– Огромное спасибо, до свидания.

Она вскочила в поезд, когда тот уже отходил от перрона. Свободных мест не было. Она стояла в тамбуре, глядя, как мимо проносятся пригороды Бордо с их заводами, огороды железнодорожников, поля, деревни, полустанки. Она пыталась подвести итог этого суматошного дня и упрекнула себя в неосторожности. Не повлечет ли за собой ее поведение цепочки катастроф? С кем об этом поговорить, кому довериться? К девяти вечера поезд прибыл в Лангон.

– Моя бесценная, ты так нас напугала! Где ты пропадала? – прижимая Леа к груди, воскликнул Пьер Дельмас.

При ее появлении вся семья, собравшаяся в гостиной послушать игру Франсуазы, поднялась. Напряженно смотрела на нее сияющими глазами Камилла. Руфь энергично высморкалась, маленькие пухленькие ручки Лизы подрагивали. Альбертина откашлялась, Бернадетта громко облегченно вздохнула, Франсуаза нахмурила брови. Одна Лаура продолжала перелистывать книгу.

– Мне захотелось повидать дядю Адриана в Бордо.

– В Бордо, когда там эти боши! – воскликнула Бушардо.

– Тетушка, перестаньте называть немцев бошами. Им это не нравится, – сказала Франсуаза с раздражением, которое показалось Леа чрезмерным.

– Боши, они и есть боши, мадемуазель. Бошами я их и буду называть.

Франсуаза пожала плечами.

– Почему ты мне не сказала, что хочешь повидать дядю? Поехали бы вместе. И твоя мать была бы счастлива с ним встретиться.

В комнате воцарилось неловкое молчание. Леа удивленно, с душевной болью, посмотрела на отца. Бедный отец, как он сдал! Он выглядел хрупким, на его лице временами возникало почти детское выражение. Он, по натуре своей защитник, производил теперь впечатление человека, нуждающегося в опоре.

– Извини меня, папочка.

– Прошу тебя, дорогая, больше так не поступай. Я очень тревожился. Ты видела дядю?

– Нет, его не оказалось в монастыре.

– Его не было и на похоронах Изабеллы, – пробурчала Бушардо.

– Ты не ужинала и, наверное, проголодалась, – сказала Камилла. – Сейчас я тебе что-нибудь приготовлю. Ты не пройдешь на кухню?

Леа проследовала за Камиллой. Та открыла погреб, чтобы достать яиц.

– Омлет тебя устроит?

– Прекрасно, – усаживаясь за большой стол, ответила Леа.

– Итак? – спросила Камилла, разбивая яйца над мисочкой.

– В Лангоне у младшего лейтенанта проблем не было. В Бордо, думаю, тоже. На Сен-Жанском вокзале встретила Рафаэля Маля. Помнишь, я тебе о нем рассказывала? Я с ним пообедала. Насколько я поняла из его слов, дядя Адриан вполне может быть тем самым доминиканцем.

– Меня это нисколько не удивляет, – сказала, бросая на сковородку тончайший кусочек масла, Камилла.

– Не понимаю. Разве не следует подчиняться указаниям маршала Петена? Разве он не спаситель Франции, отец всех французов, как говорят тетя Лиза и тетя Бернадетта?

– Я и сама не знаю. И все же думаю, долг каждого француза – бороться с врагом.

– Как? Чего ты хочешь? Что мы можем предпринять?

– Еще сама не представляю. Но выясню. Ешь, – поставила она омлет перед Леа.

– Спасибо.

– Скоро сбор винограда. Твой отец об этом совсем не вспоминает.

– Верно. Я и сама забыла. Завтра с ним поговорю.

Она молча продолжала есть.

– Тебе не кажется, что последнее время папа стал каким-то странным?

Из-за нехватки рабочих рук для сбора винограда часть урожая была потеряна. Так получилось потому, что, хотя все обитатели Монтийяка участвовали в сборе, женщины, не привычные к труду на винограднике, несмотря на все свое желание, были слишком медлительны и неловки. Только Леа и Руфь сделали немало. Состояние здоровья не позволило Камилле принять участие в работах, и она помогала старой Сидони и мадам Файяр возить тележку, в которую запрягали двух волов, и готовить еду.

Леа пришлось взять в свои руки организацию работ, ибо Пьер Дельмас проявил полнейшее равнодушие к делу. И мастер-винодел Файяр, давно не получавший известий о сыне, не проявил обычной работоспособности. Сам оказавшийся в Белых Скалах в тяжелейшем положении, месье д'Аржила мог лишь давать советы.

Несмотря на просьбу Франсуазы, Леа гордо отвергла помощь, предложенную ей немцами – "жильцами", и в бессильном гневе наблюдала, как гибнет на лозах виноград.

В ту осень 1940 года все шло скверно. Вместе с Руфью она объездила окрестные деревни с намерением приобрести свиней, цыплят, кроликов, уток. Им удалось привезти нескольких жалких цыплят, из которых добрая половина издохла, и поросенка, прокормить которого стоило весьма недешево.

Леа не разбиралась в финансовом положении семьи. Она всегда считала, что ее родители богаты. Отец сообщил ей, что большая часть их состояния находится на островах, а некоторые сделанные перед войной капиталовложения оказались разорительными.

– Значит, у нас больше нет денег? – недоверчиво спросила Леа.

– Да, – ответил отец. – За исключением доходов от жилого дома в Бордо.

– И сколько он приносит в месяц?

– Не знаю. Спроси у матери, она этим занимается.

"Спроси у матери…" Как часто слышала она эти слова? Много раз в день, как ей казалось. Сначала она не обращала на них особого внимания, была только боль, которую они вызывали. Но чем больше проходило времени, тем сильнее ощущала она страх, о котором не решалась говорить. Впрочем, все в доме испытывали то же самое чувство. Однажды Леа, набравшись храбрости, затронула этот вопрос в беседе с доктором Бланшаром, приехавшим для очередного осмотра Камиллы.

– Знаю. Недавно я прописал ему лечение. Надо потерпеть, он все еще не пришел в себя.

– У меня создалось впечатление, что ему все хуже и хуже. У него совершенно отсутствующий вид. Мне страшно.

– Ну же, не падайте духом. Вы и Руфь – единственные в доме ответственные люди. Я не рассчитываю на Камиллу, она скоро сможет вернуться в Белые Скалы.

– Уже?

– Разве вы не рады? А мне казалось, что она вам изрядно надоела.

Леа раздраженно передернула плечами.

– Совсем нет, Камилла здесь очень полезна. Да я и Лорану обещала приглядывать за ней.

– У вас есть от него известия?

– Да, письмо в двадцать пять строк, в котором он сообщил, что чувствует себя неплохо, и просил прислать ему обувь, белье и табак. Вчера мы отправили ему посылку. Изрядно намучились с башмаками. Их раздобыла Франсуаза. Она так и не захотела сказать, где нашла великолепные ботинки на каучуке.

Рождество 1940 года было для обитателей Монтийяка одним из самых горьких.

Тремя неделями раньше они похоронили месье д’Аржила, скончавшегося во сне от болезни, о серьезности которой никто из его близких не подозревал. Как он сам и предсказывал, Раймон д'Аржила умер, так и не увидев сына. При известии о смерти лучшего друга Пьер Дельмас на много дней впал в подавленное состояние. Всеми необходимыми формальностями пришлось заниматься Леа. Она написала Лорану, чтобы сообщить ему горькую новость, а также спросить, как быть с поместьем. По этому поводу у нее вспыхнул бурный спор с Франсуазой, которую она упрекала в том, что та не занимается домашними делами, думая только о своем госпитале, в то время как семья в ней нуждается.

– Я занимаюсь домом не меньше, чем ты. Кто приносит мясо, когда его невозможно найти? А масло? А сахар и двадцать мешков угля? Может, ты? Если бы я продолжала тянуть здесь хомут, как ты, у нас нечего было бы есть.

И это было правдой, Франсуаза не преувеличивала. Не будь Франсуазы, семье пришлось бы ограничиться похлебкой из брюквы, картошкой или же каштанами, которые Леа, Руфь и Лаура собирали в лесах вблизи Ла-Реоли. Но как удавалось той выкручиваться? Тем более, что она никогда не хотела брать денег, говоря, что ей хватает жалованья медсестры. Леа в этом сомневалась, поскольку, помимо продуктов первой необходимости, Франсуаза часто приобретала то юбку, то блузку, то платок или даже пару туфель. Она и ей обещала достать их в кооперативе госпиталя.