– Это было нормально, они проиграли войну.

– Как мы на этот раз.

К мадам Трийо Франсуа Тавернье вернулся поздно вечером, крепко выпив. Она ждала его за вязанием на кухне.

– Мадам Трийо, пожалуй, я слишком основательно отметил наше поражение. Не каждый день удается стать свидетелем подобной выволочки… Германия, мадам, хотите, я вам скажу?… Германия – великая страна, а Гитлер – великий человек. Да здравствует Германия! Да здравствует Гитлер!

– Замолчите же, вы весь квартал переполошите, – заставляя его сесть, говорила она. – Уверена, вы так ничего и не ели целый день. Съеште-ка тарелку капустного супа. Ничто так не преображает человека.

– Вы чудесная женщина, мадам Трийо, но Германия, поверьте мне…

– Да, знаю, великая страна. Ешьте ваш суп, он остывает.

Проглотив последнюю ложку, он рухнул головой на стол. Хозяйка тихо убрада тарелку.

– Бедный малый, – прошептала она, гася в комнате свет.

Спустившись на другой день утром на кухню, мадам Трийо застала Франсуа Тавернье свежевыбритым и причесанным за приготовлением кофе.

– Здравствуйте, мадам. Вы встали слишком рано, я надеялся сделать вам сюрприз, приготовив завтрак. Сегодня утром я раздобыл молока, масла, свежего хлеба.

– Здравствуйте, месье. Как вам это удалось?

– Вчера, совершая обход кафе Монморийона, я приобрел друзей. Мне досадно за вчерашнюю ночь. Вы меня простите?

– Не будем об этом говорить. Все забыто. Уверена, мой покойный муж тоже напился бы.

– Спасибо, мадам. А как больная?

– Много лучше. Этой женщине нужны лишь покой и отдых.

– Давайте поедим. Кофе уже готов. Сегодня зайду в мэрию, попытаюсь разузнать, где мой полк. В крайнем случае, вернусь в Париж.

– Вы оставите этих двух дам одних?

– Мадемуазель Дельмас вполне способна обойтись без меня. Вчера телефонной связи не было. Может, сегодня ее восстановят. Тогда я позвоню ее родным, чтобы их успокоить. И не могли бы вы назвать мне магазин, где бы я мог купить белье, рубашки и костюм?

– Выбор не богат. Загляните к Рошону или Гийонно. Первый магазин находится на площади у крытого рынка, второй – на углу большой улицы и бульвара.

– Еще один вопрос. Не знаете ли вы квартиры или дома, который можно было бы снять для моих друзей?

– Сейчас нет ничего. Первые беженцы заняли то немногое, что имелось. Но через несколько дней будет видно. Люди уже поговаривают о возвращении домой. А пока обе дамы могут оставаться здесь.

– С вашей стороны это более чем любезно. Но ведь вы сами остались без спальни!

– Ба! В моем возрасте не требуется много сна. Мне хватает и матраса где-нибудь в углу.

– Молодеешь душой, встречая таких людей, как вы.

– Здравствуйте, – сказала Леа, входя в комнату, лицо у нее было заспанным и волосы всклокочены.

– Здравствуйте, малышка. Хорошо спали?

– Не очень. Камилла всю ночь была неспокойна.

– Как она сегодня? – спросил Франсуа.

– Думаю, неплохо, раз ей захотелось поесть.

– Добрый знак. Я сама отнесу ей поднос с завтраком, – сказала мадам Трийо, вставая.

Франсуа тоже поднялся:

– Не беспокойтесь, мадам. Я о ней позабочусь.

Он ловко расставил на неуклюжем деревянном подносе красивую фарфоровую чашку, корзиночку с ломтиками хлеба, масло, сахар и варенье. А в качестве добавки взял миску черешни, полную до краев, и розу из синей вазы. Довольный собой, он показал поднос женщинам.

– Правда, неплохо?

– Великолепно, – подтвердила мадам Трийо.

– И вы считаете, что она все эго съест? – съязвила Леа.

– Вы забыли молоко и кофе, – заметила хозяйка, ставя на поднос небольшой молочник и объемистый кофейник.

– В роли горничной я еще не очень хорош.

На кухне Леа небрежно лущила стручки гороха под лукавым взглядом хозяйки и откровенно восторженным ее прыщавого кузена.

– Не ждите меня к обеду, – сказал, входя, Франсуа. – Перекушу в городе.

– Вы куда?

– Поищу мастерскую для машины, загляну в мэрию, куплю одежду, позвоню вашим родителям и месье д'Аржила.

– Я отправлюсь с вами, – оставляя стручки, воскликнула Леа.

– Вы еще не готовы. Если хотите, присоединитесь ко мне на почте.

– Но…

Его уже не было. Леа снова села и принялась с ожесточением лущить горох.

Вернувшись около пяти вечера в темно-синем костюме сомнительного покроя, он застал Леа за глаженьем платья. Она слушала радио.

– Где вы пропадали? Я искала вас повсюду.

– Плохо искали! Городок невелик. Три часа я провел на почте, пытаясь дозвониться в Париж, а потом вашим родителям. Мне удалось их поймать, но очень быстро нас прервали.

– Как они поживают? – заволновалась Леа, поставив утюг.

– Вроде бы неплохо. Они тревожились из-за вас. Я их успокоил.

– Как бы мне хотелось поговорить с мамой!

– Попробуем завтра позвонить от доктора Рулана. Выходя с почты, я его встретил, и он любезно предложил воспользоваться его телефоном. Вам не кажется, что чем-то странно пахнет?

– Черт! Это из-за вас…

От такого нахальства Франсуа рассмеялся.

– Что передавали по радио? – крутя ручки, спросил он.

– Ничего, такая скука! Даже хорошей музыки не было. Посмотрите на мое платье! Что мне теперь делать?

– Там, где прогорело, вы можете нашить карманы.

– А это мысль! – весело проговорила Леа. – Но у меня нет подходящей ткани, – с досадой добавила она.

– Платье белое. Сделайте карманы из цветной материи и подберите в тон пуговицы.

Леа удивленно на него посмотрела.

– Совсем не глупо. Я и не догадывалась, что вы интересуетесь модой.

– Я всем интересуюсь. Не то что вы.

– Что вы хотите этим сказать?

– Вот вы даже не заметили, что я одет по последней моде Монморийона.

Окинув его безразличным взглядом, она ответила:

– А вам к лицу.

– Благодарю. Из ваших уст этот комплимент меня трогает.

– Перестаньте крутить эти ручки.

– Ищу лондонское радио, чтобы узнать, как идет война. Может, англичане осведомлены лучше нас.

"Говорит Лондон. К вам обращается генерал де Голль…"

– Кто такой этот генерал де Голль? – спросила Леа.

– Помолчите. Потом расскажу.

"Военачальники, много лет стоявшие во главе французских армий, образовали правительство. Ссылаясь на поражение наших армий, это правительство вступило в сношения с врагом, чтобы остановить сражение.

Конечно, нас захлестнула и захлестывает сила сухопутной и воздушной техники противника. Значительно больше, чем численностью, наши военачальники были ошеломлены танками, самолетами, тактикой немцев, причем до такой степени, что оказались в том положении, в котором сейчас и находятся.

Но сказано ли последнее слово? Должна ли исчезнуть надежда? Окончательно ли поражение? Нет!

Поверьте мне, мне, говорящему с вами со знанием дела и уверяющему вас, что для Франции ничто не потеряно. Те же средства, которые нанесли нам поражение, могут однажды обеспечить нам победу, ибо Франция не одинока! Она не одна! Она не одна! За ней стоит обширная империя. Она может сплотиться с Британской империей, которая удерживает моря и продолжает борьбу. Она может, как и Англия, без ограничений использовать гигантскую промышленность Соединенных Штатов.

Эта война не ограничивается несчастной территорией нашей страны. Не битва во Франции решит ее исход. Эта война – война мировая. И каковы бы ни были все ошибки, все упущения, все страдания, в мире имеются необходимые средства, чтобы однажды сокрушить наших врагов. Сегодня мы раздавлены технической мощью, но в будущем сможем победить сами благодаря превосходящей технической мощи. В этом судьба мира.

Я, генерал де Голль, приглашаю французских офицеров и солдат, находящихся на британской территории или намеревающихся прибыть туда со своим оружием, я приглашаю французских инженеров и рабочих, специалистов военной промышленности, находящихся на британской территории или намеревающихся прибыть туда, связаться со мной в Лондоне. Что бы ни случилось, пламя французского сопротивления не должно угаснуть, оно не угаснет.