– Мадемуазель, вам не понравилось? Не хотите ли что-то другое?

– Нет, все было очень хорошо. Дайте мне счет.

– Хорошо, месье.

– Налей мне выпить.

Сдерживая напряжение, переполненная глубоким отчаянием, Леа не спеша выпила.

– О чем ты хотел меня попросить?

– К чему говорить об этом? Ты все равно не согласишься.

– Позволь мне судить самой. Так о чем речь?

Лоран со вздохом ответил:

– Я бы хотел, чтобы ты приглядела за Камиллой. Доктор опасается тяжелого течения беременности и настаивает на том, чтобы она до родов соблюдала постельный режим.

– Как это мило вспомнить обо мне! – с иронией произнесла Леа. – Неужели нет никого, кто мог бы о ней позаботиться?

– Нет. У нее был брат, но теперь остались только отец да я.

– Почему бы не отправить ее в Белые Скалы?

– Врач боится дорожных осложнений.

– А ты сам не боишься оставлять твою драгоценную беременную женушку на руках ее соперницы, уж не говоря о немцах, которые, если верить тебе и твоему дружку Тавернье, очень скоро будут в Париже?

Лоран закрыл лицо руками. Этот жест отчаяния взволновал Леа, но она не смогла сдержать улыбки, видя, как держит себя ее возлюбленный.

– Ну, хорошо. Я позабочусь о твоей семье.

Лоран недоверчиво поднял на нее глаза, в которых стояли слезы.

– Так ты согласна?

– Я же говорю тебе. Но не думай так дешево от меня отделаться. Я тебя люблю и сделаю все, чтобы ты забыл Камиллу.

И через восемь дней после отъезда Лорана Леа все еще не могла понять, какому порыву поддалась. Когда, уступая настойчивым приглашениям, она, наконец решилась, оказанный ей Камиллой сердечный прием был просто невыносим.

Камилла лежала в постели в своей комнате. При появлении Леа хотела подняться, но ее остановило головокружение. Она протянула к гостье свои похудевшие руки.

– Дорогая, я счастлива тебя видеть.

Леа присела на краешек кровати и, несмотря на отвращение, не могла не ответить на поцелуй. Со злобным удовлетворением заметила она, как скверно выглядит молодая женщина, какие круги у нее под глазами.

– Лоран рассказал тебе о ребенке? – покраснев, спросила она, сжимая в горячих ладонях нехотя оставленную ей руку.

Леа молча кивнула.

– Он сказал, что ты согласилась присмотреть за мной. Как мне тебя благодарить? Ты так добра. После отъезда Лорана я чувствую себя совершенно одинокой. Если перестаю о нем думать, то сразу же вспоминаю бедного, так глупо погибшего брата. Трепещу за ребенка, которого ношу… Мне в этом стыдно признаться, но тебе-то я все могу сказать, не так ли? Я боюсь, ужасно боюсь боли и боюсь умереть.

– Не будь дурой. Никто не умирает, производя на свет ребенка.

– То же самое мне говорит и врач, но я чувствую себя такой слабой. Ты пышешь здоровьем и силой… Тебе меня не понять.

– От стенаний тебе лучше не станет, – в раздражении остановила се Леа.

– Ты права, извини.

– Есть известия от Лорана?

– Да, у него все хорошо. На фронте тихо. Он не знает, чем занять своих людей, которые скучают и убивают время за картами и вином. Единственная его радость – это лошади, к которым он снова вернулся. В последнем письме он подробно описал Дикарку, Мальчугана, Спешитихо и Таинственного.

В дверь постучали – горничная сообщила о приходе врача. Леа воспользовалась его появлением, чтобы распрощаться, пообещав вернуться завтра.

На следующий день Леа, верная данному обещанию, снова отправилась повидать Камиллу. Погода стояла замечательная. На тротуарах, на террасах кафе Сен-Жерменского предместья было людно, словно все парижане вышли на прогулку. На углу улицы Бак и Сен-Жерменского бульвара образовалась огромная пробка. Скорее от веселья и желания пошуметь, чем от нетерпения клаксоны автомашин гудели не переставая. Если бы не довольно большое количество солдат и офицеров, никто бы не подумал, что страна воюет.

Проходя мимо книжного магазина "Галлимар" на бульваре Распай, Леа решила туда заглянуть, чтобы купить Камилле книгу. Совершенно не представляя литературных вкусов приятельницы, она в растерянности остановилась перед рядами выставленных книг.

– Не могу ли я вам помочь, мадемуазель?

Обратившийся к ней мужчина был одет в элегантный серый костюм, высок ростом, с круглым, чуть полноватым лицом, с ярко-синими глазами под густыми длинными ресницами, придававшими его взгляду нечто женственное. У него был сочный, хорошо очерченный рот. Машинально мужчина поправил желтую в зеленый горошек бабочку. Приняв его за книготорговца, Леа ответила:

– Благодарю за предложение. Для больной подруги ищу нечто такое, что может ее развлечь. Но не знаю, что ей нравится.

– Возьмите для нее вот эту книгу. Она наверняка ей понравится.

– "Школа покойников"… Луи-Фердинан Селин… Вы думаете? Выглядит она несколько зловеще.

– Очевидно, – заметил мужчина, с трудом сдерживая насмешливую улыбку. – Селин – самый подходящий автор для человека в подавленном настроении. Читать его легко, стиль неподражаем, а рассуждения, одновременно комичные и возвышенные, ставят его в первый ряд писателей нашего времени.

– Благодарю вас, месье. Беру эту книгу. Сколько я вам должна?

– Не знаю. Кассирша вам скажет. Извините меня, мне пора идти.

Взяв со стола серую фетровую шляпу, он, уходя, поклонился Леа.

– Вы берете эту книгу, мадемуазель? – спросила продавщица.

– Да, мне ее порекомендовал только что вышедший господин. Она хорошая?

– Если вам се посоветовал месье Рафаэль Маль, значит, да, – с широкой улыбкой поддакнула продавщица.

– Он управляющий магазина?

– О нет. Месье Маль – один из самых постоянных наших покупателей. Очень образованный человек, знающий, как никто, современную литературу.

– А чем он занимается?

– Точно никто не знает. У него то много денег, а то он занимает направо и налево. Он интересуется картинами, предметами искусства, вроде бы еще и старыми изданиями. Он еще и писатель. В издательстве "Н.Р.Ф" у него вышли две книги. Их заметили.

Рассчитавшись, Леа вышла. Странное впечатление оставила у нее эта встреча. Со свертком в руке она пошла по бульвару Распай.

Леа уже подходила к дому Камиллы, когда оттуда вышел мужчина. Она сразу же узнала Тавернье.

– Что вам здесь понадобилось?

Сняв шляпу, он ответил:

– Я наносил визит мадам д’Аржила.

– Не думаю, что это доставило ей удовольствие.

– Вы ошибаетесь, дорогая. Она чрезвычайно дорожит моим обществом. Меня же находит забавным.

– Меня это не удивляет. Вечно она ошибается в людях.

– Не во всех, лишь в некоторых… вроде вас, – произнес он задумчиво.

– Что вы этим хотите сказать?

– Она вас не воспринимает такой, какая вы есть на самом деле. И вас любит.

Леа пожала плечами, будто говоря: "А мне какое дело?"

– Да-да! Она любит женщину, которая пытается увести у нее мужа. Ведь в этом вы поклялись в своей очаровательной головке?

Леа вспыхнула, но сумела подавить свой гнев. С невинной улыбкой она ответила:

– Как только вы можете говорить подобные ужасы! Я уже давно все позабыла. Лоран для меня сейчас только друг, в момент отъезда, доверивший мне свою жену.

– Не похоже, что это вас развлечет.

Леа разразилась молодым откровенным смехом.

– Вот тут вы правы. Камиллу интересуют лишь скучные вещи.

– Ну а вас?

– У меня есть желание все узнать, все увидеть. Не будь моих тетушек, следящих за каждым моим шагом, и не будь войны, забравшей всех молодых парней, я бы каждый вечер ужинала в роскошных ресторанах, танцевала в кабаре, часами просиживала в барах.

– Какая чудесная программа! А что вы скажете, если я заеду за вами к семи часам? Сначала отправимся выпить по рюмочке, затем в мюзик-холл, потом поужинаем в каком-нибудь модном уголке, а в завершение потанцуем в кабаре или послушаем русские песни.

При этом перечислении удовольствий глаза Леа расширились, как у ребенка на его первом рождественском празднике. Этот дерзкий характер, жажда жизни и откровенная чувственность так ему нравились, что Тавернье пришлось сделать над собой сверхчеловеческое усилие, чтобы не заключить ее в объятия!