Спустившись вниз, Вагиф тут же, в небольшом баре на первом этаже, купил несколько бутербродов с ветчиной и пиво. Поднявшись к себе, он перекусил, а потом позвонил по номеру, который ему дал Алексей Васильевич.
Трубку взяли сразу же. У Вагифа невольно мелькнула мысль, что его звонка ждали. Представившись, он передал привет от старого друга, как было условлено, и договорился о встрече. Встреча была назначена в небольшом ресторанчике в семь часов вечера.
После телефонного разговора, длившегося не более тридцати секунд, он оделся и спустился вниз. В Лондоне он был впервые. Будучи наслышанным о двухэтажных автобусах и специфических старомодных лондонских такси черного цвета, он не особенно удивился, увидев все это воочию. Куда больше удивило его другое. Пройдя несколько десятков шагов, он, к своему удивлению, увидел вдруг турка, продававшего нечто напоминающее хорошо прожаренную отбивную, вложенную в разрезанную пополам булку.
Это напомнило ему Баку, и он невольно улыбнулся. Прогуливаясь по улицам Лондона, Вагиф не забывал внимательно следить за прохожими, пытаясь вычислить возможный «хвост». Но все было чисто.
Погуляв часа полтора, он пошел к ресторану, где должна была состояться встреча. К слову сказать, ресторан находился в нескольких минутах ходьбы от его гостиницы, но Вагиф сделал довольно большой крюк по городу, чтобы удостовериться в отсутствии слежки.
Ровно без десяти семь он подошел у ресторану. Это было небольшое заведение, как потом оказалось, с неплохой кухней. В отличие от других подобных ресторанов этот обладал одним существенным преимуществом: будучи расположенным недалеко от торгового центра, он не имел постоянной клиентуры. Поэтому появление нового клиента было вполне естественным и не вызывало ни малейшего интереса.
В ресторане Вагифа уже ждали. За столиком у окна, к которому он направился, сидел мужчина средних лет в строгом темном костюме. Поздоровавшись, Вагиф сел за стол и, улыбнувшись, представился.
Мужчина, назвавший себя Джорджем Лестерном, вежливо пододвинул ему меню и, откинувшись на спинку стула, окинул Вагифа оценивающим взглядом. Очевидно, он несколько иначе представлял себе доверенное лицо Алексея Васильевича.
— Как в Москве, холодно? — несколько чопорно начал Лестерн, выдержав небольшую паузу.
— Холодновато, — дипломатично ответил Вагиф, невольно опять улыбнувшись.
Обслужили их быстро. Вагиф не успел раскурить ароматную сигарету, предложенную ему Лестерном, как стол был уже полностью сервирован. Джордж неплохо разбирался в английской кухне. Все заказанные им блюда были приготовлены отменно, хотя на вкус Вагифа им не хватало остроты.
О деле они не говорили, ограничившись общими фразами о погоде, спорте, политике. Лишь за кофе Лестерн перешел к основной теме разговора. Он начал издалека. Вспомнив прошлое и осторожно прощупав Вагифа, насколько тот информирован о их совместной деятельности с Алексеем Васильевичем в Риме, Лестерн очень аккуратно задал ряд кратких вопросов. Суть их заключалась в следующем: знал ли кто-нибудь в спецслужбах Союза об их теории сдерживания, к которой они независимо друг от друга пришли еще в конце шестидесятых?
Дело в том, что перед вылетом Алексей Васильевич кое-что рассказал Вагифу. И, в частности, поведал о том, как он познакомился с Джорджем. Все это произошло сразу после войны с Ираком. Рим бурлил. Никогда этот вечный город не видел такого множества сотрудников спецслужб всего мира, как в то лето.
И вот однажды Алексею Васильевичу попал документ, из которого следовало, что некая террористическая группа собирается произвести взрыв в районе, где жили американцы. Непосредственно сотрудники советской резидентуры не принимали в этом никакого участия, но опосредованно все-таки были замешаны, поскольку террористы просили пластиковую взрывчатку чехословацкого производства. А по негласному распоряжению партийного руководства любое «национально-освободительное» движение нуждалось в поддержке. Даже такое, с явным элементом бессмысленного насилия.
Алексей Васильевич, в то время один из ответственных работников советской резидентуры в Риме, не мог не выполнить предписаний партии и правительства, которые по сути дела являлись приказом, и передал эту дьявольскую взрывчатку. Но прежде, будучи человеком порядочным, нашел в себе мужество и съездил в тот район. Удостоверившись, что в доме живут сугубо гражданские люди, он вышел на офицера американской разведки и предупредил его. Взрыв произошел, но людей к тому времени в доме не оказалось. А офицером этим и был Джордж Лестерн.
Чуть позднее Джордж вернул «должок», предупредив, что другая террористическая группа готовит операцию по захвату в заложники детей сотрудников советского посольства. Цель акции — потребовать разрешение на выезд из Союза одного диссидента, который к тому времени и так уже получил визу.
А позже они как-то встретились более капитально, результатом этой встречи и явилась их легендарная теория сдерживания, если не считать такой мелочи, как несколько опустошенных бутылок водки и виски. Суть теории вкратце заключалась в следующем. Обостряющиеся противоречия во всем мире породили уйму террористических групп различного толка, которых независимо от провозглашенных ими идей объединяло одно — ставка на насилие.
Спецслужбы разных стран, выполняя поручения своих правительств, может, и не высказываемые открыто, нередко помогали этим группам, создавая ситуацию, близкую к всеобщему хаосу. Упование на здравый смысл оказалось иллюзией. Даже умные политики, желая сохранить власть, шли иной раз на такие шаги, которые могли взорвать мир.
Так вот, Алексей Васильевич и Джордж Лестерн пришли к тому, что профессионалы должны договориться и, не изменяя интересам своих стран, не позволить расползтись по миру чуме двадцатого века — терроризму, какую бы личину он ни принимал. Поскольку, считали они, как только пытаются достигнуть цели с помощью терроризма, сама цель превращается в антигуманную, бесчеловечную.
Об их контактах никто не знал, да и контактов-то за двадцать лет было не более двух-трех. А потом Алексей Васильевич перешел в другое управление и уже не мог выезжать за границу. Сам же Лестерн занимался несколько иными проблемами, а не так давно вообще покинул службу. Правда, напоследок сильно переругался с руководством. Как позже узнал Алексей Васильевич — из-за чересчур «гибкого» подхода к проблеме Ирака. Так что идея, по сути дела, была всего лишь заявлена, не более того. Вот все, что знал о теории сдерживания Вагиф.
Лестерн невольно вызывал уважение. Работал он виртуозно. Его вопросы на первый взгляд были просты и безобидны, но только на первый взгляд. Будучи знакомым с системой ведения композиционного допроса, Вагиф прекрасно сознавал, что из его малозначащих ответов при правильном построении системы опроса можно получить вполне конкретные сведения по интересующим вопросам.
Техникой «выуживания необходимой информации» Лестерн владел мастерски. Нечто подобное преподавалось и в спецшколах Союза, но советская техника была несколько грубее, больше рассчитана на определенный прессинг. Лестерн же делал все как бы шутя, играючи, ловя собеседника на еле уловимых, сугубо эмоциональных особенностях, не забывая при этом сглаживать невольно возникающие шероховатости хорошей шуткой. И к концу беседы у них установилось полное взаимопонимание.
— Видите ли, это болезнь, — произнес Лестерн, наполнив в очередной раз рюмки коньяком, — которая вездесуща. Она не зависит от идеологии, правительства, народа, она сама по себе, она универсальна.
Первый признак этой болезни в вашей стране стал заметен в момент развязывания войны в Афганистане. Я не спорю, у Союза могли быть вполне обоснованные причины для несогласия с некоторыми решениями руководства соседней страны. Я хочу лишь обратить внимание на метод воздействия — военное вмешательство.
Опасность усугублялась тем, что в вашей стране назревал кризис. И ваше руководство, сделав первый шаг в Афганистане, ради «закручивания гаек» могло сделать второй шаг еще где-нибудь. Чтобы переключить внимание народа с внутренних проблем на внешние. Свалить все свои неудачи на так называемого внешнего врага.