Не доезжая до города, она зашла к своим друзьям и оставила у них Ласточку. Она попросила спрятать ее от чужих глаз и сказала, что скоро вернется. Потом она раздобыла большую бельевую корзину, поставила ее себе на голову и пошла в форт Корнуоллис.

Соображала матушка Кэт хорошо, и язык у нее был подвешен неплохо. Она прямиком направилась к офицеру, командовавшему фортом, и сказала, что хочет подработать стиркой и охотно взялась бы стирать господам офицерам простыни и рубашки.

— А ты разве умеешь гладить как надо наши блузы с оборками? — спросил офицер.

— Я все умею! — сказала матушка Кэт. — Даже на деревья лазить не хуже кошки. А уж рубашки с оборками никто лучше меня не гладит во всей Джорджии. Вот увидите, в моих руках они станут как новые.

Офицеру понравилось ее открытое лицо, широкая улыбка и живая смекалка.

— Если ты такая мастерица, как же случилось, что ты ищешь работу?

— Плоха пчела, которая дает меньше меду, чем может.

— Так, стало быть, ты хорошо гладишь рубашки с оборками?

— Хвастаться не хочу, но так оно и есть. Хоть сладко петь ворона не умеет, но уж никто не скажет, что от нее мало шуму.

Офицер улыбнулся в ответ. Не так-то, легко было найги женщину, которая умела хорошо гладить офицерские рубашки с рюшами и оборками.

Матушке Кэт доверили работу, какую она просила, и она справилась с ней отлично. Каждый день она являлась в форт со своей большой бельевой корзиной, забирала грязные рубашки и каждый вечер возвращала их чистыми и отглаженными.

Кэт нравилась всем, потому что любила пошутить и посмеяться. Она постаралась свести дружбу со всеми солдатами форта, даже с теми, кто охранял вход в тюрьму. И вскоре входила и выходила из тюрьмы так же просто, как из своего дома.

Генерал Худ тут же узнал ее, но она вовремя бросила на него предупреждающий взгляд, чтобы он этого не показал.

Однажды как бы в шутку она сказала генералу Худу в присутствии стражника:

— Я могу и вам стирать рубашки, масса Худ, пока вы сидите тут в тюрьме, если, конечно, хотите.

— Хочу, и очень даже, голубушка, — сказал генерал. — И с удовольствием заплачу тебе за это.

— Пока не получите разрешения от генерала Брауна, это воспрещается, — вмешался стражник.

— Ну, разрешение получить нетрудно, не труднее, чем белке разгрызть орех, — улыбаясь, сказала Кэт.

Через несколько дней она принесла генералу Брауну его рубашки с оборками и рюшами, которые отгладила с особым тщанием. Он был очень доволен и похвалил ее за прекрасную работу.

Лицо матушки Кэт так и светилось гордостью. Она поблагодарила и сказала:

— Генерал, тот узник, которого вы держите в тюрьме и собираетесь скоро казнить, просил меня постирать рубашки. Вы не возражаете? Он говорит, что заплатит. А руки у меня загребущие и, если вложить в них побольше пенсов, получатся золотые гинеи.

Генерал Браун рассмеялся шутке и заметил:

— Ну что ж, он в надежных руках и, думаю, долго носить рубашки ему не придется. Можешь постирать для него, если хочешь. Пусть отправится в последний путь в чистой рубашке.

С того дня матушка Кэт стала часто видеться с генералом Худом, и когда они остались вдвоем, она рассказала ему про свой план. Он только покачал головой, считая, что все это неосуществимо. Однако матушка Кэт не сомневалась в удаче, а поскольку для генерала это была единственная возможность спасти жизнь, он согласился. Как говорится, утопающий хватается и за соломинку.

Вскоре после этого смелая заговорщица узнала, что генерала собираются расстрелять через несколько дней.

Она тут же кинулась в тюрьму.

— Вы слышали колокольный звон, генерал? — спросила она его. — Это в церкви поблизости. — А потом шепотом добавила: — Завтра, когда я принесу вам рубашки, будьте готовы.

На другой день матушка Кэт пришла в форт уже к вечеру. Она раздала британским офицерам выглаженное белье, забрала то, что надо было стирать, и по дороге заглянула в тюрьму, чтобы отдать генералу Худу и его вещи.

Уже стемнело, и в камере они оказались вдвоем. Кэт вытряхнула из корзины все грязное белье и, поставив ее на пол, сказала:

— Скорей, масса Худ, ложитесь в корзину и свернитесь клубком, точно щенок!

— Ну, что ты! Тебе не донести. Я тяжелый.

— Какой вы тяжелый? Для мужчины вы не крупный, только ум у вас большой. Ну, а я и женщина рослая, и голова у меня сильная. Быстрей залезайте в корзину.

Она была права. Генерал Худ прекрасно уместился в корзине. Матушка Кэт набросала сверху белье, обеими руками подняла с полу корзину и поставила себе на голову. Придерживая корзину за край, она не спеша вышла из камеры, как делала уже не раз.

В дверях стоял стражник.

— Ох, и тяжелая у меня сегодня корзина, — пожаловалась она молодому солдату.

— С тех пор, как ты стала сюда ходить, наши офицеры готовы менять рубашки хоть каждый день, — посочувствовал ей солдат.

— Чем больше, тем лучше, лишь бы платили! — сказала матушка Кэт. — Я уж подумываю, не поднять ли мне цену.

— Только не для нас, бедных солдат.

— Да что мне с вас брать-то? Нет уж, с офицеров мне идет урожай золотыми, а с вас — жалкими медяками. Ими не разживешься!

Солдату понравился ее ответ, и он свободно выпустил ее из тюрьмы и проводил за ворота, как делал это каждый день. Сначала она шла спокойно, не торопясь, но как только форт за её спиной скрылся за деревьями и часовые ей были больше не страшны, матушка Кэт опустила корзину на землю и генерал Худ вылез из нее. Было уже совсем темно.

— Спрячьтесь за деревьями, мой господин, и подождите меня здесь. Я велела прислать из ваших конюшен Серебряную Подкову. Сама я прискакала сюда на Ласточке. На таких прекрасных лошадях нас никто не догонит. Я сейчас схожу за ними.

Она скрылась в темноте, и не успел генерал и глазом моргнуть, как она вернулась с конями. Генерал Худ вскочил верхом на Серебряную Подкову, а матушка Кэт — на Ласточку, Кони взвились точно молнии и вмиг долетели до плантации.

Все очень радовались, что побег удался, и хвалили матушку Кэт, и благодарили ее. В честь генерала Худа и матушки Кэт устроили настоящий пир. И в честь Серебряной Подковы и Ласточки, разумеется, тоже.

Однако война продолжалась. И генерал Худ снова был в гуще сражений. Он вел своих солдат в бой, не ведая ни страха, ни сомнений. Но пули не знают пощады, и в одном трудном бою он был дважды ранен. Второй раз — в ногу.

Дела у американцев складывались не очень-то удачно. В Северную Каролину прибыл генерал Грин, и теперь он вел американских солдат. Генерал Худ чувствовал себя несчастным оттого, что ему приходилось отсиживаться дома и из-за ранения бездействовать.

Однажды на плантацию Худа явился солдат. Он шел от генерала Элиджа Кларка из штата Джорджия с донесениями к генералу Грину. Как на грех, на плантации Худа не было ни души. А сам генерал Худ еще не мог двигаться. Он был просто в отчаянии. Ни одного мужчины не осталось в его владениях, все ушли на войну.

Плантация Худа соседствовала с плантацией Гобсонов. Ею занималась сама госпожа Гобсон, на Юге для женщины это было дело обычное. Эгнес Гобсон была славной женщиной. Она прекрасно знала толк в лошадях и очень любила животных. Она была женщина сильная, отважная и настоящая патриотка.

Когда она узнала, какие трудности у генерала Худа, она тут же пришла к нему и предложила отвезти донесение.

— Только для этого мне потребуется Ласточка, — сказала она.

— Нет, нет, госпожа Гобсон, — сказал генерал Худ, — поездка предстоит долгая и очень опасная. Даже дюжий мужчина может не выдержать.

— Я ничего не боюсь, — сказала госпожа Гобсон, — и могу не слезать с лошади хоть несколько дней подряд. А Ласточке, я знаю, можно довериться. Это самая быстрая лошадь во всей Джорджии.

— Но ведь вы леди! — сказал генерал.