И после этой пропажи в семье начались разлады, закончившиеся тем, что Вагиф остался вдвоем с матерью. Эти два факта, с первого взгляда никак не связанные, отчетливо запечатлелись в детской памяти Вагифа, со временем обретя какую-то непонятную для него самого связь. И каждый раз, когда он видел во сне этот ковер из своего далекого детства, неизменно что-то происходило и, как правило, не особо приятное.

На сей раз он видел его воочию. И это не придавало ему оптимизма. Повернув голову, Вагиф посмотрел по сторонам. Он находился в небольшой комнатушке с несколько необычной обстановкой. Посередине ее стоял наспех сбитый стол с разномастными ножками и, как потом выяснилось, даже не одинаковой длины. Вокруг стола стояли три ящика защитного цвета, очень напоминающие ящики из-под снарядов.

Сам он лежал на своеобразном топчане — это были все те же ящики, сбитые между собой и покрытые грубошерстным покрывалом темно-серого цвета, от которого к тому же несколько специфически попахивало, что явно не способствовало объективному восприятию окружающей обстановки.

Он не был связан. Нестерпимо болело левое плечо. Повернув голову, Вагиф разглядел на стуле, стоящем недалеко от топчана, лекарства в ярких упаковках и какую-то потрепанную книжку в мягком глянцевом переплете. Ног он не чувствовал, лишь попытавшись повернуться на бок, неожиданно ощутил нарастающую боль в правом бедре. Она жаркой волной накатила вдруг на него, и Вагиф, не выдержав, громко застонал.

Уже почти теряя сознание, он увидел, как распахнулась дверь и в комнату вошли двое мужчин в одинаковых куртках защитного цвета. Оба небритые, с автоматами «Калашникова» в руках. Один из них, помоложе, что-то проговорил на очень знакомом языке другому, постарше, и тот, согласно кивнув, подошел к стулу с лекарствами. Взяв одноразовый шприц и какую-то ампулу, он поспешно закатал рукав на правой руке Вагифа и почти безболезненно сделал укол. Явно чувствовалась сноровка профессионала.

Сразу после укола боль в ноге исчезла. Стало необычно легко и свободно. Было такое ощущение, что тело неожиданно сделалось невесомым. Уже закрывая тяжелые веки, Вагиф вдруг понял, на каком языке говорили эти двое. Они говорили на курдском с явной примесью некоторых турецких слов.

Второе пробуждение было не столь коротким, как первое. Вагиф пришел в себя, судя по всему, уже под вечер. Рядом с ним сидел молодой парень лет двадцати, что-то сосредоточенно читающий при тусклом свете газового фонаря. Он был в темном свитере грубой вязки и защитного цвета штанах. На столе лежала куртка, а рядом с ней автомат и сумка на длинном кожаном ремне.

В комнате вкусно пахло овечьим сыром и домашним хлебом. Слегка повернув голову, Вагиф заметил на столе несколько бутербродов, лежащих на белой матерчатой салфетке. Парень увлеченно читал книгу, даже не заметив, что пленник пришел в себя. Посмотрев на обложку, Вагиф с удивлением прочел название на английском языке. Это был учебник по экономике.

Тяжело ворочая непослушным языком, Вагиф попросил напиться. Свою просьбу он произнес на английском. Услышав рядом голос, парень вначале опешил, но потом, поняв, что это сказал лежащий незнакомец, поспешно отложил книгу в сторону и вышел из комнаты. Вернулся он буквально через минуту, но уже не один. С ним был тот самый мужчина, который так ловко сделал Вагифу укол.

Они принесли с собой пузатый глиняный кувшин и стакан необычного желтоватого цвета. Внимательно взглянув на раненого, мужчина постарше не спеша налил из кувшина в стакан белой пахучей жидкости и протянул его Вагифу. С трудом выпростав из-под одеяла правую руку, Вагиф взял стакан и медленно, боясь расплескать содержимое, поднес стакан к губам. В нем оказался хорошо знакомый еще с детства напиток. Когда-то давно его бабушка часто готовила ему нечто похожее, смешивая полстакана воды с густым мацони, не забыв при этом посолить.

Нечто подобное он пил и сейчас, правда, приготовленное не заботливыми руками его бабушки и далеко от родного дома. Это тоже, наряду с воспоминаниями о ковре, неприятно поразило его, невольно заставив подумать о какой-то предопределенности последних событий с непонятным ему пока внутренним смыслом. Допив, Вагиф тяжело вздохнул и откинулся на подушку, с трудом удержав в руке ставший вдруг сразу тяжелым пустой стакан. Глаза как-то сами собой закрылись. Спать не хотелось, просто ему было лучше с закрытыми глазами.

Он не видел, как комнату покинул мужчина, что-то вполголоса сказав парню, и как его молодой охранник, обреченно вздохнув, занял свое место у стола и, открыв книгу, стал сосредоточенно изучать премудрости экономики. Вагиф не знал курдского языка, хотя когда-то из чистого любопытства просмотрел учебники по нескольким восточным языкам. Это было тогда, когда многие из его сокурсников на курсах спецшколы КГБ, ознакомившись с новыми методами изучения иностранных языков, неожиданно воспылали желанием стать полиглотами.

У большинства, конечно, ничего не получилось, и они со временем об этом забыли, кое у кого дело пошло, и даже неплохо. А у Вагифа, как он ни старался, так и не прорезались феноменальные способности к языкам. Он как знал три языка — русский, азербайджанский и английский, так этим и ограничился. Правда, он неплохо владел еще турецким, но этот язык с большой натяжкой можно было назвать иностранным, поскольку он был очень близок его родному, азербайджанскому. Что касается других языков, они ему явно не давались, несмотря на все его героические усилия и самые современные методы изучения.

Но нет, как говорится, худа без добра. Время, потраченное им на изучение восточных языков, не оказалось потерянным даром. Во всяком случае безошибочно определить, на каком языке говорят, а если уж очень постараться, то и сказать пару-тройку слов на нем он все-таки мог.

— Вас интересует экономика? — тихо спросил он по-английски, слегка приоткрыв глаза.

— Вам не надо говорить, вы еще слишком слабы, — так же тихо ответил парень на английском, но с ужасным и совершенно непонятным акцентом.

— Вас заботит мое самочувствие или вам не разрешено со мной говорить? — задал второй вопрос Вагиф.

— Меня волнует только ваше состояние. Что же касается того, говорить мне с вами или нет, это я решаю сам, — несколько обиженно сказал молодой человек, захлопнув книгу.

— Тогда ответьте мне, где я нахожусь?

— Вы находитесь на секретной базе борцов за справедливое дело курдского народа, — гордо произнес парень, слегка повысив голос.

— Понятно. Тогда, может быть, вы мне скажете, каким образом на этой базе оказался я, а?

— На этот вопрос я ответить не могу, это военная тайна, — несколько смущенно проговорил молодой человек, рывком открыв свою книгу.

— Ну, хорошо, это тайна, но ответить на вопрос, осматривал меня врач или нет, вы можете?

— На этот могу, — облегченно вздохнув, ответил парень. — Вас осматривал наш врач. А у нас прекрасный врач. Правда, операцию делали другие, они прилетели сюда на вертолете. Они же и оставили все эти лекарства, но после операции за вашим состоянием следил уже наш врач.

— А кто привез этих врачей и на каком вертолете они прилетели?

— Их привез один незнакомый высокий мужчина, который совсем недавно стал появляться у нас в лагере. А прилетели они на военном вертолете.

— На турецком?

— Зачем на турецком? — с плохо скрываемой обидой ответил парень. — Здесь турецкие вертолеты не летают. Они прилетели на американском.

— И тот мужчина был американцем?

— Я этого не говорил. Я только сказал, что он привез врачей, которые сделали вам операцию и извлекли три пули. Самый главный из них еще хвалился, что они провели уникальную операцию, а другой сказал, что на девяносто процентов успех операции был предрешен вашими физическими данными. У вас оказалось очень крепкое сердце. Что же касается того, кто их привез, то он говорил на английском хуже меня, а потом я сам слышал, как кто-то из наших сказал, что он хитрая русская лиса и ему доверять нельзя.