов разорить ему ничего не стоит!

Исторические рассказы и анекдоты из жизни русских государей и замечательных людей XVIII и XIX столетий. Спб., 1885.

Князь Меншиков, пользуясь удобствами железной дороги, часто по делам своим ездил в Москву. Назначение генерал-губернатором, а потом и действия Закревского в Москве привели Белокаменную в ужас.

Возвратясь оттуда, князь Меншиков повстречался с графом Киселевым.

— Что нового? — спросил Киселев.

— Уж не спрашивай! Бедная Москва в осадном положении.

Киселев проболтался, и ответ Меншикова дошел до Николая. Государь рассердился.

— Что ты там соврал Киселеву про Москву? — спросил у Меншикова государь гневно.

— Ничего, кажется…

— Как ничего! В каком же это осадном положении ты нашел Москву?

— Ах, господи! Киселев глух и вечно недослышит. Я сказал, что Москва находится не в осадном, а в досадном положении.

Государь махнул рукой и ушел.

В 1834 году одному важному лицу подарена была трость, украшенная бриллиантами.

— А я бы, — сказал Меншиков, — дал ему сто палок!

Федор Павлович Вронченко, достигший чина действительного тайного советника и должности товарища министра финансов, был вместе с этим, несмотря на свою некрасивую наружность, большой волокита: гуляя по Невскому и другим смежным улицам, он подглядывал под шляпку каждой встречной даме, заговаривал, и если незнакомки позволяли, охотно провожал их до дома.

Когда Вронченко, по отъезде графа Канкрина за границу, вступил в управление министерством финансов и сделан был членом Государственного совета, князь Меншиков рассказывал:

— Шел я по Мещанской и вижу — все окна в нижних этажах домов освещены и у всех ворот множество особ женского пола. Сколько я ни ломал головы, никак не мог отгадать причины иллюминации, тем более что тогда не было никакого случая, который мог бы подать повод к народному празднику. Подойдя к одной особе, я спросил ее:

— Скажи, милая, отчего сегодня иллюминация?

— Мы радуемся, — отвечала она, — повышению Федора Павловича.

Граф Канкрин в свободные минуты любил играть на скрипке, и играл очень дурно. По вечерам, перед тем временем, когда подавали огни, домашние его всегда слышали, что он пилил на своей скрипке.

В 1843 году Лист восхищал петербургскую публику игрой на фортепьяно. Государь после первого концерта спросил Меншикова, понравился ли ему Лист?

— Да, — отвечал тот, — Лист хорош, но, признаюсь, он мало подействовал на мою душу.

— Кто ж тебе больше нравится? — опять спросил государь.

— Мне больше нравится, когда граф Канкрин играет на скрипке.

Перед домом, в котором жил министр государственных имуществ Киселев, была открыта панорама Парижа. Кто-то спросил Меншикова, что это за строение?

— Это панорама, — отвечал он, — в которой Киселев показывает будущее благоденствие крестьян государственных имуществ.

Вместо уволенного в начале 1850 года по болезни министра народного просвещения графа Уварова назначен был министром бывший его товарищ князь Ширинский-Шихматов, а на его определен А.С. Норов, безногий.

Ни новый министр, ни товарищ его не славились большим умом и сведениями по предмету просвещения. Князь Меншиков, узнав об этом назначении, сказал:

— И прежде просвещение тащилось у нас, как ленивая лошадь, но все-таки было на четырех ногах, а теперь стало на трех, да и то с норовом.

В морском ведомстве производство в чины шло в прежнее время так медленно, что генеральского чина достигали только люди пожилые, а полного генерала — весьма престарелые. Этими стариками наполнены были адмиралтейств-совет и генерал-аудиториат морского министерства, в память прежних заслуг. Естественно, что иногда в короткое время умирали, один за другим, несколько престарелых адмиралов; при одной из таких смертностей император Николай Павлович спросил Меншикова:

— Отчего у тебя часто умирают члены адмиралтейств-совета?

— Кто же умер? — спросил в свою очередь Меншиков.

— Да вот такой-то, такой-то… — сказал государь, насчитав три или четыре адмирала.

— О, Ваше Величество, — отвечал князь, — они уже давно умерли, а в это время их только хоронили!

Старому генералу Пашкову был дан орден Св. Андрея Первозванного. Все удивились, за что.

— Это за службу по морскому ведомству, — сказал Меншиков, — он десять лет не сходил с судна.

Исторические рассказы и анекдоты из жизни русских государей и замечательных людей XVIII и XIX столетий.

Спб., 1885.

Известно, что когда приехал в Россию Рубини, он еще сохранил все пленительное искусство и несравненное выражение пения своего, но голос его уже несколько изменял ему. Спрашивали князя Меншикова, почему не поедет он хоть раз в оперу, чтобы послушать Рубини.

— Я слишком близорук, — отвечал он, — не разглядеть мне пения его.

Поэт и герой Отечественной войны 1812 года Денис Давыдов, говоря с Меншиковым о различных поприщах службы, которые сей последний проходил, сказал:

— Ты, впрочем, так умно и так ловко умеешь приладить ум свой ко всему по части дипломатической, военной, морской, административной, за что ни возьмешься, что поступи ты завтра в монахи, в шесть месяцев будешь ты митрополитом.

Вяземский П. А. Старая записная книжка // Полн. собр. соч. Спб., 1883, т. VIII.