– Спасибо, Лоран.

Такой радости ждала она от этой встречи, а все обернулось скукой, сделавшей ее несправедливой даже к своему возлюбленному.

Прошло две недели, и все это время Леа почти каждый день виделась с Лораном. К несчастью, никогда наедине. Ради нескольких мгновений рядом с ним она смирялась с присутствием Камиллы, чья любезность была ей все более и более отвратительна. В редкие минуты объективности и хорошего настроения она признавала, что Камилла менее скучна, чем большинство женщин, и не жалеет сил, чтобы ее развлечь. Разве не соглашалась Камилла при всей робости перед условностями сопровождать ее в кино и театры? И это – несмотря на траур! У Леа стояло перед глазами, как та, сняв со шляпки длинную черную вуаль из крепа, медленно сворачивала ее, причем сама эта медлительность красноречивее слов говорила о ее горе. Она это сделала, чтобы ей понравиться, после того, как Леа заявила, что ей надоело выходить в город вместе с вдовой: у нее портится настроение, ее тошнит…

Однажды утром Пьер Дельмас зашел в комнату дочери, завтракавшей в постели.

– Здравствуй, дорогая. Ты довольна своим пребыванием в Париже?

– Ох, да, папа! Хотя и забавляться не забавлялась.

– Что ты имеешь в виду, говоря, что "не забавлялась"? Ты каждый день выходишь, побывала в музеях, универсальных магазинах, плавала на лодке в Булонском лесу. Чего еще тебе не хватает?

– Мне бы хотелось сходить на танцы, побывать в "Фоли-Бержер", ну, развлечься.

– Ты понимаешь, что говоришь? Четыре месяца назад погиб твой жених, а ты думаешь только о танцах. Неужели у тебя нет сердца?

– Погиб он не по моей вине.

– Леа, ты переходишь всякие границы. Никогда не верил, что ты влюблена в беднягу Клода, но, право, ты меня разочаровываешь.

Словно пощечина, задел Леа презрительный тон отца. Внезапно ощутив себя такой несчастной, такой непонятой и одновременно такой незащищенной, она разрыдалась.

Пьер Дельмас был способен вынести все, но только не слезы любимой дочери.

– Малышка моя, это ерунда, пустяки. Понимаю, как тяжело в твоем возрасте лишать себя удовольствий. Вернемся домой, с нами будет мама, мы возобновим наши прогулки…

– Не хочу возвращаться в Монтийяк.

– Почему, если ты скучаешь в Париже?

Леа не отвечала.

– Дорогая моя, ответь же.

Прекрасно зная, что при виде ее слез он сделает все, что ей будет угодно, она подняла к отцу заплаканное лицо.

– Я хотела бы записаться в Сорбонне на курс литературы, – едва слышно сказала она.

Пьер Дельмас с удивлением на нее посмотрел.

– Что за странная мысль! В другое время не сказал бы "нет". А ты не забыла, что идет война?

– И вовсе не странная. Туда ходят и Камилла, и многие ее приятельницы. Ну а война еще не у нас на дворе. Пожалуйста, скажи "да", папочка.

– Мне надо посоветоваться с твоей матерью и спросить у тетушек, согласятся ли они тебя приютить, – сказал Пьер Дельмас, пытаясь оттолкнуть осыпающую его поцелуями дочь.

– Позвони маме. Тетушками я займусь сама, – сказала она, соскакивая с постели. – К тому же, – добавила она, – Камилла приглашает меня к себе, если возникнет хоть малейшая проблема.

– Вижу, мне предстоит иметь дело с настоящим заговором. Куда ты идешь сегодня?

– Еще не знаю. Мне должна позвонить Камилла. А ты чем будешь занят?

– У меня встреча и деловой обед.

– Не забудь, вечером мы ужинаем у Лорана. Он хотел бы познакомить с нами кое-кого из своих друзей.

– Не забуду. До вечера.

– До вечера. И не забудь позвонить маме!

Едва дверь захлопнулась, как Леа пустилась в пляс. Она была уверена в том, что добьется от отца того, о чем только что его попросила. Итак, она перешла в наступление. Накануне она сказала Камилле, что намерена сделать несколько покупок, а своим теткам – что обедает с Камиллой. Как хорошо быть свободной, иметь целый день в своем распоряжении! Как удачно, что стоит замечательная погода! Она сможет обновить миленький костюмчик, который тайком приобрела в той шикарной лавке в предместье Сент-Оноре. Со шляпкой, сумочкой, туфлями и перчатками. Ухлопала все свои сбережения. Напевая, она двинулась в ванную комнату. Ее широкий белый халат, в который она завернулась, выходя оттуда, так благоухал духами "После дождя", что проходившая мимо Альбертина осведомилась, не опрокинула ли Леа флакон.

Скоро одиннадцать. Если она намерена успеть в военное министерство к полудню, ей следует поторапливаться. Она быстро оделась. При прикосновении к бледно-розовому шелку блузки Леа вздрогнула от удовольствия. Ей чудесно шла и юбка из тяжелого черного крепа. Костюм великолепно подчеркивал тонкость талии. На взбитых волосах она укрепила одну из тех изумительных шляпок, что находят только в Париже, нечто вроде крошечного барабанчика из черной соломки, скромно украшенного розовыми цветочками и вуалью. Этот чуть строгий туалет не старил Леа, но удовлетворял ее желание выглядеть дамой; его дополняли лодочки на высоком каблуке, перчатки из мягчайшей кожи и крошечный в тон шляпке платочек в нагрудном кармашке. Прежде чем выйти из дома – последний взгляд, чтобы проверить шов на чулках и общее впечатление; ей так понравился отраженный зеркалом шкафа образ, что она, радостная от счастья, ему улыбнулась.

Теперь требовалось улизнуть не замеченной тетушками или Эстеллой, которые не преминули бы заметить, что девушке в трауре неуместно носить розовые цветы на шляпке.

За спиной Леа в доме на Университетской захлопнулись ворота. Она вздохнула с облегчением. Зябко дрожа, свернула в сторону Сен-Жерменского бульвара, чтобы поймать такси. Как холодно! Солнце обманывало, вернулась зима. К счастью, правительство позволило топить до 15 апреля!

В сопровождении восхищенных взглядов мужчин и часто завистливых – женщин ей пришлось дойти до Сен-Жермен-де-Пре, прежде чем она сумела найти такси. На стоянке водители, опершись спинами о свои машины и покуривая либо притопывая ногами, чтобы согреться, подставляли лица солнцу. Леа села в первую машину. За рулем устроился еще молодой мужчина в невероятной клетчатой кепке.

– Куда едем, весеннее черненькое солнышко?

– Пожалуйста, в военное министерство.

– Пусть будет министерство.

Леа подошла к посыльному.

– Я хотела бы видеть лейтенанта д'Аржила.

– Вам назначена встреча?

– Да, – смущенно пробормотала она под впечатлением от места, где, словно в зале ожидания вокзала, перемешались солдаты и офицеры всех родов войск.

– Леа, что ты здесь делаешь?

– Мадемуазель говорит, что у нее назначена встреча с вами.

Лоран поднял брови, но, заметив виноватый вид Леа, увлек ее за собой, сказав:

– Это верно. – И обращаясь к Леа: – Что случилось? Ничего серьезного?

– Нет, мне просто захотелось тебя повидать, – ответила она, искоса на него поглядывая. – И с тобой пообедать, – быстренько добавила она.

– Вот это прекрасная мысль. К счастью, я как раз свободен. Зайдем в мой кабинет. Я позвоню Камилле, чтобы она знала, где нас найти.

– Нет, не надо! – воскликнула Леа.

Лоран удивленно посмотрел на нее, и она продолжала более мягко:

– Сейчас Камилла занята и не может с нами пообедать: ей еще надо многое купить к сегодняшнему вечеру.

– Верно, я и забыл о приеме. Где бы ты хотела пообедать?

– В самом шикарном месте.

– Согласен, – засмеялся он. – Что ты скажешь о "Максиме"?

– Замечательно.

Министерский шофер высадил их на Королевской улице. Со своей привычной вежливостью их встретил метрдотель Альбер.

– Столик месье д'Аржила.

При появлении Леа поднялось немало голов. Под розовой шелковой блузкой ее сердечко отчаянно билось. Усевшись, она оглянулась по сторонам, не пытаясь скрыть своего любопытства и удовольствия находиться в одном из самых прославленных ресторанов мира. Все казалось ей необыкновенным: цветы в серебряных вазах, фарфор, хрусталь, быстрое и бесшумное обслуживание, зеркала, до бесконечности отражавшие розовый свет из-под абажуров, драгоценности женщин, их шляпки, кружево гардин, красный цвет бархата на темном дереве стенных панелей. Здесь все дышало роскошью; война была далеко.