— М-да, только и произнес Вагиф, опускаясь в расшатанное кресло.
— Чем могу быть вам полезен? — вдруг послышался тот же самый голос, и в дверях наконец появился ученый.
Вагиф кратко объяснил ему цель своего прихода. Тот внимательно выслушал, а потом улыбнулся и вдруг заявил, что необходимые документы у него дома. Потом, все так же улыбаясь, предложил заехать за ними к нему домой после шести вечера. Вагиф почувствовал, что начинает закипать. Рауф, поняв это, разрядил ситуацию шуткой и вежливо, но настойчиво еще раз объяснил цель их прихода.
Наконец ученый соизволил объясниться. Оказалось, что все равно раньше шести эти чертовы документы никак не получить. Ему необходимо кое-что еще дописать, после чего он сможет передать им бумаги, в противном случае они не представляют для них интереса.
Вагиф хотел оставить с ним Рауфа, но тот, почувствовав это, так проникновенно посмотрел на него, что Вагиф скрепя сердце согласился на предложение ученого заехать к нему домой. Еще раз напомнив служителю науки об ответственности, они покинули эту странную лабораторию.
С момента их первой встречи с остальными сотрудниками прошло более полутора часов. Посмотрев на часы, Вагиф предложил Рауфу, сидящему за рулем, вернуться в дом Зары. Вполне возможно, что к этому времени могла поступить первая информация от агентуры. Предчувствие его не обмануло, кое-что их уже ожидало. Сотрудники, которых привел Рауф, работали виртуозно. Большей оперативности трудно было ожидать.
Полученные сведения представляли несомненный интерес. Из более чем десятка донесений становилось ясно, что происшедшее явилось неожиданностью даже для большинства лидеров оппозиции. Более того, они сами были напуганы тем, что произошло в городе. Здесь необходимо кое-что пояснить. Среди так называемых новых лидеров оппозиции были такие, которые очень часто разглагольствовали о необходимости покарать врага и так далее. Но в большинстве случаев это был лишь своеобразный политический трюк. Они хотели оттеснить лидеров из числа интеллигенции, больше склонявшихся в сторону взвешенных решений, и, играя на чувствах и эмоциях народа, перехватить инициативу, стать во главе оппозиции. Как правило, они нередко перегибали палку. Но одно дело — говорить, а другое — действовать. Многие еще помнили методы успокоения, которыми мастерски владели силовые институты Союза. Поэтому создать видимость каких-то вооруженных отрядов, натужно призывать к немедленному развалу СССР — на это они еще были способны, но организовать в городе то, что произошло в середине января, они при всем своем желании не могли, во всяком случае тогда не могли.
Более того, по свидетельству многих очевидцев, с некоторыми не в меру смелыми лидерами случались чуть ли не истерики, когда им докладывали о том, что творится в городе. Один из них, выпив с горя лишка, с ужасом кричал, что его подставили, обещали помочь, а спровоцировали никому ненужную бойню. А всю ответственность потом свалят на него.
По информации ряда агентов, в толпе возбужденных горожан часто появлялись странные люди, призывающие к насилию. Некоторые из этих людей были известны сотрудникам комитета. Будучи, как правило, выходцами из Южного Азербайджана, они работали на некоторые западные разведки. Никаких хорошо организованных, а тем более вооруженных групп в городе практически не было, хотя оружие как таковое имелось. Чаще всего им бахвалились подвыпившие юнцы, вовсе не собиравшиеся с помощью его отстаивать какие-нибудь идеалы. Явно ощущалось, что у этих людей нет единого, хорошо организованного центра. Все это, за исключением трагедии, происшедшей с армянским населением города, больше напоминало какой-то дьявольский фарс, организованный кем-то со стороны, в котором все — и трагедия с армянами, и вызывающе воинственные призывы, и автоматы «Калашникова», в большинстве своем из школьных арсеналов с продырявленными стволами и без патронов — должно было создать видимость чего-то серьезного, неотвратимого, преступного. Чтобы иметь в дальнейшем серьезные основания для наказания, чтобы другим было неповадно.
По свидетельству одного из сотрудников ГАИ, он заметил, как к группе молодых парней, вольготно расположивших недалеко от сквера, подъехала машина, полная продуктов и водки, которые оперативно передали этим защитникам свободы. Поехав за ними, он вышел на небольшой магазин, где ему на вопрос, куда только что был отправлен груз, вызывающе ответили, что за все уплачено и пусть он вообще лучше убирается, а то ему даже погоны не помогут. В другом месте тот же сотрудник милиции видел, как бесплатно раздавалась анаша.
Все эти факты невольно подтверждали слова Полковника, охарактеризовавшего происшедшее в Баку как последнее, самое кровавое звено единой цепи, которую кто-то цепко держал в своих преступных руках.
К пяти часам вечера была собрана информация как от агентуры, так и от самих сотрудников, ведущих непосредственное наблюдение за развитием событий в городе. Картина в целом была ясна. Силовые институты, привыкшие к беспрекословному подчинению верхам и хорошо прочувствовавшие на собственной шкуре, что значит ослушаться и, не дай бог, проявить инициативу, на все запросы получали уклончивые ответы. И только на один вопрос ответ был вполне однозначен: не вмешиваться это функция другого министерства. МВД кивало на КГБ а тот, в свою очередь перекладывал всю ответственность на армию, и так до бесконечности. Руководители соответствующих республиканских ведомств, вскормленные той же самой системой и хорошо усвоившие на всю оставшуюся жизнь, что вперед батьки лезть в пекло небезопасно, отсиживались в стороне, соблюдая раз и навсегда принятые правила игры. А в городе все это время происходило то, что в цивилизованных странах называют массовыми беспорядками, и никто не пытался их остановить, хотя в городе к тому времени находились двенадцать тысяч солдат внутренних войск, которые могли взять ситуацию под контроль.
Но кто-то точно так же, как и в Сумгаите, был в этом очень не заинтересован, и город продолжал балансировать между беспределом и порядком, постепенно, в силу определенной инерции, склоняясь к обычному ритму жизни мирного города. Но, естественно, преодолеть ту заветную черту ему уже не позволили бы. Это явственно ощущалось, это само собой вытекало из внутренней логики всего происшедшего.
— У нас с Рауфом есть кое-какое дело в городе — медленно начал Вагиф, когда в столовой собрались все девять человек. Очевидно, ближе к ночи в город введут войска. Я не знаю, как сложатся обстоятельства, но вполне возможно, что нам придется действовать автономно. Поэтому мне кажется, что наша основная задача — не допустить каких-либо провокаций со стороны этих таинственных подстрекателей, чтобы не вызвать на ответные действия армию. Это сейчас самое главное.
Электрические часы на стене показывали ровно полшестого.
ГЛАВА 11
Ученый жил недалеко от железнодорожного вокзала в старом трехэтажном доме с неприглядным захламленным двором, частично заваленным стройматериалами: песком мешками с цементом, строительным камнем. Кто-то из жителей дома, очевидно, собрался сделать у себя в квартире капитальный ремонт. Остановив машину у металлических ворот, Вагиф с Рауфом быстро прошли во двор и обогнув горку песка, вошли в подъезд.
Поднявшись по лестнице наверх, они оказались на лестничной площадке, сплошь уставленной с правой стороны бочками с раствором, прогнившими досками и сваленным в кучу старым кафелем. Ученый жил в квартире слева. Подойдя к двери, Вагиф уже хотел нажать на кнопку звонка, как вдруг неожиданно заметил, что она чуть-чуть приоткрыта. Сделав Рауфу знак, он бесшумно отошел в сторону.
Рауф, вытащив пистолет, занял позицию справа от двери, встав позади двух металлических бочек, поставленных друг на друга. За дверью было тихо. Осторожно приоткрыв ее, Вагиф бесшумно проскользнул внутрь. Через секунду за ним последовал и Рауф. В коридоре было темно, лишь в конце его виднелась слегка приоткрытая дверь комнаты, из который падал скупой свет, высвечивая небольшой квадратик на полу.