– Где моя голова? Простите! Леа, представляю вам своего друга Ришара Шапона, главного редактора и директора "Маленькой Жиронды". Ришар, мадемуазель Дельмас.
– Здравствуйте, мадемуазель. Очарован встречей с вами, даже в такой скверной компании, – подмигнул он. – Не стесняйтесь, если я вам понадоблюсь, заглянуть ко мне. Был бы счастлив вам услужить.
– Спасибо, месье.
– До скорого, Маль.
– До скорого.
Молча закончили они обед. Постепенно зал опустел. Леа не привыкла так много пить, и у нее слегка кружилась голова.
– Давайте немного пройдемся.
На них обрушился тяжкий зной.
– Леа, когда я вас снова увижу?
– Не знаю. Вы в Париже, я здесь. Вы выглядите довольным, счастливым, я – нет.
– К чему мне вас обманывать, моя малышка? У меня бывают радости, но полного счастья я не знаю.
Строка из сонета Пьера де Ронсара (1524 – 1585) "Когда, старушкою, ты будешь прясть одна” (Перевод В. Левика).
Меня никогда не оставляет смутная и глубокая острая боль. В двадцать лет мне хотелось написать великолепную книгу; теперь я бы удовлетворился просто хорошей. Ибо эту книгу, Леа, я ношу в душе. Единственный труд, который я люблю, это труд писательский. И именно им мне никак не удается заняться. Меня все отвлекает и привлекает; я разбрасываюсь. Во мне жива жажда будущей славы, но нет "повседневного" честолюбия. Мне все быстро надоедает. Я люблю всех и никого, дождь и хорошую погоду, город и деревню. В глубине души меня гложет тоска по добру, чести и законам, о которых я никогда не заботился. Хотя меня бесит моя скверная репутация, я ей тешу свое тщеславие. Если мне что-то и вредит, так это то, что я не абсолютно порочен, а бываю великодушен до безобразия, впрочем, чаще из трусости, что я никогда не притворяюсь порочным лишь наполовину, что предпочитаю дурную компанию обществу лицемеров, которые не перестают талдычить о своей чести, хотя ее у них едва ли больше, чем у меня. Себя я не люблю, но желаю себе добра.
Последняя фраза рассмешила Леа.
– Убеждена, вы станете великим писателем.
– Что за важность! Посмотрим, может, меня и будут читать после моей смерти… Но я говорю только о себе, а мне интересны вы. Приезжайте в Париж, не оставайтесь здесь.
– Отец нуждается во мне.
– Как это здорово! – насмешливо проговорил он. – И какая вы замечательная дочь! Прекрасен этот дух семьи. Кстати о семье, вам бы надо сказать своему дядюшке-доминиканцу, что ему следует быть осторожнее. В своей статье я не буду излагать того, что обнаружил. Но другие вполне способны это сделать.
Они шли под руку. Леа остановилась и подняла на него сверкающие глаза.
– Спасибо, Рафаэль.
– Да за что? Я вам ничего не говорил. Вот там мы расстанемся, – произнес он, показывая на церковь Сент-Элали. – Если вы верующая, поставьте за меня свечу. До свидания, моя прекрасная подруга, не забывайте меня. А понадобится меня найти, пишите на книжный магазин Галлимара на бульваре Распай. Мне передадут.
Он поцеловал Леа с волнением, которого не пытался скрыть.
– Улица Сен-Женес совсем рядом.
В последний раз махнув рукой, Рафаэль удалился.
Леа зашла в церковь. После уличного зноя прохлада заставила ее зябко передернуть плечами. Бросив несколько монет в кружку для пожертвований, она машинально взяла свечу и зажгла ее. Со свечой в руке она направилась к статуе Святой Терезы от Младенца Иисуса, которую ее мать особенно почитала. Мама… она села перед алтарем и дала волю слезам… "Улица Сен-Женес совсем рядом"… Почему он это сказал? Что было особенного в названии этой улицы? Это название что-то ей напоминало, но что именно? Досадно, но она не в силах припомнить. По проходу прошли священник и монах. Дядя Адриан!… Улица Сен-Женес… ведь это адрес дяди Адриана, а точнее, монастыря Ордена доминиканцев. Теперь она понимала, почему Рафаэль проводил ее сюда. Требовалось предупредить дядю. И срочно.
В такую жару улица Сен-Женес была безлюдна. Дверь монастыря открылась сразу же.
– Чем могу быть вам полезен, мое дитя? – спросил очень старый монах.
– Я хотела бы поговорить со своим дядей, отцом Адрианом Дельмасом. Меня зовут Леа Дельмас.
– Отца Адриана нет уже несколько дней.
– Что случилось, брат Жорж? – спросил, входя в приемную, рослый монах с суровым лицом, выражение которого чуть смягчали пышные седые волосы.
– Мадемуазель Дельмас просит о встрече с отцом Адрианом.
– Здравствуйте, мое дитя. Вы, конечно, одна из дочерей Пьера Дельмаса? Я хорошо был знаком с вашей матушкой. Замечательная женщина. Господь даст вам силы перенести ваше горе!
– Спасибо, мой отец.
– Вашего дяди сейчас здесь нет, – сухо продолжал он. – Вы хотели сообщить ему что-то важное?
– Он должен…
Сама не зная почему, Леа остановилась.
– Он должен… что?
Почему не осмелилась Леа сообщить ему о цели своего прихода? Ее охватило необъяснимое недоверие.
– Я настоятель вашего дяди. Вы обязаны мне сказать, почему вы хотите с ним поговорить.
– Моему отцу нужно срочно его повидать, – торопливо произнесла она.
– По какому поводу?
– Об этом я ничего не знаю.
Настоятель холодно на нее посмотрел. Леа выдержала его взгляд, даже не моргнув.
– Как только он вернется, я сообщу ему о вашем посещении и о желании вашего отца. До свидания, мое дитя. Да благославит вас Бог!
На улице поднялся легкий ветерок, не принесший никакого облегчения. Леа чувствовала, что ее черное платье прилипло к телу. Как разыскать отца Адриана? И где младший лейтенант Валери? Разве не упоминал он о портовых доках? Но каких? Обескураженная Леа остановилась. Только Рафаэль мог бы ей помочь. С немалым трудом разыскала она улицу Шеверюс и восхитительный особняк, занимаемый редакцией "Маленькой Жиронды". Ей сообщили, что Маль только что выехал в Париж.
– Кто спрашивает этого прохвоста? – услышала Леа голос из соседней комнаты.
– Мадемуазель, господин директор.
– Мадемуазель? К Малю? Чего не бывает на этом свете! Пусть войдет.
Леа неохотно вошла. Никого.
– Я здесь. Только что уронил стопку книг.
Голос доносился из-под стола, заваленного грудами газет, книг, писем, папок. Леа наклонилась.
– Да это же мадемуазель Дельмас! Минутку, и я в вашем распоряжении.
С трудом удерживая книги в руках, Ришар Шапон выпрямился. В комнате не оставалось уже свободного места, и, отказавшись от мысли положить книги на стол, он свалил свой груз в кресло.
– Вы разыскивали Маля? Он уехал. Удивляюсь, что очаровательная девушка из прекрасной бордоской семьи встречается с подобным типом. Наверное, таковы уж современные нравы. Не могу ли я его заменить?
– Как можно найти способ покинуть Францию? – решилась она.
На лице Ришара Шапона читалось глубочайшее удивление. На мгновение его сменило выражение беспокойства. Медленно подошел он к двери, чтобы ее закрыть.
– И с таким вопросом вы хотели обратиться к Малю?
Леа сообразила, что ее ответ должен быть осторожен, и приняла свой самый невинный вид.
– Раз он журналист, я думала, он должен бы знать, насколько это возможно.
– Все возможно, но меня поражает такой вопрос из уст молоденькой девушки. Вы знаете кого-то, кто хотел бы покинуть Францию?
– Никого, мне просто хотелось бы знать.
– Мадемуазель, вы еще очень юны и очень не осведомлены, но должны бы знать, что в нынешних обстоятельствах некоторые вопросы не задаются "просто так".
– Ну что же, больше не будем об этом говорить, – произнесла она подчеркнуто вежливо. – Огорчена, что обеспокоила вас.
– Дорогая мадемуазель, о чем вы? – тоном светского льва возразил Шапон. – Это серьезно? – задерживая ее руку, протянутую к дверной ручке, выдохнул он.
– Нет, – вполголоса ответила она. И, тут же передумав, добавила: – Не могли бы вы дать знать моему дяде отцу Адриану, чтобы он был осторожнее?
– Доминиканцу?
– Да.
– Не тревожьтесь, будет сделано.