И как мог Лукьянов работать над Заявлением 16 августа, если в этот день он отдыхал, причем интенсивно? С утра совершил лодочную прогулку в соседний Дом отдыха, после обеда был на рыбалке.
— Я приехал на место рыбалки в пятом часу, — вспоминает директор Валдайского рыбзавода П. Лымарь, — Лукьянов плавал в лодке по озеру. Рядом была еще одна лодка, в которой сидели сотрудники КГБ — видимо, для охраны председателя Верховного Совета СССР… Я с собой захватил несколько рыбин, карпов, которых тут же минут за 20–30 закоптил. Около семи вечера они причалили к берегу. Я разложил копченых карпов на капоте «Волги»… Лукьянов сказал, что «рыба просто так не естся», и кто-то достал бутылку водки. Эту бутылку мы выпили практически вдвоем — я и Лукьянов…
В резиденцию Лукьянов вернулся после 20 часов. В 21.00 отправился на ужин…
Все прояснил неожиданный звонок в Прокуратуру России начальника секретариата Верховного Совета СССР Николая Рубцова на следующий день после его допроса. Он сказал, что хочет сделать важное заявление.
Из заявления Н. Рубцова от 25 сентября 1991 г.:
— … Вчера на допросе я дал неверные показания. Я полностью подтверждаю их до того момента, когда Лукьянов пришел к себе в кабинет после совещания у Павлова. Дальше события развивались так. Анатолий Иванович сел за стол, сказав, что он должен сейчас написать один документ. Анатолий Иванович взял чистые листы бумаги и стал писать, надиктовывая себе вслух текст Заявления по Союзному договору, которое на следующий день появилось в средствах массовой информации вместе с документами ГКЧП… По ходу работы он вносил в текст те или иные поправки. Писал он быстро, весь процесс написания занял примерно минут пятнадцать. По ходу работы Лукьянов к нам с Ивановым не обращался, я один раз подсказал ему — Анатолий Иванович неправильно употребил название референдума…
Что касается причин, по которым я дал неверные показания, то они заключаются в том, что Анатолий Иванович примерно 23–24 августа обратился ко мне с личной просьбой, сказав наедине, что могут быть разные разговоры по поводу написания им текста Заявления и попросил меня сказать, что я здесь ни при чем и что ничего не знаю. Я так и поступил. Но вчера я провел бессонную ночь и решил, что не могу кривить душой…
Сегодня утром я позвонил помощнику Лукьянова Иванову и сказал, что намерен рассказать все, как было на самом деле. Я не уточнял, о чем идет речь, так как Иванов и сам понял, о чем разговор. Он спросил, как он, Иванов, в этом случае будет выглядеть. На это я ответил, чтобы он подумал, а я решил поступить таким образом…
Из заявления помощника Председателя Верховного Совета СССР Владимира Иванова:
— … Сегодня, 25 сентября я сам, по собственной инициативе, обратился в Прокуратуру РСФСР с тем, чтобы рассказать о действительных обстоятельствах написания Лукьяновым А. И. Заявления по Союзному договору…
После того, как Лукьянов вернулся от Павлова, я зашел к нему в кабинет. Он писал какую-то бумагу. Через ка-кое-то время он попросил меня найти Постановление Верховного Совета СССР по Союзному договору от 12 июля 1991 года. Я нашел это Постановление и принес его Лукьянову. Лукьянов продолжал писать свою бумагу, заглядывая в Постановление Верховного Совета СССР. Я понял, что он пишет свое Заявление по Союзному договору. Лукьянов при этом мне сказал, чтобы я его переписал и отнес этим людям. Когда я переписал черновик, то увидел, что под ним стоит дата 16 августа 1991 года. Я, переписав черновик, не стал ставить на нем дату, так как в действительности на календаре было 18 августа. Когда принес Заявление, поинтересовался, какую ставить дату. На это Лукьянов махнул рукой — ставь 18 августа… Заявление Лукьянов написал очень быстро, возможно, минут за двадцать…
Из протокола допроса Владимира Иванова от 4 октября 1991 года:
— … Однако, когда 19 августа мне Лукьянов поручил позвонить в ТАСС и сообщить, что дату написания Заявления надо поставить 16 августа, то меня в ТАСС спросили, а как быть с фразой «опубликованного три дня назад?»… После консультации с Лукьяновым и ТАСС решили вообще ссылку на дни убрать из текста.
Меня Лукьянов не просил никому не рассказывать, что я присутствовал при написании им текста Заявления по Союзному договору. Но несколько раз в разговоре подчеркнул, что он написал это еще на Валдае, из чего я понял, что следует в случае необходимости подтвердить это…
Эти и другие свидетельства позволяют восстановить истинную картину действий Лукьянова.
В Москву Лукьянов летел вовсе не в надежде, как он это утверждает, встретить там Горбачева. В действительности Лукьянов знал не только то, что Горбачева нет в Москве, но и то, что к нему в Крым вылетела делегация. Вот что пишет в Заявлении от 23 августа 1991 года на имя президента СССР Валентин Павлов:
«… 18 августа я находился на даче. За это время я созвонился с Лукьяновым А. И. и Янаевым Г. И., так как мной владело беспокойство, не провокация ли все это. Знают ли они о поездке и ее задачах. Оба подтвердили, что они в курсе положения дел, поддерживают беспокойство и позицию Кабинета о порядке подписания Договора и ждут вестей с юга. На мое категорическое требование вернуться в Москву, т. к. без них я больше ни с кем никаких встреч и разговоров иметь не буду, и тот и другой сказали, что к вечеру будут. Лукьянову я лично сказал, что вопросы слишком серьезные, люди поехали советоваться с М. С. Горбачевым, и ему надо сесть в вертолет и лететь в Москву…»
Быть может, Шенин во время встречи на объекте «АБЦ» сослался на разговор с Лукьяновым, не имея на то оснований? Но записи в журнале правительственной связи подтверждают: Олег Шенин звонил Лукьянову
16 августа в 11 часов 49 минут. Разговор длился 7 минут.
Вертолет для Лукьянова был заказан еще 17 августа. В этот день Язов вызвал своего адъютанта и приказал ему на завтра, 18 августа, готовиться вылететь за Лукьяновым на Валдай.
Чтобы исключить любую случайность и гарантировать присутствие Лукьянова вечером в Москве 18 августа, помимо двух заранее заказанных вертолетов, за председателем Верховного Совета СССР в дом отдыха «Валдай», отправился еще один вертолет министерства гражданской авиации СССР.
Лукьянов говорит, что прилетел в Москву по настойчивой просьбе Павлова, который звонил ему дважды. В действительности Павлов побеспокоил его только один раз, после чего Лукьянов сам звонил Павлову.
На вопрос, во сколько он прибыл в Кремль, Лукьянов ответил: «Вертолет до Москвы должен лететь примерно два часа, значит, где-то в 21 час я появился у себя в кабинете…» И здесь Лукьянов умышленно искажает истинную картину. Намеренно сдвигая срок прилета, Лукьянов стремится сократить время своего участия в совещании ГКЧП. В действительности Лукьянов прибыл в Кремль в 20 часов 20 минут. Лукьянов присутствовал на организационном заседании ГКЧП значительное время. Все свершилось при нем. При нем посланцы ГКЧП, вернувшись из Фороса, рассказывали, что президент отказался принять ультиматум, что он изолирован, что они «засветились» — и теперь их судьба находится в руках тех, кто послал их к Горбачеву. Лукьянов не встал, не вышел, он слышал все…
Свидетельствует Валентин Павлов:
— Рассказ прибывших товарищей был коротким. Вполне определенно было сказано, пока президент будет выздоравливать, кто-то из двоих, Янаев или Лукьянов, должен взять на себя исполнение обязанностей президента…
Янаев все пытался узнать у вернувшихся из Крыма, что именно произошло с Горбачевым, действительно ли он болен, почему не Лукьянов должен исполнять обязанности президента. Но ему ответили: «А тебе-то что? Мы же не врачи… Сказано же — он болен!» Тогда Янаев стал говорить: «А как же тогда объяснить, почему я беру на себя исполнение обязанностей президента? Почему именно я? Пусть Лукьянов берет это на себя…» Было видно, что Янаев проявляет нерешительность в этом вопросе.
